Мировая поэзия. Том четвёртый

всех очертаний родины
и своего захолустья,
мне стало грустно вроде бы.
река всегда вытекает из устья.

Вот свет стремится во тьму
и если жизнь уже испорчена,
то только потому,
что она расчленена.
Я в пространстве своём захлопнул засов,
хотя я не призрак и не вымысел сна,
покинул державу дремучих лесов,
свой адрес изменил, когда наступила весна.

Моя судьба устремилась в старость пешком.
Я свой век доживу там, где короче верста,
где настоящее пролетит кувырком.
Я уверен, там для меня существуют места.
Лишь только земля
в состоянии твой образ жизни понять,
она имеет облик нуля,
может приютить и без эмоций обнять.
Новые очертания и климат иной,
изменили мое сознание,
восхищаться той стороной,
где смысл жизни лишь выживание.
Самое постоянное при взгляде наверх
луна, похожая на лысину —
еврея, произносящего «эр»,
как дребезжащую струну.

Я не распространяю мысли о быте,
просто долго находился в затмении,
в умопомрачении, на другой орбите,
где наблюдал замедление времени.
После того, как число оставил в уме,
империя поделила меня на нуль,
я подумал, что меня не увидеть извне
и затаился, как дорожный патруль.

Глухая родина никогда на ослепнет,
её взгляды, как евклидовы параллели,
оттого наша любовь необратимо меркнет,
не пересекаясь в точке наших целей.
Всё чаще ночами хранил бессонницу,
в молодости время прожигал, как сигарету,
постоянно слышал, как удалялась конница,
поэтому день хотел растянуть до рассвета.

Постоянно седлал своего коня,
плёткой хлестал его вскачь,
гоню без остановки до заката дня,
чтоб не слышать детский плач.
За несколько часов можно облететь меридиан.
На прожитую жизнь не смотрю превратно,
она неизбежно истекает во временной океан,
только мгновение доступно и понятно.
Там, где ветер бризом обжигает фас,
а гром рокочет набатом,
слёзы дождём кропят из глаз,
другая Родина встречает Шаббатом.
Город на высоком берегу,
который обнимает водяную гладь.
Дочь моря название ему
дали, чтобы юность оправдать.

Дедушка по имени Яффа
за левую руку держит Бат-Ям.
Ему знакома пятая графа
и посошок репатрианта во сто грамм.
Подарила обетованная земля
надёжный фундамент свободы.
Расправил крылья от небытия
бродяга переживший невзгоды.

Здесь кровь перемешалась
союзной группы прошлых лет,
а русский ген, упорно повторяясь,
изменил слегка менталитет.
Тут в местной церкви наши свечи
уже не коптят из воска.
Шалом звучит при каждой встрече,
а с потолка не сыпется извёстка.

Там дороги все ведут к пескам в пустыне,
земля даёт там два урожая в год
и нет совсем евреев в Палестине,
зато «Хаву нагилу» весь народ поёт.
На флагах нет средств производства,
ворчать на все свои законы,
считают тут манерой «жлобства»
и здесь не целуют иконы.
Вот когда Шаббатные свечи,
освещают всем идущим дорогу,
тогда на иврите и русской речью
безмолвно произносят «Слава Богу».
И в каждом звуке предков языка,
я не нашёл к себе презрения.
Здесь безопасно жить наверняка
под флагом треугольного сплочения.