Чтобы легализовать посещение крутого заведения, пришлось врать Юльке. Версия, будто сертификат задарил Кобылянскому подшефный коммерс, а лентяй Феликс толкнул его Андрею за бутылку «Гжелки», то есть даром, вышла убедительной. После знакомства с Ингой убойщику систематически приходилось обманывать жену.
В «Спарту» он действительно не заглядывал давненько. Слишком пафосным казался открытый москвичами клуб в сравнении с тренажеркой политеха, где Рязанцев занимался много лет. Большинство клиентуры фитнес-центра приходило туда, чтобы поколотить друг перед дружкой понты. Вдобавок Андрею не хотелось лишний раз светиться возле Стрельниковой. Удивительно, что Юльке до сих пор не настучали про их шашни.
– Завтра в восемь, – отступать было поздно, да и глупо: «бабки» с неба не свалятся.
Адвокатесса оглянулась, не прилип ли кто из ее коллег к окну, сделала шажок вперед и легонько огладила пах любовника.
– Умира-аю от желания! Мур-мурр…
Рязанцев молниеносно возбудился. Усмиряя зов плоти, он сдавленно прорычал. Эта женщина сводила его с ума. Если поманит пальцем, трудно будет не побежать за ней, виляя хвостиком.
Удерживал долг перед сыном. Андрей знал, что такое расти без отца. Когда ему было двенадцать, батя разбился на мотоцикле. Дальше матушка тащила их с брательником в одиночку.
13
24 сентября 2007 года Понедельник
– Ого! – глянув на часы, убойщик встрепенулся.
Он опаздывал на встречу с ИОИ[63 - ИОИ – источник оперативной информации.].
Без колёс, как без рук. Обзавестись своими – несбыточная мечта. В обозримом будущем по крайней мере.
За подразделением числилась ВАЗ-2107 цвета баклажан с пробегом сто тысяч кэмэ. Водитель был закреплён с ППС.
Пока Рязанцев грел пузо на турецком курорте, у «семёры» полетели разом бензонасос и помпа. Тачку загнали в гараж. Водителя Серёжу отозвали в батальон.
Сутулов на проблему забил. Его вполне устраивала «Toyota Land Cruiser» Олежки Белобрагина.
Ничего не имел против «крузака» и Рязанцев, но молодой нынче в разгоне. По поручению следствия повёз на экспертизы вещдоки с последнего убийства. Кататься Олеже в кайф. Тудым-сюдым в область сгонял, полдня прошло. «Руль» с зарплатой опера управленческой структуры, плохо ли?
Пришлось добираться на троллейбусе. Когда у милиции отбирали бесплатный проезд на общественном транспорте, нечаянные расходы власть гарантировала компенсировать. Громкие обещания, как заведено в державе, остались пустышкой.
Сотрудники начали возбухать, многих служба заставляла мотаться по городу десять раз на дню, никакой зарплаты не напасёшься. Атмосфера накалялась, и начальство вынуждено было на своем уровне решать вопрос с директором УТТ, дядькой упёртым и вздорным. Не сразу, но нашли на перевозчика методы. В итоге теперь к милиционерам в форме кондукторы не пристают. Но, если едешь по гражданке, раскошеливайся, качать права бесполезняк.
Рязанцеву пилить до конечной, а потом еще пешочком. Хорошо, дождя нет.
Впереди завиднелось четырёхэтажное кирпичное здание, обнесённое изгородью. Справа от закрытых ворот торчала будка КПП.
Это специализированный дом-интернат для инвалидов и престарелых. Знаменитый дом призрения. Его жильцы, половина которых засиженные рецидивисты, на казённом языке именовались обеспечиваемыми.
Оставь надежды, всяк сюда входящий[64 - Цитата из «Божественной комедии» Данте Алигьери, заключительная фраза текста над вратами ада.], обязательно говорил Маштаков, когда они наведывались в эту глушь в связи с очередным кровавым происшествием.
Прощаться с надеждами Андрею не пришлось, потому как пункт «посещение социального учреждения» в его планах отсутствовал.
Проверившись, не следует ли кто в кильватере, опер вильнул по тропке к недострою на чётной стороне улицы. Дом имел заброшенный вид, при том что забор вокруг него был высокий, глухой и крепкий. Железная калитка также вызывала уважение. Рязанцев знал, что она должна быть открыта. Так и вышло. Он потянул дверь на себя и боком скользнул в образовавшийся проём.
На лавочке под яблоней сгорбился старик в плаще с капюшоном, накинутым на голову.
– Точность – вежливость королей, Андрюша, – молвил он с укоризной.
– Извини, Виктор Иваныч, – принимая правила игры, убойщик оказал уважение возрасту.
Человек в капюшоне оперся на клюшку и за несколько приёмов поднялся. Трудный маневр сопровождался кряхтеньем и хрустом в коленях.
– Портки драповые, кальсоны, плащишко… Это сколько ж на мне тряпья? А пяти минут хватило, чтоб почки заныли, – посетовал мужчина на контакт с напитавшимся дождевой влагой сиденьем, а заодно и на годы. – Воистину старость не радость, Андрюша.
По паспорту гр-н Сидельников В.И. вовсе не был престарелым. От установленного законом пенсионного возраста его отделяла пропасть в девять лет.
В заслуженные старцы он произвел себя своей властью, из следующей логики исходя: год строгача за три надо считать. А карцеры и шизняки[65 - Шизняк – штрафной изолятор в колонии, ШИЗО (жарг.)] – там день за пять идти должен! С правильной арифметикой на круг полвека трудового стажа…
Задача по устройству Витька в стационар поначалу всем казалась безнадёжной. Но это, без преувеличения, был единственный вариант спасения его многогрешной жизни.
Крайний раз откинувшись, Сидельников вернулся к разбитому корыту. Сожительница отказала ему в крыше над головой, не простив подлянки в отношении брата[66 - История проходит через романы М. Макарова «Эффект присутствия» и «Реверс».]. Мольбы Валюху не разжалобили, угрозы не испугали.
С полгода бедолага мыкался по корешам, таким же золоторотцам. В одном шаге находился от того, чтобы забомжевать и крякнуть под забором.
Выручила настырность. Два, а то и три раза на неделе Витёк соскребал себя с лежанки в узле теплотрассы и ковылял в милицию. Просачивался через кордоны, условным стуком стучался в двери розыскников, ныл о своих прежних заслугах. Челобитье имело резоны. Конфидент официально был «в корках»[67 - «В корках» – официально оформленный агент оперативной службы (проф. сленг).] под звучным псевдонимом «Космонавт».
МВД, однако, плевать на отработанный материал. Кто такой Витёк на текущий момент? Доходяга. Какой от него выхлоп? Нулевой. Ну, и идёт он лесом. Тем паче, что его прежние кураторы, влиятельный барин Птицын Вадим Львович и совестливый выпивоха Миха Маштаков, давно за бортом системы. Титов, лужёная глотка, от оперативной работы отошёл, вопросы не решает.
Витёк усыпил бдительность секретарши и ужом проскользнул в кабинет начальника КМ.
– Сан Саныч, я ведь такое знаю, – отчаяние сподвигло его на шантаж, – ежели чего, мало никому не покажется. Помните, как мы с вами хороводы вокруг мистера прокурора водили? В парке-то?
– Сядь! – начальственный перст указал на стул за приставкой.
– Сесть я всегда успею, – суеверная оговорка объяснялась издержками профессии. – С вашего дозволения я присяду.
Витёк опустился на самый краешек стула. Выпятил трубочкой синеватые губы, заскорузлые от въевшейся грязи руки сложил на коленях, демонстрируя полную лояльность.
Борзов озадачился. В кино попутавших берега горлохватов утилизируют как вторсырьё. Драматургия жизни куда сложнее.
Идея со специнтернатом стала итогом его философских раздумий. Воплотить замысел велено было Рязанцеву, это же он пригрел «воскресшего» агента, подарив тем самым ему надежду.
Начали с оформления инвалидности. Болячек у Витька было, как блох у шелудивого пса, но тянули они лишь на третью группу. Чтобы выправить вторую, пришлось подключать связи в мире эскулапов. Бюрократическая машина ржаво заскрипела. В итоге медико-социальная экспертиза признала артрит, осложненный перенесённым гепатитом, серьёзным нарушением опорно-двигательного аппарата.
Сан Саныч изначально поставил Рязанцеву условие: «Твой человек будет прикрывать объект от и до! На халяву пусть не надеется».
Дом-интернат – прибежище вышедших в тираж лиходеев. Убийства там случались регулярно, преобладали бытовые, примитивные. Гемор был в том, что старичьё – публика, упёртая идейно и хлипкая телесно, колоть «божьих одуванчиков» целая проблема. Резидент в серпентарии на Овражной много проблем мог решить.
В дни пенсий контингент нажирался до отключки. В коридорах, на лестничных маршах, а летом и на улице, начиная от ворот, валялись тела обеспечиваемых. Персонал через них равнодушно перешагивал.
Так и хотелось повторить за пушкинским богатырём Русланом: «О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями?»
На полном пансионе Витёк воспрянул духом. Здоровое питание, медобслуживание, режим и гигиена делали свое дело.
Когда он сбривал сивую щетину, вставлял зубные протезы и переставал прикидываться умирающим, то молодел на верных десять лет. Метаморфоза случалась, если того требовал сюжет.