Прощай, страна чудес

– Брось, старшина, – примирительно сказал Казюков, застёгиваясь. – Мы тут не на параде. Подворотничок успею подшить до отбоя.

Смоляков не унимался:

– Распустились! Совсем забыли дисциплину, говнюки! Казюков не выдержал:

– Да ты на себя посмотри! Залил глаза и стоишь как шут гороховый!

Лицо Смолякова стало наливаться краснотой.

– Да ты знаешь, кто я такой? Меня вся армия знает. Ты знаешь, сколько я совершил прыжков? А ты… Ты бы там сразу умер со страху. Не казюк ты, а кизяк. Тульский самоварник!

Казюков взорвался:

– Ах ты маненечка! – и коротким взмахом влепил плюху в пьяную физиономию Смолякова.

Тот покачнулся, но не упал. Потом растерянно похлопал глазами и молча удалился.

Наутро о случившемся никто не вспоминал. Не могли сержанты жаловаться капитану! Сами затеяли этот пьяный базар, сами были и виноваты.

В последних числах августа жарким солнечным утром колонне приказали сниматься с места и следовать в другой совхоз, в соседний район.

Пришли машины. Солдаты начали снимать палатки и грузить военное имущество. Трудясь, они переговаривались между собой:

– Слишком много нас сюда нагнали. Так много, что не знают, куда приткнуть и чем занять.

К полудню погрузка была закончена. Можно было отправляться в путь.

Прощай, захолустный, забытый богом уголок! Скоро отдохнешь от нас и вернёшься в своё естественное состояние. Порубленный лозняк снова вырастет, и вода в прудике осветлится. Влага из него будет проникать в колодец низины, отфильтрованная пластами глины и песка. Место, где стояли палатки, зарастёт травой.

Солдаты заняли места в кузовах грузовых машин. Капитан пошёл прощаться с жителями дома. Они с утра до позднего вечера пропадали на работе, на центральной усадьбе. Но в этот час в доме кто-то был.

Капитан вернулся, заведённые моторы машин работали на малом ходу. До отправления оставались секунды.

Вдруг со стороны сарая донёсся какой-то треск. Все головы повернулись туда. На глазах у всех крыша сарая начала проседать и, ускоряя падение, с шумом рухнула. Полетели осколки шифера, и над стенами сарая поднялась туча белёсой пыли.

Все изумлённо молчали. Наверное, капитану эта картина напомнила купол парашюта, оседающий на землю в момент приземления десантника.

Первым очнулся парторг совхоза, приехавший провожать колонну. Он, старый вояка, лишь недавно снявший военную форму, всё понял сразу.

Он сказал капитану:

– Твои ребята, Сергей Лукьяныч, время тут зря не теряли!

Капитан промолчал. Он мог бы возразить: «Дрова-то вы мне обещали, да так и не привезли!» Но препираться теперь было поздно и бесполезно.

Колонна двинулась в путь.

Когда скрылось из глаз покинутое обжитое место, солдаты, кто с досадой, а кто с усмешкой, заговорили:

– Какой коварный сарай! Не мог потерпеть несколько минут, рухнул в самый неподходящий момент!

А и то сказать, всё дело шло к этому. Дни шли за днями, завтраки-обеды-ужины выдавались вовремя. Никто не задумывался, какой ценой это достаётся. Кухонные наряды, выломав стропильные балки через одну, начали выламывать их подряд. Крах сарая был неизбежен.

По накатанным грунтовым, а кое-где по каменистым дорогам колонна долго ехала в северном направлении. Местность, в которую она приехала, разительно отличалась от прежней. Здесь было обилие лиственных лесов, перемежаемых хвойными. Леса покрывали равнину и взбирались на склоны сопок, состоящих из глыб дряхлого от старости гранита.

Даже небо здесь казалось другим. В отличие от степного, блеклого и бесцветного от зноя, оно сияло здесь чистой голубизной.

Зерносовхоз «Белгородский», основанный два года тому назад, расположил свою центральную усадьбу на краю поля по соседству с лесом. Посёлок состоял из таких же однотипных одноэтажных деревянных домов. Однако на его улицах можно было увидеть деревья, совсем как в какой-нибудь среднерусской деревне.

Жители посёлка говорили солдатам:

– Считайте, что вам на редкость повезло. Вы попали в исключительные по красоте места. Здесь недалеко находится всемирно известный курорт Боровое и озеро с таким же названием.

– Спасибо! – отвечали солдаты. – Но нам от этого не легче.

Мы не курортничать сюда приехали!

Место для стоянки им определили в трёхстах метрах от посёлка, на краю поля, рядом с лесным оврагом. Здесь было много старых берёз и других деревьев. А на две оврага журчал по камням чистый и холодный ручей, воду из которого можно было пить без всяких опасений.

– Отличная вода! – восхищались солдаты. – Это там мы цедили питьё через платок. А здесь!..

Натянули и закрепили палатки, установили кухню. Капитан, осматривая своё хозяйство, заметил:

– Здесь дрова у вас под ногами и вода перед носом. Далеко ходить не надо.

Наверное, в его словах был затаённый намёк, напоминание о загубленном солдатами сарае. Капитан сначала грозился наказать виновных в этой диверсии. Но кого же было наказывать? Поголовно всю сотню человек? Не имеет смысла. Он и «арбузников» перестал шпынять. Видно, надоело уже.

Как только колонна обустроилась на новом месте, солдат повели на ток, расположенный в некотором отдалении от центральной усадьбы.

Перед ними открылась обширная площадь, сплошь заставленная буртами пшеницы. Все бурты были вытянуты в одном направлении и напоминали гигантские гряды, насыпанные в четырёх-пяти метрах одна от другой. А машины всё шли из степи с грузом зерна и ссыпали его, наращивая эти гряды.

Откуда же взялась такая силища зерна? Здесь, в лесостепной зоне, помимо лесов было достаточно места и для огромных полей. Распаханный два года назад чернозём ещё не успел истощиться, и третий целинный урожай выдался на редкость обильным.

Неоглядная степь начиналась сразу за током, в южном направлении. А с севера ток был прикрыт от холодных ветров берёзовым лесом.

Было на току несколько временных служебных построек, какие-то вагончики. А вплотную к буртам шумели моторами зернопогрузчики и зернопульты, отгружавшие подсушенное и провеянное зерно на элеватор и на станцию.

Солдатам поручили окучивать расползающееся зерно. Встав цепочкой вдоль бурта, они деревянными лопатами брали пшеницу из-под ног и забрасывали наверх. Откосы бурта приобретали крутизну. Это делалось на случай дождя, чтобы вода по возможности не проникала в глубины бурта, а скатывалась с него.

Время шло, и всё явственнее проступали приметы осени. Ночи стали холодными, и по утрам на траве блестел иней. Солдатам было зябко вылезать из нагретых постелей и бежать на зарядку, а потом умываться в запрудке, устроенной ниже по ручью.

Солдаты в последний раз позавтракали в своём живописном лесном уголке. Этот завтрак запомнился им надолго.

Должно быть, подошла к концу в запасах у Смолякова каспийская килька и свиная тушёнка. Колонна стала получать по разнарядке мясо из окрестных хозяйств. На рассвете, ещё впотьмах, кухонный наряд разрубал эту говядину на сосновой плашке. За завтраком солдаты обнаружили в каше древесную крошку, а сама каша сильно пахла хвойной смолой. Ну ничего, поворчали и съели. Ничего худого ни с кем не случилось.

Дирекция совхоза переселила колонну в более надёжное жильё.

На границе леса и поля, у просёлочной дороги, одиноко стоял одноэтажный кирпичный дом, неизвестно кем и когда построенный. Был он вытянут в длину, разгорожен внутри и имел несколько входных дверей. В правом крыле жили немцы из Поволжья, люди семейные и пожилые. В левом квартировали командированные откуда-то механизаторы. В срединную часть поселили солдат.