Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983

Теперь по поводу полного собрания моих сочинений на чешском языке. Можете себе представить, что Ваше письмо не было для меня неприятным. Если бы я хоть наполовину верил в некую важность того, что нацарапано мною под бременем забот, описанных Тацитом, в тридцатых годах, было бы уже хорошо – по крайней мере, для моих нервов. А то ведь я часто себя упрекаю в том, что не воспользовался теми или другими возможностями по причинам моей собственной непроизводительности. Один мой старый приятель называл это эпикурейством, хотя и в виде стремления к лучшему

. Когда я ругал его за то, что он много пишет, он однажды робко сказал: «Я знаю, что я плохой писатель, и я, конечно, хотел бы быть лучшим писателем, но всё-таки не таким хорошим, как Вы, чтобы не писать ничего». Мне иногда и у нас молодые люди говорят о каком-то «уникальном» влиянии, но мне кажется, что это не реальная величина, а просто вакуум, отсутствие действительно необходимого влияния, реально ощущаемое. Во всяком случае, благодарю Вас за возможность поговорить о самой интересной вещи на свете, т. е. о самом себе.

Перехожу к практической части. Ваше предложение принимается. Вы и Ваша милая учёная Ружена

вполне компетентны подвергнуть меня необходимой редакции. Пожелания мои сводятся, прежде всего, к тому, чтобы Вы приняли во внимание ту редакцию, которую я придал книжке об эстетике Маркса в немецком издании. Статья о пятидесятилетии Маркса там очень хорошо пришлась к месту в качестве заключения. Она более всего мною исправлена.

Далее, необходимо повсюду удалить следы «культа личности». Их, правда, немного – настолько немного, что в 1949 г. мне было даже предъявлено обвинение в том, что я «не опирался на Сталина», а всё же есть. В данном случае соображения исторические не могут иметь значения. Нужно следовать нашему сегодняшнему партийному правилу. Кроме того, я хотел бы выбросить или сократить то, что относится к немецкому гитлеризму – понятно, что в начале тридцатых годов было уместно об этом писать так пространно, а сегодня это уже ни к чему. Посмотрите, пожалуйста, нельзя ли несколько сократить места декларативные и, может быть, слишком крикливые, обычно в заключительной части старых статей – таков был обычай времени и лёгкий пафос молодости. Боюсь, что некоторые из этих деклараций, например, в конце статьи об эстетике Гегеля, будут теперь уже звучать банально. Не забудьте, что в те времена вся фразеология была другая и попытка связать коммунизм с гуманистическим идеалом, нравственная критика капиталистического общества – всё это звучало весьма дерзко, а иногда и влекло за собой сложные последствия. Теперь-то, увы, всё это уже болтовня. Так на собственном примере научаешься с большей осторожностью судить о людях прошлого.

У меня написана сейчас довольно большая работа, более двадцати листов, на тему о происхождении и развитии идеи эстетического воспитания

. Но так как я писал её под страшным нажимом в смысле сроков и с расчётом на коллективный труд нашего сектора, то, конечно, получилась, как говорит русская поговорка, ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Некоторые части разработаны довольно интенсивно, другие – слишком схематично. В наше издание я дал не всё, а только ту часть, которая начинается с эпохи Возрождения. Когда книга уже пойдёт в производство, т. е. будет ясно, что она печатается, я сумею прислать Вам лучшие части для перевода и включения в сборник. До тех пор мне неудобно это сделать, у нас это не принято.

К включению Мариэтты

я отношусь вполне положительно, но как Вы думаете это соединить с историческими работами, я, честное слово, не знаю. У меня есть много небольших статей, типа рецензий или откликов на юбилеи и т. п. – их я ценю, но опять-таки не представляю себе, как они соединятся со всем остальным. Думаете ли Вы брать публицистику чисто политического характера – вроде моих статей об австрийской социалистической программе (заключительную часть я так и не напечатал, рассердившись на произвольные сокращения в редакции), недавней статейки о Кренкшоу

и т. п.?

Вернувшись из санатория, я займусь приведением в порядок архива и тогда сумею, вероятно, обнаружить и указать Вам некоторые мои старые статьи.

Должен сказать Вам, что моё нынешнее литературное конто-корренто[6 - Здесь: текущее положение дел (итал.).] весьма запутано. Я отвлёкся от Дидро, в которого погрузился с излишним, конечно, рвением, чтобы написать небольшую статейку к юбилею Герцена. Статья получилась с некоторой моральной нагрузкой. Газета её не напечатала, сославшись на большие размеры, однако «Новый мир» ухватился, но тут случилась одна из моих историй. Мне самому стало казаться, что статья в чём-то не точна. Я стал изучать наши шестидесятые-семидесятые годы, особенно дело Нечаева, статьи Ткачёва, Михайловского, Лаврова, процессы, а этого может хватить на целую жизнь. Словом, несмотря на настойчивые домогательства всей редакции во главе с шефом, я так и не дал готовую статью, а теперь боюсь, что это было глупо. Начатый мною новый вариант я, вследствие болезни и экспериментальности его, закончить не мог

. Единственное, что я написал в этом году – вынужденное совершенно дело, связанное с внешними обстоятельствами и службой – это статья «Буржуазная идеология» размером в два печатных листа для «Философской энциклопедии». Статья написана «не в полную силу», от неё осталось много более интересных заготовок, но всё же написана

.

На этом прощаюсь. Кланяюсь Владимире. То же Лидия Яковлевна.

Передайте, пожалуйста, мой привет Ружене Гребеничковой.

Ваш Мих. Лифшиц

25 декабря 1962 г

Переделкино

Дорогой Владимир!

Я переехал из одного инвалидного дома в другой. Дело в том, что добиться возвращения к тому состоянию здоровья, которое предшествовало нынешнему обострению стенокардии, мне не удалось. Я всё ещё очень ограничен в движениях, хотя объективные данные оставляют надежду на ослабление этой гадости, которую устроила мне природа в наказание за уход в мир эфемерных целей, сроков и причуд общественного человека, да святится имя его! Мне предстоит ещё курс лечения новейшими препаратами, присланными из солнечной Армении. Если ничего не выйдет и мокрая осень пересилит, нужно будет примириться с действительностью.

Отсюда видно, что тотчас же прислать то, что Вы просите, я не могу. Мне обещают набрать библиографию моих «сочинений», которую я, конечно, сейчас же направлю Вам. План Ваш хорош – почему бы нет? Но очерки проблемы эстетического воспитания в истории философии

относятся скорее к I отделу, хотя это написано совсем недавно (впрочем, по материалам 30-х годов, кроме отдельных частей). Трудно мне сказать Вам что-нибудь по поводу раздела IV (полемические статьи). Я их только что прочёл. Это кровожадная маратовская литература. Нусинова

, которого касается часть статей 1936 г.

, уже нет в живых, а я ещё хожу. Как перепечатывать в настоящее время такие статьи, если даже я был бы тысячу раз прав и в теоретическом, и в моральном отношениях? Тут, наверно, придётся дать какое-то изложение с отрывками из подлинных статей. Нужен Ваш совет: Вы сами увидите трудности, когда прочтёте. Другая дискуссия – 1940 г.

– может быть, ещё более содержательная, также не поддаётся переизданию по персональным мотивам. Весь этот раздел – дело наиболее щекотливое.

По поводу работы об эстетическом воспитании. Это составляет 20 печатных листов, начиная с эпохи Возрождения, оставляя в стороне Древний Восток и античность. Будет ли сие печататься в нашем сборнике или пойдёт отдельной книгой, ещё неизвестно. В последнем случае я, конечно, ещё года два, наверно, буду этим заниматься. Посылать такую громадную рукопись для прочтения не хочется. Вы сможете познакомиться с нею, когда приедете в Москву. Я вовсе не такого высокого мнения о ней – она написана неровно, местами большие пропуски и закругления.

Что касается работы о Марксе, то её можно переводить, руководствуясь теми исправлениями, которые внесены в немецкий текст. Иначе, боюсь, Вам не дождаться моей новой редакции.

Всё, что сумею из русских текстов, я Вам, конечно, пришлю, как только вернусь в Москву и разберу архив. У меня есть сейчас и «заделы» новых работ, прерванных вследствие болезни. Надеюсь, что в близком будущем мне удастся их окончить. Пришлю я Вам и вёрстку моей статьи для «Философской энциклопедии» на тему о буржуазной идеологии, духовной жизни эпохи капитализма (2 печатных листа). Думаю, что не будет большого греха, если я пришлю также одну или две ненапечатанные (по моей лености) статьи против буржуазной идеологии и т. п., например, подробный разбор одной французской книги о марксистском понимании истории литературы, относящийся ещё к 1930 г. Это, мне кажется, не лишено интереса. Словом, всё, что сумею, постараюсь извлечь из архива, перепечатать из старых журналов и газет. Хочется мне одновременно и на русском языке издать какие-нибудь Kleine Schriften[7 - Малые сочинения (нем.).]. Есть множество мелких статей критико-библиографического характера, на которые я больший мастер, чем на больши?е сочинения. В этих мелких статьях встречаются иногда не мелкие мысли, если позволено будет мне так высказаться о своей собственной мазне.

Большое спасибо за добрые пожелания и предложение прислать новые materia medica[8 - Лекарственные вещества (лат.).], но пока ничего не нужно.

Лидия Яковлевна кланяется.

Мы оба просим передать привет Вашей семье. Передайте, пожалуйста, также поклон Ружене. Ваш

Мих. Лифшиц

27 августа 1963 г

Дорогой Владимир!

Что-то от Вас, как говорится по-русски, – ни слуху ни духу? Здоровы ли Вы? Как семейные дела? Что пишете?

Между прочим, хочу Вам сообщить, что в Институте истории искусств, где я теперь работаю, мы собираемся выпускать сборники статей по вопросам эстетики и культуры. Желательно и Ваше участие – можно было бы прислать что-нибудь из истории марксистской мысли в Чехии, как Вы об этом думали, или что-нибудь другое. Если Вы знаете какие-нибудь интересные работы чехов-марксистов по вопросам теории искусства, философии культуры или по анализу и критике западных философских течений в этой области – сообщите мне или пришлите для перевода.

Мои дела без особых изменений, кроме изменения места работы. Досадный цейтнот продолжается и даже усилился до небывалых размеров, отчего и болею. Если в близком будущем у меня что-нибудь будет напечатано – я пришлю Вам. А пока позвольте отослать Вас ко второму тому «Философской энциклопедии», где напечатана моя статья о буржуазной культуре

. Учтите, что написано для энциклопедии и в большой спешке, но, кажется, с точки зрения компактного изложения марксистской схемы идей, она сносна. Если Вам понадобится, я могу прислать экземпляр вёрстки в качестве отдельного оттиска. Не собираетесь ли в отпуск в СССР?

Привет Владимире. Л.Я. кланяется

Ваш Мих. Лифшиц

Р. S. Был здесь как-то ваш пражанин Хватик, у которого я спрашивал о Вас и передавал привет. Знаете ли Вы, что представляет собой Зелены, который меня всё приглашает на Гегелевский конгресс?

29 августа 1963 г

Лифшиц, Михаил Александрович, род. в 1905 году в г. Мелитополе, в семье служащего. Учился в Высшем Художественном Институте в Москве (1923–1925). Ещё в студенческие годы начал пропагандистскую и педагогическую работу по марксистской философии. В 1929–1933 гг. был старшим научным сотрудником Института Маркса и Энгельса, а после слияния его с Институтом Ленина – объединённого ИМЭЛ при ЦК ВКП(б). В 1932–1935 гг. работал в Коммунистической Академии и продолжал педагогическую деятельность по философии (Институты Красной Профессуры). Литературную работу начал с конца двадцатых годов в изданиях Института Маркса и Энгельса. Печатные произведения тридцатых годов: «Литературное наследство Гегеля» (1931), «Эстетика Гегеля и диалектический материализм» (1932)

, «Винкельман и три эпохи буржуазного мировоззрения» (193З)

. В 1933 г. вышла отдельным изданием работа «К вопросу о взглядах Маркса на искусство»

, написанная для «Литературной энциклопедии» (том VI). Она вошла также в сборник исследований и статей «Вопросы искусства и философии» (1935 г.), переведена на английский язык в 1938 г. под названием «Философия искусства Карла Маркса»

. Принимал активное участие в борьбе против вульгарной социологии – буржуазного извращения марксизма. Ряд полемических статей в «Литературной газете», журналах «Литературный критик» и «Литературное обозрение»

. В ходе этой борьбы возникли антологии: «Маркс и Энгельс об искусстве», 1937–1938 г.

и «Ленин о культуре и искусстве», 1938 г.