В общем, заводчиков трудовой кодекс бесил, но и, по сути, возразить они не могли. Почти все, что предлагал Алексей, было или нужно внедрять, или уже было и так внедрено. Тем более что острая нехватка рабочих рук влекла за собой самым очевидным образом механизацию. А она требовала роста квалификации. Ведь одно дело – просто молотком махать, а другое – управлять паровым молотом. Совсем другой коленкор.
В заключение шел большой пласт вещей, связанных с техникой безопасности. Не бог весть какой, но все же. По большому счету этот блок мало что менял в непосредственной работе. Однако определял, где, кто и за что отвечает, ну и какую ответственность за это несет. Чтобы потом не было пустых тяжб.
Изувечился работник по вине работодателя? Изволь пенсион положить. Что должно было дополнительно стимулировать владельцев. Понятно, строгость законов в России традиционно компенсируется необязательностью их исполнения. Но Алексей был представителем не типичного российского чиновничества. Он придерживался тех взглядов, что законы можно бы и помягче, с определенными зонами свободы, да только исполнять неукоснительно. Применяя совершенно драконовские меры в случае манкирования. Отчего местные уже выли.
И на этот кодекс отреагировали… раздраженно.
Не отмахнешься.
Нет, ну так-то да. Отмахнуться можно. Но ведь этот «упыреныш» узнает и всю кровь высосет. Это если сразу в бочку не полезешь, а признаешь вину. А если начнешь качать права – считай, конец. Сожрет с говном и не подавится. И что особенно ужасно, он обладал удивительной способностью именно узнавать. Пусть не сразу, но обязательно…
Видимо, все эти мысли у Алексея на лице и отразились. Потому что Евдокия Федоровна фыркнула, глянув на сына. Было ясно, он бы и не поехал на эту встречу, если бы не получил от нее определенное удовольствие. И если его отец, Петр Алексеевич, славился своей тягой ко всякого рода сумасбродствам, вроде Всепьянейшего собора, то царевич, как заметила мать, испытывал особую, какую-то противоестественную радость, когда осаживал властей предержащих. И чем выше был статус того, кого он осадил, тем лучше. Да, всегда по делу. Но… не заметить того удовольствия, с которым он гонял влиятельных персон, она не могла. Да и не только она. Эту страсть царевича уже многие приметили.
– Я смотрю, ты прям доволен.
– Болен, мама. Болен. Я просто болен. Но в остальном – да, неплохо прошло. Жаль только, отец артачится.
– В чем же?
– Ну смотри, налоговый и земельный кодекс ввели. Вот теперь начали вводить трудовой. А его подбиваю создать комиссию для продолжения, чтобы все законы державы так оформить – стройно, лаконично и взаимосвязанно. Отменив старые, дабы путанице положить конец. Поступить так, как раньше делали Иван III и Иван IV со своими судебниками.
– Я слышала, что ты вообще отца пытаешься убедить написать, прости господи, конституцию.
– Да. А что такого?
– Этот документ будет ограничивать его власть.
– Так в одной из первых статей можно прямо написать что-то в духе: «Вся полнота власти принадлежит царю». А основное тело документа – это подробное описание государства. Как оно называется, как устроено и так далее. Этот документ просто очень удобен для пущего порядка и устроения.
– Сынок, ты просто голову отцу морочишь, – присев невдалеке на стул, произнесла Евдокия Федоровна. – Кодексы, конституция… Откуда ты все это берешь? И главное – зачем?
– Затем, чтобы получился механизм. Видела автоматон? Вот такой же. Чтобы отец только приглядывал за ним да заводил время от времени. А не вот так – в ручном режиме всем руководил, бегая как на пожаре. Он не железный.
– Мы все не железные, – грустно произнесла мать. – Когда ты слег, я так переживала. И отец. Ты не подумай, что он бессердечный. Я сама видела, как он истово молился за твое выздоровление.
Алексей промолчал.
Единодушие, которого удалось добиться с отцом во время войны со шведами, потихоньку давало трещины. Он все сильнее старался влиять на родителя, а тому не нравились откровенно революционные взгляды сына. Пугающие. Непонятные. Чуждые. Из-за чего они чем дальше, тем больше начинали если не ругаться, то как минимум излишне активно спорить.
Выглядело это так себе.
Во всяком случае, как докладывала Миледи, тихие шепотки в среде аристократов пошли о том, что-де сын нарывается и вскоре может оказаться в опале. Алексей это и сам понимал. Но Петр, будучи продуктом своего времени, чудил. В понимании парня. Сильно чудил.
Среди прочего царевич по этой причине старался по возможности не лезть к отцу лишний раз. И «срывался» только в крайних случаях. Ну или когда это остро требовалось, чтобы предотвратить катастрофу. Однако и подобных вмешательств хватало.
Потихоньку их разговор перекочевал на лекарства.
У Алексея к началу этой тяжелой простуды, которая его едва не похоронила, имелось уже полсотни сотрудников в химической мастерской. Образно говоря. Приписанных к ней. Так-то они все были раскиданы по пяти малым объектам. Квалифицированных сотрудников, включая нескольких переманенных из Европы молодых и перспективных ученых. Ну и около двух сотен тех, кто обеспечивал труд этих ребят, то есть всяких слуг и помощников. Тоже не просто с улицы взятых, а мало-мальски чему-то обученных и с хорошей трудовой дисциплиной.
И тут он заболел.
Перепугался.
И отрефлексировал. Как мог. Отложив почти все направления, бросил людей на лекарства. Он ими раньше-то толком не занимался. Забылся. Потерялся. Так, наблюдал издалека, как что-то там делает собранная им группа при медицинском училище из травниц и знахарок. Но не более.
А тут приспичило.
Заодно, хоть и был он не вполне в кондиции, попытался вспомнить все, что смог. Не его тематика. Не его профиль. Но где-то на краю кругозора мелькало что-то занятное.
Из всех лекарств новых, что его ребята «открыли» к началу болезни, был спиртовой раствор йода. Как антисептик. Его с помпой обставили как открытие Российской академии наук. Новый химический элемент и новая медицинская практика. И все. Ради чего даже «изобрели» нормальные микроскопы с линзами из переплавленного горного хрусталя. Штучно. Но весьма и весьма приличные. Открывающие технические возможности на уровне конца XIX века или даже начала XX.
Вот.
Но это лекарство тут было неприменимо…
Острую фазу своей болезни он вылечил с помощью тех самых знахарок, проигнорировав европейских врачей. Они его отварами отпаивали. От души. Вдумчиво. Даже консилиумы собирали, где чуть ли не дрались. Понимали – уйдет их покровитель, и от них избавятся, так как Петр Алексеевич больше тяготел к европейским врачам.
Вот и старались.
Среди этих отваров была и настойка из коры белой ивы, которая и навела Алексея на воспоминание о таком дивном препарате, как аспирин. Или, если быть точнее, ацетилсалициловая кислота. Вот под выделение ее он и создал большую рабочую группу аж из двадцати трех специалистов. Не считая вспомогательного персонала.
Их задача была проста.
Сначала выделить салициловую кислоту из коры белой ивы. А потом найти способ подвергнуть ее ацетилированию, то есть обработать остатком уксусной кислоты.
Не бог весть какая сложная задача. Однако эта группа не только все должна была получить и проверить, но и продумать технологию кустарного производства, чтобы обеспечить этим лекарством двор и армию.
Еще две небольшие группы по пять человек засели за долгие проекты по поиску пенициллина и стрептомицина. Без всякой, впрочем, надежды на успех в ближайшие годы. Но Алексей посчитал – надо. Если лет через десять кто-то из них что-то найдет – уже хорошо. А нет, так, может, детям его пригодится плод их трудов или внукам. В любом случае эти исследования будут крайне полезны.
Пенициллин, как он помнил, делали из какой-то плесени среднеазиатской тыквы. Хотя это не точно. Вероятно, аналогичными свойствами обладает и иная, более доступная плесень. Стрептомицин же был как-то связан с процессом разложения в почве целлюлозы и хитина.
И как бы все. Больше он о них ничего толком и не помнил. Но для начала поисков вполне достаточно.
Оставалось дело за малым – сесть и найти. А потом придумать, как выращивать и размножать, пусть и в лабораторных условиях. Ну и заодно создать всю необходимую «машинерию» для этого, вроде чашки Петри, питательных составов, методологии работ и так далее.
Алексей медленно шел на поправку.
Молодой, здоровый организм, пусть и изнуренный напряженным умственным трудом, выкарабкивался. Заодно теряя лишний вес из-за всякого рода неприятных побочных эффектов тех настоев и отваров, которым его кормили знахарки.
Ну и координировал как мог работу научно-исследовательского направления в медицинских исследованиях. Например, заставил свой штат травниц засесть за составление большого справочника по лекарственным растениям для последующих клинических испытаний.
Заодно обдумывал и другие проекты. Ту же вакцинацию от оспы, которая была натуральной катастрофой эпохи. Но ему не хватало людей. Пришлось через Лейбница и иные каналы начать активную «охоту за головами», то есть поиск и скупку на корню светлых голов в Европе. Студентов и молодых специалистов. Пусть даже недоучившихся, но толковых мал-мало, да только без связей, а потому не видящих перед собой головокружительной карьеры.
Готовы переехать?
Готовы трудиться за хорошие деньги?
Вперед.