Фрунзе. Том 4. Para bellum

Армии однозначно требовалось если не самое лучшее оружие, то уже точно близкое к этому. И ее основой по задумке Фрунзе должны были стать механизированные соединения. Первоначально в формате сочетания моторизованной пехоты на грузовиках с танковыми частями. С дальнейшей пересадкой пехоты на бронетранспортеры и боевые машины пехоты при сохранении танковых компонентов. Причем танки сюда должны идти лучшие, а не мобилизационный шлак. Артиллерия здесь также должна быть переведена на различные подвижные платформы, став самоходной, то есть вывести из армии буксируемую артиллерию в полном объеме. Исключая минометы и подобные системы, но их можно скорее отнести к носимой или вьючной.

Особняком стоял армейский спецназ, такой как воздушно-десантные части, штурмовые инженерно-саперные, горная и морская пехота и так далее. Здесь требовалось действовать по ситуации. Все-таки много специфики, и не всю ее можно было удовлетворить на текущем уровне развитии науки и техники.

Общая парадигма – армия должна стать мобильным, бронированным кулаком.

С народной милицией такого, увы, прокатить не могло. Просто в силу того, что промышленность Союз, даже получившая boost в последние пару лет, все еще была довольно слабой. Да, в оригинальной истории Союз сумел только в 1945–1947 годах завершить моторизацию. Но это было возможно только благодаря сильнейшему перекосу экономического и промышленного развития, а также почти полумиллионному парку грузовиков, которые он получил по линии ленд-лиза и без которых на 1941 год пехота РККА имела очень ограниченную моторизацию.

И порываться прыгнуть выше головы, проведя сплошную моторизацию вооруженных сил, не было, по мнению Фрунзе, никакого смысла. С одной стороны, все эти грузовики остро требовались в народном хозяйстве. Особенно сейчас – на старте. Когда имелся пусть и маленький, но экономический эффект от каждого грузовика. С другой стороны, этого и не требовалось. Во всяком случае, в ближайшие лет десять.

Так что народная милиция должна была формироваться по схеме легкой пехоты. Ну почти. Потому как оставлять ее совсем без артиллерии и бронетехники не имело никакого смысла. Опыт боевых действий на Украине показал – даже один бронеавтомобиль может изменить ход боя целой роты, а то и батальона.

Что влекло за собой определенные выводы.

Так, например, вся буксируемая артиллерия будет переводиться сюда – в народную милицию. И механизироваться. Потому что таскать ее лошадьми – разорение для экономики.

Пехота должна будет передвигаться на своих двоих… колесах, то есть на велосипедах. Ибо выпустить один-два и даже три миллиона крепких армейских велосипедов не представлялось стратегической проблемой. А потом их еще и модернизировать можно относительно легко, оснастив планетарным редуктором с двумя-тремя скоростями.

А вот в качестве усиления здесь должны были идти отдельные подразделения, край – части АБТ. Развернутые на основе бронеавтомобилей и гусеничной техники. Причем тяжелые танки и самоходки сюда поставлять было бы перебором, ибо дорого. Требовалось скорректировать НИОКР и родить что-то вроде малого или среднего танка сопровождения для обеспечения устойчивости этих легких войск. Желательно малого танка. И безусловно, держащего основные противотанковые средства противника. Хотя бы до уровня 37–45-мм пушек.

Само собой, все, что можно, нужно унифицировать. Но и не усердствовать особенно, потому что легкая танковая платформа, разрабатываемая ранее в Союзе, подходила для этого достаточно условно. Слишком слабо защищенная. А повышение ее стойкости без изменения конфигурации корпуса выливалось бы в излишне большой вес. И, как следствие, цену. Ведь в эти годы стоимость танка складывалась примерно на 70 % из стоимости его корпуса, а тот в известной степени диктовался его массой. Броневая сталь стоила денег и немалых.

– Опять перемены? – усмехнулся Свечин после совещания.

– Не опять, а снова, – вернув улыбку, ответил Фрунзе.

– Не боитесь, что эти все метания приведут к трагедии?

– А разве тут есть метания? Генеральная линия на войска постоянной готовности сохранилась, лишь дополнилась. Изменения касаются только второстепенных структур. Да и там больше нужно навести в них порядок и придать им какой-то смысл. Ну, кроме формальной обязанности. По сути, территориальные части и выступали в роли народной милиции в этой войне.

– Так да не так. Территориальные части по сути своей – иные войска. И статус другой имели. И задачи. И способы дислокации да комплектования. Про мотивацию я и не говорю.

– Думаете, что народная милиция – плохая задумка?

– Почему же? Идея необычна и не лишена смысла. Но люди пойдут в нее ради выгоды. И в случае серьезной войны вряд ли будут заинтересованы крепко драться.

– А простые обыватели, не имеющие подготовки, будут заинтересованы?

– Они сражаются за свой дом.

– А если их дом далеко? – повел бровью Фрунзе. – Условностей в таких делах много.

– Да, но эти милиционеры будут по сути своей сражаться за деньги. Наемники. Как и войска постоянной готовности.

– А что вам не нравится в этом?

– Ну как же? Наемники славятся своей ненадежностью. Нет денег – нет наемника.

– Во-первых, Александр Андреевич, наемник – это любой человек, который получает за свой труд плату, то есть трудится по найму. Во-вторых, вы знаете другой разумный способ комплектации войска? Землю им за службу давать хотите? Или, может, в рекруты забривать? Или вы думаете, что человек будет крепко служить за спасибо? Единицы – может быть. Для остальных же любовь к Родине должна быть взаимной. Ибо если Родина тебя не любит, то твоя к ней любовь отдает каким-то мазохизмом. Не так ли?

– Умеете вы все перекрутить… – фыркнул недовольный Свечин.

– А что не так? В свое время Самуэль Джонсон сказал, что патриотизм – последнее прибежище негодяя. Но не в том смысле, что патриотизм – это что-то плохое. Нет. Это очень доброе и светлое чувство. Просто нам, как чиновникам и руководителям государства, очень важно не оказаться мерзавцами, которые спекулируют на нем ради своих грязных делишек. Как это сделать? Не секрет. Приветствовать патриотизм граждан. И отвечать на него встречным добрым чувством… и делом. Прежде всего делом, ибо какое же чувство без дела? Правильно – пустяшное, то есть делать так, чтобы любовь к Родине стала обоюдной. Думаю, что вы понимаете: заставлять людей драться и рисковать своей жизнью за спасибо вряд ли будет этой самой взаимной любовью. Ведь мы живем в материальном мире. И у мужчины есть семья и финансовые обязательства перед ней. Посему весьма паскудно оставлять семью такого честного защитника без средств к существованию, пока он отдает долг Родине. Ну или держать в черном теле, покуда этот мужчина готовится защищать свое Отечество.

– Вы, полагаю, меня не поняли совершенно, – покачал головой визави.

– Отчего же? Понял. Просто у нас в среде чиновников, в том числе военных, есть странная болезнь со времен царя Гороха – испытывать патологический страх перед платой за труд. Прикрываясь разной степени возвышенности тезисами. Но я думаю, что любой труд должен быть оплачен. Тем более такой рисковый. Не так ли?

Свечин лишь усмехнулся.

Скосился на Триандафилова. Тот пожал плечами и развел руками, дескать: «А что я?».

– Хорошо. Пусть так. Я с вами не согласен, но у меня нет аргументов. Нужно подумать. Внутреннее чутье мне говорит о том, что такой подход неправильный. И я не могу от него просто так отмахнуться.

– Тогда, как появятся аргументы, вернемся к обсуждению данного вопроса. А пока пообещайте мне, что не станете саботировать работу наркомата.

– Боже упаси! Михаил Васильевич, как вы подумать об этом могли? Обещаю, конечно. В конце концов, вы начальник, и вы ставите передо мной задачи. И то, как их нужно делать. В таких же делах это вообще пустое. Потому как вы правы – царская призывная армия себя не оправдала. При всей нашей ностальгии она была посмешищем. А другой альтернативы я предложить не могу. И, признаться, не хочу.

– А вот это очень зря. Я не тиран и не диктатор. Мне главное в этом деле – укрепление нашей обороны. Так что, если придумаете что-то интересное, обязательно предлагайте. Реализуем или нет – вопрос. Но из таких идей и складывается будущее. Мы ведь не хотим, как иные генералы, готовиться к прошедшей войне?

– Очевидно, нет, – расплылся в улыбке Свечин.

Остальные присутствующие тоже отозвались эмоционально. Эту присказку Фрунзе часто говорил. Наверное, слишком часто, из-за чего она уже жужжала в головах подчиненных, заставляя думать не о прошлом и настоящем, но и о будущем…

Глава 4

1928, ноябрь, 19. Москва

– Добрый день, – поздоровался Фрунзе, встречая своего гостя. – Проходите, проходите. Рад вас видеть.

Патриарх Петр прошел в прихожую. И, раздевшись, проследовал за хозяином жилища в комнату. К столу с чаем.

– Признаться, я сильно раздумывал, принимать ваше приглашение или нет, – произнес он, присев на стул.

– Понимаю, – улыбнулся нарком. – Но я рад, что вы отозвались.

– Почему вы пожелали встретиться вот так? Почему не в рабочем кабинете?

– А почему нет?

– Это выглядит странно. Мы ведь с вами не дружим и даже не приятельствуем.

– А зря. Добрые личные отношения в нашем деле только на пользу пойдут.

– Думаете?

– Уверен. Попробуйте вот это печенье. Супруга испекла. Что? Не нравится? М-да. Тогда я тоже не буду пробовать. Шучу, – улыбнулся Фрунзе и охотно откусил печенье.

– Шуточки у вас…