Сын Петра. Том 2. Комбинация

– Экономика? Эко ты загнул, – усмехнулся Петр. – Выучил уже сие слово?

– Как раз сейчас изучаю. Оттого и задумался.

– И до чего додумался?

– До того, что экономика Россия стоит на крестьянине, то есть на человеке, который обрабатывает землю. С него основной прибыток державе. С каждого по чуть-чуть. Но их много. Али я ошибаюсь?

– Отчего же? Верно мыслишь, – кивнул царь.

– Получается, что если крестьяне те размножатся, то и в казну монеты поступит больше. Разве нет? Ведь те же земли твои южные, почитай, в запустении, как и восточные. Не всюду пашню пахать можно. Рабочих рук нет.

– Все равно тебя не понимаю. При чем тут налоги?

– Если крестьянину нечего есть, то как же ему плодиться да размножаться? Да и ладно это – как ему трудиться добрым образом? Не говоря уже о новых приемах. А ежели посмотреть на то, как подати, налоги, акцизы и прочее распределены, то странно удивляться – отчего крестьяне не только не плодятся добро, но и вообще бегут. Кто на Дон, Днепр или Урал, кто еще дальше. Особенно крепостные.

– Ах вот ты о чем… – вяло и недовольно произнес Петр. – А с кого тогда подати брать прикажешь?

– С них и брать. Но иначе. Как там в присказке? Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе? Как же им идти, если ноша не по ним? Я мыслю – надобно то великое множество налогов, что сейчас есть, упразднить. Ввести несколько простых и понятных. Таких, чтобы путать и хитрить несподручно оказалось. Ну и вешать время от времени воров. Прямо по распорядку, обставляя сие как державные праздники. Поставил кого налоги да подати собирать с земель, допустим, Тверских. Годиков пять послужил. Вызвал. И повесил. Даже расследование проводить не стоит – пустые расходы. Точно себе на смертную казнь наворовал.

– Экий ты лихой! – нервно воскликнул Меншиков.

– Что? Робеешь, Алексашка? – хохотнул Петр. Ему явно такой подход пришелся по душе.

– Да никто на такую службу не пойдет! А если пойдет – лет двадцать, и все кончатся. Даже детей не сыщешь.

– И то верно. Видишь, Алешка. Не пойдет так делать. Людишки служивые кончатся быстро.

– Тут помозговать можно только о наказании. В остальном-то – дельная вещь. Мыслю – если порядок и ясность в налогах навести, то, уменьшив их вроде как, можно будет собирать их больше. Заодно разгрузив крестьян. Те вздохнут. И начнут плодиться да размножаться державе на прибыток.

– Большое дело… путаное…

– Хотя бы крепостных возьми. Все, что надобно, платят тебе в казну. А потом еще и на поместного трудятся. Сами же перебиваются с голода на проголодь. Как тут множиться-то? Тем более что пользы с тех поместных…

– Службу многие из них не только в сотнях служат.

– Так отчего же за службу вне сотен и платят монетой али даванием чего вроде сукна и поместным держаниям, и по должности? Прям такие молодцы, что им почитай двойное жалование надобно?

Царь хмуро посмотрел на сына, и тот поспешно добавил:

– Надобно, батя, чтобы с твоей руки брали кормление. А то ведь вон – в бунте участвовали прошлогоднем. И если бы пошло-поехало, неизвестно, сколько бы их присоединилось. Может, как в Смуту сталось бы. Да. Пока тихо. А ежели завтра снова что удумают? Если же бы просто плату получали, словно солдаты или начальные люди солдатских полков, иначе рассуждали бы.

Не остановились на том.

Царь самоустранился. Царевич же столкнулся с иными царедворцами. Дебатируя уже с ними. Указывая на вредность затеи крепости крестьянской. Без особого, впрочем, успеха.

– Я не призываю немедленно освободить крестьян, живущих в крепости, – устав биться головой в стену, произнес Алексей.

– А что ты призываешь сделать?

– Прежде всего говорю о том, что эти крестьяне толком не множатся и богатства державе не прибавляют. Само же их держание странно. Посему было бы разумно их по мере возможностей выводить из этого состояния. Постепенно. И не раздавать земли и души направо-налево. От того казне один убыток. А там, где сие невозможно, строго очерчивать права и обязанности. Дабы дать им продыху, чтобы приумножаться стали. Поставить, например, в неделю два дня барщины. А ежели оброк, то ставить его не самостийно, а по государевым таблицам, исходя из стоимости труда сего крестьянина. В этой местности так, в иной – вот так. Дабы с них лишнего не брали и не загоняли в отчаянное положение. И выкуп положить твердый. Допустим, в виде оброка за пять лет.

– Преждевременно сие, – ответил Петр, явно не желавший касаться этого вопроса. Он отлично знал, что дед его, Михаил Федорович, на престол взошел, утвердив новую династию именно на уступках дворянам. И очень не хотел вступать в конфронтацию с ними.

– Отчего же?

– Есть дела поважнее. А это подождать может.

– Вот было у тебя сто крестьян. Давали они тебе прибытку сто рублей. Облегчил ты им жизнь, снизив налоги так, чтобы не рубль с человека, а семьдесят копеек платили в год. Казалось бы – уменьшились поступления в казну. Да только лет через пятнадцать крестьян тех стало вдвое к прошлому. И уже собираешь ты не сто, а сто сорок рублей. Да и с ремесла и торговли сборы увеличились. Ведь чем лучше живет крестьянин, тем больше ремесленных товаров покупает. От того ремесленники множатся да мануфактуры растут. Ну и купцы дела делают. Куда уж без них? Разве в моем рассуждении есть ошибка?

– Нет, – ответил царь. Но не сразу, а окинул взглядом окружающих. Возражений ни от кого не последовало. Люди сидели задумчивые.

– А раз так, то вывод иной, отец, нежели ты сказал. Чем ранее сие дело начать, тем скорее в казну поступления преумножатся. Тем более что ежели сейчас навести порядок с налогами да повесить самых отпетых воришек, то и жертвовать ничем не придется.

– Блажишь, сынок, ой блажишь.

– Давно ли Сеньке Разину голову сняли? Но то казаки. Их мало, и они далеко. А представь, если крестьяне восстанут? Как века полтора назад в Священной Римской империи. Доведенные до отчаяния и голодной смерти.

Петр помолчал.

Да и все молчали. С таким бунтом никто не хотел связываться. Ведь не договоришься. Ибо он слепой и беспощадный, словно лесной пожар.

– Так что нет, отец. Не подождет дело сие. Ибо нет ничего важнее наведения порядка на хозяйстве. Ибо отклик там долгий. Сегодня сделал – лет через десять отозвалось.

Царь взглянул на Ромодановского.

– Возразить Алексею сложно. Но недовольство будет сильно.

Остальные тоже высказались в этом же ключе.

Царевич не сдавался.

– Вот вы в Англии бывали. Добро там живут?

– Добрее нашего.

– Отчего же?

– Торговлю морскую имеют. С нее польза великая.

– Так и мы можем. Вон под боком Персия. А через нее и Индия. Учреждай торговое кумпанство совместно с персами и торгуй с Индией. Нам ведь что? Товары по Волге в Каспий спустил. Потом до южного берега. Оттуда коротким караваном до Тигра. Точнее, до его притока – того же Малого Заба. Сколько там? Четыреста верст от Решта по обжитым землям? Оттуда по воде до Персидского залива. И уже на кораблях – в Индию. У арабов да персов и свои есть. Да, хуже английских, но есть. Но мы в Воронеже современные корабли научились строить. Так что, ежели потребуется, и как в Англии им построим. Вот и торговлишка. Причем издержки будут вполне сравнимы с теми, что несут англичане. Ведь им чуть ли не кругосветное путешествие нужно совершать, чтобы до Индии добраться, проходя дважды через крайне опасный мыс Доброй Надежды[1 - До появления Суэцкого канала одним из самых удобных торговых путей между Европой и Персией был путь из Средиземного моря в Черное через проливы, а потом от Трапезунда коротким (около 400 км) караванным путем в западную Персию. Даже после открытия морского пути путешествие вокруг Африки мимо мыса Доброй Надежды был разово выгоднее, но на большом горизонте планирования отягощалось убытками от затонувших кораблей, делая черноморский путь более выгодным. Это обстоятельство было одной из главных причин, по которой англичане с французами так не хотели отдавать России проливы что в XVIII веке, что позже. Контроль этого торгового пути был им самим нужен. Флот же Черноморский никогда не представлял угрозы в царский период что для Франции, что – тем более – для Англии, и все эти спекуляции были просто формой пропаганды, дабы не акцентировать внимание на действительно важном.]. Чем не морская торговлишка?

Петр подался вперед.

Остальные тоже оживились.

– Одна беда, – после затяжной паузы произнес Алексей, – чем с ними торговать? Пенькой? Дегтем? Лаптями? Англичане, чай, иные товары везут. Прежде всего мануфактурные. А как нам приумножить сии мануфактуры, ежели не решить крестьянский вопрос? Людям ведь жрать нечего. Себя прокормить не могут толком. А тут еще работники мануфактурные. И много. Их чем кормить?

Тишина.