Дмитрий Донской. Том 1. Пробуждение силы

С другой стороны – все мечты о регентстве и наставничестве над юным князем сыпались трухой. Как управлять ТАКИМ недорослем, он не представлял. Да и то, как Дима «разрулил» ситуацию на тризне, тоже впечатлило. С одной стороны, убил главного оппозиционера, выбил землю из-под ног его партии. С другой стороны, припугнул иных бояр от опрометчивых поступков. С третьей стороны, получил расположение основной массы дружинников. Ведь не себе забрал имущество убитого, а им отдал.

– Хорошо, а я, друже, спать пойду. Мал еще мед с вами на равных пить.

После чего кивнул всем на прощание и пошел, изрядно покачиваясь, вдоль той стенки, где лежал труп поверженного врага. С трудом перешагнул через него, поморщился и пошел дальше. Спать действительно хотелось, да и ноги держали плохо. Мед и такое нервное напряжение для столь юного организма были слишком сильные.

Глава 2

1359.12.04, Москва

Начало правления Дмитрия сильно всполошило маленький город.

Ну как маленький? По меркам того времени, он был довольно большим. Как-никак четыре с половиной тысячи жителей, включая детей и стариков[9 - Средневзвешенная плотность городского населения на Руси в те годы – около 200 человек на гектар. Причем в расчете участвует только 75 % площади города, так как остальное пространство – это улицы и прочие нежилые просторы.]. Да тысячи полторы обитателей посада. Конечно, не Владимир и уж тем более не Новгород. Но, учитывая, что абсолютное подавляющее количество городов на Руси не набирало и пятисот жителей, то вполне солидно. Город средней руки.

Но это для местных. Сам же Дима, осмотрев свои новые владения, приуныл. Бедно все и неказисто. Московский Кремль древесно-земляной, довольно примитивной конструкции. Как в таком оборону держать – одному шайтану ведомо. Пригород, он же посад, раскинулся довольно широко, но был весьма жидок и малочислен. Считай – большое село при городе.

Трудовые резервы княжества так и вообще сильно расстроили. Из всех четырех с половиной тысяч населения на взрослых и дееспособных приходилось чуть больше тысячи. Обоего пола. И при этом все были при деле. Никого просто так не оторвешь. Да и казна весьма скудна, чтобы отнимать хоть сколь-либо значительное количество людей надолго.

С войском еще веселее.

Вся Москва могла выставить семьдесят три воина в городской полк. Да-да, полк в те годы – это не тысячи солдат, а весьма скромные формирования, ближе всего напоминающие роту. Так вот. Городской полк был фактически городским ополчением, в которое, правда, вступали «конно и оружно». То есть, каждый такой ополченец имел как минимум коня, кольчугу со шлемом и оружие какое-нибудь. Копье со щитом, к примеру. Но, учитывая, что городской полк состоял из наиболее состоятельных людей города, то одевались они неплохо. Впрочем, этим войском князь распоряжаться не мог. Городское оно. А его власть пока еще не была столь значительна даже среди традиций Северо-Востока.

Еще у князя была личная дружина, оставшаяся в наследство от папы. Шесть лет застоя сказались на ней самым печальным образом. Многие горячие головы отъехали к тем князьям, что стремились жить мечом. Гибель боярина на тризне только усугубила ситуацию. Старые противники Вельяминовых просто отъехали из Москвы со своими людьми, выкупив семью покойного. Так что у князя под рукой осталось только сто девять ратников. «Конно и оружно». Но снаряжены они жиже городского полка. Да вот, собственно, и все.

То есть, в случае нападения Дима мог рассчитывать на неполные две сотни кавалерии, обученной бою в сшибке. Очень мало. Тем более что на дворе было Средневековье и субординации вкупе с дисциплиной они попросту не знали. Впрочем, у соседей было не сильно лучше. Но их много, этих соседей. И любой, пусть даже скоротечный союз противников может привести к совершенному опустошению княжества.

Но что же делать?

Дима твердо помнил, что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги.

Откуда их можно было взять?

Самым простым и очевидным являлось наведение порядка в финансах с массовыми казнями казнокрадов. Но на это Дима пойти не мог. Слишком уж непрочно было его положение. Одно дело убить боярина-оппозиционера, после того как он обнажил меч против своего господина. И совсем другое дело лишать хлебных мест почти всю аристократию Москвы. Он не тешил себя иллюзиями, ясно понимая, что все берут столько, сколько могут унести. И если у них отнимать важный источник дохода, то что предлагать взамен? Дима уже давно прошел ту стадию личного развития, при которой справедливость, честность и прочие глупости воспринимаются всерьез. Люди идут за тем вождем, который улучшает им жизнь. Ни больше ни меньше. И если он отберет у московской аристократии эту кормушку, не предложив ничего взамен, то его собственная жизнь станет насыщенной, яркой, но крайне непродолжительной.

Раз нельзя пойти прямым путем, то Диме придется выкручиваться.

Как?

Традиционно вожди ходили в поход, чтобы пограбить соседей, желательно дальних, чтобы ответ не прилетел «на крыльях любви и всеобщего гуманизма». То есть, с процентами. Но Дима еще слишком юн для этого. Кроме того, его дружина мала и легко может быть разбита. И это не говоря о том, что уход дружины куда-нибудь далеко от дома автоматически приглашает гостей в Москву. Так что ему этот метод не подходит совершенно.

Можно поднять транзитные и торговые сборы. Однако Москва и так стоит вдали от наиболее оживленных маршрутов. То есть этим нехитрым способом, утолив сиюминутную жадность, Дима отвадит от своего княжества купцов и взвинтит цены на привозные товары. И без того не маленькие, к слову. Очень «умный» поступок, в духе классики экономической политики, никогда не приводившей ни к чему хорошему. Отчего не менее популярной. Сиюминутная жадность – штука забористее героина. Вкусил раз, и все, мозги совершенно перестают работать. Да так сурово, что без многих лет тяжелой трудовой терапии в северных широтах из организма не вывести.

Можно было бы подойти с другой стороны. Но какого-то уникального и очень нужного соседям ресурса у него тоже не было. Соли там или олова. Так что, на экспортные товары княжества тоже налога не ввести. Точнее, можно было ввести, но тогда они станут дороже соседских и потеряют в востребованности. Общество еще было не готово покупать «такой же галстук, только дороже». Бедно все жили.

В общем – все очень грустно. Стандартными способами ему денег не найти. Однако, пройдясь по городу с окрестностями и понаблюдав за работой ремесленников, Дима понял – выход есть. Уровень развития науки и техники отмечался довольно низкий. Даже по сравнению с тем, что князь ожидал. Все-таки Москва – это не Венеция тех лет, до лидера научно-технического прогресса своей эпохи ей очень далеко. И в его руках возможность это все исправить. Чем он и занялся, раздав нескольким плотникам и кузнецам свои заказы. Ну и два десятка посадских ребятишек отобрал для «потех воинских». Они у него на выгоне перед дворцом учились маршировать и перестраиваться. Дружинники с того ржали, но не при князе. Тот бросок все запомнили и сделали нужные выводы. А ребятишки без всяких комплексов наматывали по площадке. Им-то что? Кормят их досыта? Кормят. Дают кров в тепле? Дают. Одевают-обувают? Безусловно. И то довольно. Дима специально брал ребят из бедных семей, чтобы крепче держались за новый статус.

Не дешево все это оказалось, но Вельяминов даже не попытался роптать – Дима подчеркнуто не лез в управление княжеством, увлекаясь книгами и странными потехами. А ему то и нужно. Посадить на хлебные места родичей и потихоньку, не привлекая особого внимания, набивать карманы из казны. Про запас. Он ведь хоть и племянник ему, но не сын. Так что кошельки разные. Дима о том знал, но ничего поделать не мог. Иной силы, на которую он мог опереться, просто не было. Пока.

Глава 3

1360.04.02, Москва

Митрополит Алексий[10 - Митрополит Киевский и всея Руси Алексий (родился между 1292 и 1305, умер в 1378). В миру Елевферий Федорович Бяконт, сын боярина Федора Бяконта. Обладал очень сильным характером, прославился как дипломат и политик, отстаивая интересы Московского княжества. Прежде всего потому, что сам происходил из семьи московского боярина, который при Иване Калите прибыл из Чернигова на службу в Москву.] медленно въехал в Кремль и направился к княжескому терему. Известие о смерти Ивана Красного застало его в тюрьме, в Киеве, куда его упек Ольгерд за непослушание. Но добрые люди помогли выбраться. И даже транспортным средством снабдили – пешком от Киева до Москвы пришлось бы идти довольно долго.

Снег уже сошел, оставив после себя распутицу. Поэтому последний участок пути митрополиту пришлось проделать верхом. Впрочем, это не спасло его от грязи, которая покрывала Алексия с ног до головы. Сопровождающие его люди также выглядели весьма неказисто.

Дмитрий с окружением вышел навстречу, проявляя уважение.

– Доброго здоровья тебе, отче, – вежливо кивнув, поздоровался Дмитрий. – Легка ли была твоя дорога? Не преследовали ли тебя язычники?

– И тебе многих лет, сын мой, – едва заметно усмехнувшись, произнес митрополит. – Надеюсь, что Всевышний отвел врагов от моего следа.

– Отрадно слышать, – улыбнулся князь. – Но все-таки, дядя, направь десяток из дружины. Пусть посмотрят, не идет кто лихой по пятам митрополита. Мы ведь не хотим узнать о незваных гостях последними?

– Хорошо, княже, – ответил боярин Вельяминов.

После чего все прошли в терем.

Митрополиту дали свежую сухую одежду и отправили слуг подготавливать баню. А тем временем пригласили к столу и стали расспрашивать о делах его и злоключениях.

Он охотно начал рассказать. Однако в процессе повествования внимательно наблюдал за князем. Ведь тот вел себя не так, как должно вести мальчику девяти лет. Поначалу Алексий посчитал, что мальчика кто научил, дабы встретил его непривычными словами. Теперь же, присматриваясь, терялся в догадках. Когда митрополит уезжал – Дима был совсем другой. Его словно подменили. О чем он чуть позже и поинтересовался у его матери.

– Нет, отче, – вздохнув, ответила Александра Ивановна. – Я с ним все это время была. И в тот день, когда его постигло преображение, тоже.

– Преображение? – переспросил митрополит.

– На третий день от смерти мужа Митя мой спал. Уже пора было будить его, дабы принял он участие в шествии траурном. Бросил горсть земли на гроб отца. Но, едва я подошла к нему, – он выгнулся дугой и обмяк. Испугалась я тогда сильно. Повитуху нашу велела звать.

– Язычницу? – нахмурился митрополит, недолюбливавший эту местную знахарку.

– Она многих спасла. А тут дело неясное. Я испугалась, – неловко оправдывалась вдовая княгиня.

– И что она? – уже более примирительным тоном поинтересовался Алексий.

– Когда пришла, немного повозилась у сына, а потом сказала – спит он. Крепко. Как выспится – сам встанет. Хотя чувствую, лукавила она.

– В чем же?

– Не знаю, – пожала плечами вдовая княгиня. – Все как она сказала, так и произошло. Только мнится мне – утаила она что-то важное.

– Ты говорила о преображении… – после небольшой паузы вернул ее в нужное русло митрополит.

– Да, преображение. Митя как открыл глаза, так я сразу поняла – изменился он. Не дите на меня смотрело. И вести себя после стал как взрослый. Но больше всего я изумилась, когда узнала, что он в бою победил одного из лучших воинов наших. Да, тот был пьян, но Мите-то всего девять лет! А по словам брата и прочих, видевших сие действо, сынок не испытывал никаких затруднений. Убил, словно муху прихлопнул.

– Невероятно… – покачал головой митрополит. – А как он это сделал?

– Нож метнул. Тот прямо в глаз попал. Отчего воин и пал бездыханно.

– Вот как? – удивленно выгнул брови Алексий, почему-то сразу вспомнив о Давиде, что простым камнем убил Голиафа. Очень символично. Однако, слегка тряхнув головой, дабы вернуть ясность мысли, продолжил расспрашивать: – А после, убивал ли кого?