Хмурый Император. Том 1

Поняв, что с командиром каши не сваришь, Николай Александрович постарался познакомиться поближе с младшими офицерами и нижними чинами. Выискивая среди них тех, на кого можно было положиться. Ради чего у Императора появилось новое увлечение – fun-shooting. То есть стрельба из огнестрельного оружия по разнообразным мишеням. Но не в одиночку же палить? Тем более что рядом есть всегда те, кто составит компанию. Ради чего это самое оружие начинает потихоньку накапливаться в жизненном пространстве нашего героя. Тут винтовочка, там револьверчик. Да и общение пошло…

Вот после такой очередной стрельбы Николай Александрович и принял Анатолия Федоровича Кони, ведущего расследование по факту крушения царского поезда. Тот вошел. Раскланялся. Сел на указанное ему место. И начал вещать.

Вопрос складывался из «святой троицы»: трусости, глупости и воровства. В чем это выражалось? В том, что многие служащие выполняли свои обязанности спустя рукава, «на отвяжись». Например, министр путей сообщения Константин Николаевич Посьет не только ничего не смыслил в железных дорогах, но и бравировал этим: дескать, ему не нужно вдаваться в эти совершенно лишние детали, чтобы блестяще управляться всем. То есть этот человек просто плевал на свои обязанности, воспринимая пост как лишенную всяких хлопот «кормушку», данную ему по старости за заслуги в прошлом.

Не лучше обстояли дела и с Петром Алексеевичем Черевиным, генералом, состоящим непосредственно при Императоре и отвечавшим за его безопасность в целом. Так-то он был и умным, и честным, и здравомыслящим, и даже храбрым, с опытом боев и прекрасными рекомендациями. Но имелся в нем и недостаток, а именно алкоголизм. Все знающие его люди утверждали, что хоть чуть-чуть, но он был выпивши всегда и непременно. Это не мешало Петру Алексеевичу иметь «товарный вид» и самостоятельно говорить, передвигаться, производя впечатление в целом адекватное. Но не более того. Так как это было всего лишь фасадом, укрывавшим сознание, непрерывно пребывающее в алкогольном дурмане.

Хватало и других удивительных вещей. Например, императорский поезд шел намного быстрее положенного и был серьезно перегружен. Все об этом знали и молчали. Тяжелые вагоны поставили не следом за паровозом, а посередине. И тоже – тишина, хотя очевидная же всем причастным вещь. Автоматические тормоза, каковыми оборудовали императорские вагоны, вышли из строя загодя, но это никого не смутило. Подумаешь! Тормоза? Что, из-за этого Императора задерживать? Даже кондуктора, что должен был, согласно расписанию, дежурить у ручных тормозов, и то прогнали, отправив помогать слугам по обиходу августейшей фамилии. И так далее, и тому подобное. То есть государственные служащие творили черт-те что, либо не понимая этого, либо целенаправленно злодействуя.

– Кошмар… – покачал головой Николай Александрович. – Мрак… один сплошной беспросветный мрак…

– Ваше Императорское Величество, случались и просветления… – осторожно заметил Кони. А потом поведал о выявленной им истории Сергея Юльевича Витте. Тот еще на пути в Крым нашел серьезную неисправность одного из вагонов. Довел это до сведения сервисного персонала. Но те отмахнулись, дескать, в Севастополе посмотрим. Там он им напомнил. И что вы думаете? Снова отмахнулись. Едет же, значит, и трогать вагон не стоит, а то еще возьмет и развалится. То есть классический ответ: «Не трогай то, что пока работает». Но Витте был довольно разумный человек, и его эта «отмазка» не устроила. Он пошел к Посьету. Но был вежливо послан со своими замечаниями с рекомендацией записать их на бумаге и запихнуть их себе… хм… подать по инстанции. И что же? Сергей Юльевич все записал и подал чин по чину, прекрасно понимая, что его рапорт похоронят в ворохе «лишних бумаг». И похоронили бы, если бы не трагическое крушение.

Николай Александрович слышал о Витте. Там, в XXI веке. И слухи эти были очень неоднозначные. Кто-то его хвалил. Кто-то ругал. Кто-то называл настоящим патриотом и светлой головой в области финансов в России. Кто-то клеймил предателем, шпионом и врагом народа. Подробностей этого старого «холивара» Николай Александрович не знал и знать не хотел. Не интересно было в свое время. Однако то, как повел себя Витте в ситуации с поездом, отрекомендовало его лучше всяких слов. Сразу стало понятно, кто и почему его ругал. Осознанно, во всяком случае. А то, что потом подхватили красивые лозунги широкие массы, – дело десятое…

В общем, вырисовывалась на редкость гнилая система. Но это было полбеды. Кони успел раскопать и удивительной наглости аферу, которая гармонично дополняла общую степень маразма. Дело в том, что строил Курско-Харьковско-Азовскую железную дорогу по концессии Самуил Соломонович Поляков – известный концессионер и делец Российской империи. Братья которого были видными банкирами и финансистами.

Самуил Соломонович строил очень «экономно»: шпалы укладывал редко и плохие, насыпи проводил безобразно, да и с рельсами мухлевал. Про людей и речи нет – платил мало, требовал много и постоянно обманывал. После постройки дороги стало не лучше, так как эксплуатировал он ее отвратительно. Года не прошло, как посыпался сплошной поток жалоб на злоупотребления и прочие непотребства. Дошло до того, что правительству, после серии комиссий и инспекций, порекомендовали выкупать дорогу в казну. Ибо дальше так продолжаться не могло. Вопиющий бардак! Но и тут Поляков отличился, заключив с правительством очень интересное выкупное соглашение. В нем было прописано, что Самуилу Соломоновичу и его акционерам в течение следующих шестидесяти лет правительство обязывалось ежегодно выплачивать сумму, равную среднегодовой прибыли за последние семь лет эксплуатации дороги. Любопытно? Очень. Поэтому-то Поляков и до того, держа дорогу «в черном теле», стал откровенно сходить с ума, урезая расходы до самой крайности и даже больше. Фоном же шли «малые шалости» вроде афер с углем…

– Это все? – спросил Николай Александрович, когда Кони закончил.

– Да…

– Самуил Соломонович умер и, увы, не может предстать перед судом. Поэтому я прошу вас проверить деятельность его братьев – Лазаря и Якова. Уверен, что без их деятельного участия не обошлось. Тем более что они, насколько мне известно, унаследовали все состояние покойного брата. А значит, несут всю полноту ответственности за его незавершенные дела.

– Ваше Императорское Величество, – растерялся Кони, – так не принято поступать…

– Вы знаете иной способ вскрыть этот гнойник? Если сейчас всех виновных примерно не наказать – подобные аварии будут продолжаться. И каждый новый труп окажется на нашей с вами совести. Хотим мы этого или нет. Так что берите скальпель и вскрывайте этот гнойник.

– Вы думаете, это возможно? – осторожно поинтересовался Кони.

– Не забывайте о том, что ежели в силу злого умысла, лени или головотяпства в России еще нет подходящих законов, позволяющих наказывать виновных, то всегда остаюсь я. Знаю, вам не по душе такой подход к делу. Но если мы хотим спасти многие тысячи невинных жизней, нужно довести это дело до конца, какой бы вой ни поднимали вокруг. Вы сделаете это?

– Я… я не уверен.

– Зато уверен я…

Кони ушел в странном состоянии духа. Да, дело скверное и очень громкое. Но копать дальше? Анатолий Федорович был не дурак и сообразил, что Император намекал не только на братьев Поляковых, но и на всех, кто покрывал их деятельность. Но ведь это кошмар! Ужас! Сколько уважаемых людей сядут на скамью подсудимых?! Но и какая репутация у него в случае успеха этого дела получится! И не только в России, а и в мире!

Николай Александрович же выдохнул, отпуская Кони. С великим облегчением. Потому как отложил на месяц – а может, и на два, – принятие решения по столь непростому вопросу. Несмотря на чудовищное раздражение, ему хватало выдержки не сорваться. За всеми этими людьми наверняка стоял кто-то сверху. А значит что? Правильно. Придется схлестнуться с кем-то из высших аристократов. Возможно, даже с представителями августейшей фамилии. Да чего уж там! Какое возможно? Точно совершенно. И Алексей Александрович, и Владимир Александрович вон как засуетились. Наверняка им гешефты отходили немалые.

И Посьет, и Поляковы, и прочие, несомненно, были виновны. Но они лишь вершина айсберга. Большого и опасного, от которого было несложно и апоплексический удар табуреткой заработать. Можно, конечно, все спустить на тормозах. Как оригинальный Александр III и сделал. Но это создавало прецедент, который потом сложно будет преодолеть, что в свою очередь вело к закономерному финалу с расстрелом в подвале. Патовая ситуация? Может быть. Во всяком случае, пока Николай Александрович не видел путей ее разрешения, но и не терял оптимизма…

Глава 2

1889 год, 24–27 февраля. Москва

Вот и настал день коронации, которую Николай Александрович стремился провести со всей возможной поспешностью. Его, конечно, отговаривали от столь опрометчивого решения, дескать, подожди до весны, а еще лучше до лета. Но он был непреклонен. Причин на то хватало. Начиная с ускорения формальной легализации и заканчивая большой провокацией. Как ни крути, а коронованный царь в те годы – что-то да весил в обществе. А провокация? О! Ничего хитрого в том не было. Все на виду…

Что такое коронация? Каждый скажет то, что ему ближе. Кто-то вспомнит про народные гуляния, кто-то про церковный ритуал, кто-то про пышные приемы. И все они будут не правы. Потому что коронация – это прежде всего деньги. И очень большие деньги. Поспешная особенно. И эти деньги можно освоить.

Собственно, мнения вокруг Николая Александровича разделились. Те люди, что были хоть сколь-либо здравомыслящи и смелы, пытались отговорить его от поспешной коронации, ссылаясь на то, что это очень дорого, и на то, что не сумеют наши головотяпы все толком подготовить. Александр III полтора года занимался этим вопросом, и то напряженных моментов хватало. Но были и те, кто с горящими глазами хватался за дело, предвкушая куш. Это-то нашему герою и требовалось. Тем более что нарисовались «все те же лица», то есть люди, так или иначе связанные с великими князьями – братьями Александра III. А наш герой и рад стараться. Подкидывая им бюджет и не вмешиваясь в дела. Разумеется, великие князья, как и было принято, работали не сами. У этих «товарищей» хватало подручных, таскающих им каштаны из огня с риском для собственной шкуры.

Мама, кстати, тоже держалась в стороне и наблюдала. Как кошка в засаде. Изредка навещала сына, но посматривала на него с подозрением и даже опаской. Поначалу-то она пыталась взять его в оборот, но тот постоянно выскальзывал. Раз за разом. И дело с железнодорожной катастрофой тянулось все дальше и глубже. Анатолий Федорович Кони буквально землю рыл. Не хуже крота. А теперь еще и эта странная, поспешная коронация. Она была опытным игроком, чтобы понять – сынок что-то затеял. Только что?

Так или иначе, но 24 февраля 1889 года Николай Александрович вышел из тронного зала Кремлевского дворца и направился к Успенскому собору. Небольшая прогулка по тщательно убранной брусчатке в окружении толпы людей. И вот – храм. Жаркий, душный и какой-то сальный из-за того, что в довольно компактном помещении постоянно сжигалась масса свечей и лампадного масла. Как обычно, впрочем. Эта волна духоты прямо ударила его, словно лопатой, когда он вошел внутрь. Да так, что он аж пошатнулся. Но устоял и направился дальше. Мимоходом отметив, что «выписанные» им почетные гости все-таки прибыли. Он и не надеялся, право слово. А они взяли и приехали. По правде говоря, ему и не хотелось особо их видеть. Просто решил «тыкнуть палочкой» и «позырить», зашевелятся или нет. Зашевелились. Неожиданно.

Собственно, о ком речь? О трех восточных патриархах: Александрийском, Антиохийском и Иерусалимском, которые прибыли, несмотря на возраст. А также бывшем патриархе Константинополя Иоакиме III. Почему бывшем? Потому что он был поставлен в 1878 году, сразу после победы русского оружия в очередной войне с Османской империей как последовательный сторонник России. И просидел до 1884 года. Сменивший же его в Иоаким IV был ставленником Рима и посему действовал не совсем в гармонии с российскими интересами на Балканах. Но это было бы полбеды, если бы в 1886 году его не сменил Дионисий V – ярый русофоб и туркофил, который даже в годы Русско-турецкой войны 1877–1878 годов всячески проявлял свою позицию. И так довыступался, что его чуть местные греки не растерзали, если бы не казаки, спасшие этого «кадра». Разумеется, приглашать Дионисия Николай Александрович не стал, ибо не видел в том смысла. Он враг, открытый и последовательный. Поэтому его стали подчеркнуто игнорировать. Более того, в приглашении, направленном Иоакиму III, обращались к нему, как действующему патриарху Константинополя.

Иерархи прибыли. За деньгами, ясно дело, о чем в приглашении говорилось отдельно. Но это и неважно, ибо за кадром. Главное, что для людей верующих это было очень большим, знаковым событием. Давненько на коронации православного государя не собирались все восточные патриархи знаменитой Пентархии. Так, пожалуй, бывало лишь в первые века Византии. А вот если бы приехал еще и Папа Римский – был бы вообще фурор с «косплеем» Константина I Великого или Феодосия I и тоже Великого. Папе Льву XIII приглашение было послано, но он уклонился от визита, сказавшись больным. Врал или нет – неизвестно. Но официальных представителей своих прислал с подарками и наилучшими пожеланиями…

Николай Александрович же погрузился в долгую и утомительную службу, после которой его ждало миропомазание и возложение короны. Час, долгий и мучительный час. Могли и больше, но он сразу оговорил – после аварии плохо переносит духоту, и если рухнет без сознания, это будет на совести священников со всеми вытекающими последствиями.

Но вот – финал. На него водрузили корону, перекрестили в очередной раз и отпустили с миром. Дескать, действуй-злодействуй.

Он обернулся к народу, набившемуся в собор, и вяло улыбнулся. Наконец-то эта пытка подошла к концу. Да и вид его неловкость вызывал от всех этих аляповатых атрибутов власти. Скоро XX век уже наступит, а он вырядился этаким не то клоуном, не то павлином. На голове огромная и весьма тяжелая шапка совершенно дурацкого вида, то есть большая императорская корона. В левой руке пушечное ядро с воткнутым туда крестиком – держава. В правой – декоративная булава, называемая скипетром. На груди – роскошная цепь ордена Андрея Первозванного, заливающая блеском драгоценных металлов и камней буквально «весь фасад». А на плечах мантия таких непомерных размеров, что ходить с ней без «заносителей хвоста» было крайне неудобно.

И вот эту самую мантию бросились поправлять дяди – великие князья. Чтобы сидела лучше и складки разгладить. Да так энергично ринулись, что умудрились сорвать с него цепь ордена Андрея Первозванного.

Николай Александрович не знал, что во время коронации оригинального Николая II в 1896 году произошла та же самая неприятность из-за косорукости или злого умысла того же самого великого князя. Только тот, настоящий, Коля растерялся, и орденская цепь упала к его ногам, став знаковым предзнаменованием. А наш герой успел отреагировать и подхватил украшение правой рукой. Той самой, что удерживала скипетр. Да так энергично и быстро дернул лапкой, ловя «цепочку», что засветил Алексею Александровичу скипетром по лбу, вынудив отшатнуться и упасть на попу.

Мгновение. В соборе наступила гробовая тишина. Все-таки событие неординарное. Настоящее предзнаменование!

Император же не догадался сделать ничего лучше, чем крутануть скипетром, наматывая на него орденскую цепь, и пойти вперед с самым невозмутимым видом. Дескать, так и задумывалось. Само собой, Владимир Александрович, что сорвал с него цепь, огреб ею по лицу во время наматывания на скипетр. Несильно. Но этого хватило, чтобы тот шагнул назад, оступился и упал. Николай Александрович же двигался вперед по коридору из людей и не обращался на шум и возню сзади. Было безумно интересно посмотреть, но он старался держать марку.

Пройдя по Успенскому собору, Император вышел на свежий воздух. С минуту простоял, пытаясь надышаться. И пошел в еще одно душное место – Грановитую палату, где все уже было готово для пира. А потом был бал. И танцы. Обновленный Николай Александрович не любил такие мероприятия, в отличие от оригинала. Он прекрасно понимал, что для высшего света балы были лишь предлогом, чтобы собраться, пообщаться и подыскать себе высокородную пассию на ближайшую ночь, а возможно, что и жену. Этакий массовый смотр всех всеми. Но поделать с собой ничего не мог – не нравились они ему. Так что довольную гримасу натянул на свое лицо с трудом.

И тут – спасение, настоящее спасение из очередной великосветской пытки – вошел дежурный офицер, сообщив, что случилась беда – давка и беспорядки. Казалось бы, Николай должен был расстроиться и опечалиться столь мрачными событиями. Но нет. Он с трудом сдержался, чтобы не обрадоваться. Какое уж тут веселье? И уже через полчаса он, верхом на коне, прибыл к месту трагедии. И сразу же влился в решение проблем и организацию помощи раненым. Более того, по его приказу поднялись солдаты Московского гарнизона, которым было поручено навести порядок в толпе. И, предотвратив давку, обеспечить раздачу подарков. Кроме того, армейцы стали ставить кухни, дабы накормить людей сытной и горячей едой, Бесплатно. За счет Императора. Все-таки столько стоят пусть и на легком, а морозе.

А сам монарх на крупном кирасирском коне курсировал по округе, чтобы «держать свой флаг» всюду. Само собой, не один, а в окружении всадников. Тут и бойцы лейб-конвоя были, и кое-кто из кирасиров да кавалергардов, что участвовали в коронационных торжествах.

Николай Александрович старался побывать всюду. Вот он снимает пробу с каши, которую должны раздать людям. А спустя совсем немного времени уже тащит носилки с раненым, помогая санитарам. Еще полчаса, и он несет надувное бревно… кхм… хотя нет, эта сцена из другой сказки. В общем, старался создать эффект присутствия повсюду. Так что уже к вечеру вся эта огромная толпа была уверена: Император где-то совсем рядом, он с ними, он за них. Ибо видели, а потом и пересказывали с выдуманными подробностями, доходя едва ли не до сказок о воскрешении наложением рук.

День кончился. Но наш герой не угомонился. Он начал объезжать больницы, выделенные для размещения раненых, и смотреть, как идут дела. И на следующий день продолжилась «движуха», а на третий – так и вообще – он возглавил траурное шествие, в конце которого устроил небольшой, но значимый митинг.

– Я не оставлю людей с бедами один на один! Всех пострадавших будут лечить за мой счет! А ежели потребуется, то и пенсию положу! А если погиб, то ближайшему родичу пенсия будет! – громко кричал Николай Александрович в рупор так, чтобы его услышала вся толпа.

И толпа, словно древнее чудовище, реагировала, радостно ревя. Волнами. Как какой-то рокочущий монстр. Разум если и был присущ этой химере, то очень примитивный.

Еще несколько коротких, рубленых фраз. И толпа вновь взревела. И еще. И еще. Это было так просто – говорить то, что хотят услышать люди. А потом он приказал взять под стражу московского обер-полицмейстера Александра Александровича Влавского и министра двора – Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова. Прилюдно. Публично. Ведь они отвечали за организацию торжеств. И не смогли все сделать по уму. А значит, должны ответить за свои злодеяния. О чем он толпе и сообщил. И вновь дикий, радостный рев. Только куда как громче, чем прежде. Толпа заколыхалась, заплескалась и натурально показалась чем-то живым и ужасающим.

Столетие назад такие же безумные монстры опустошили Париж во время Великой французской революции. А потом… вероятно… аналогичные создания терзали Россию, оставляя после себя только кровь и руины. Век бы их не видеть. Но они есть… и иногда образуются. А значит что? С ними нужно уметь договариваться, а еще лучше – использовать.

Наш герой знал о приемах взаимодействия с толпой только по книжкам и немало рисковал, готовясь к коронации. Импровизировал. Старался взять самые простые и самые эффективные приемы. Но у него все получилось. Неискушенная публика же. А потом, еще немного погудев, толпа рассыпалась на дискретные группы, которые расползлись в разные стороны. Все-таки хоронить всех погибших на одном кладбище было невозможно, да и глупо. А Император отправился на вокзал, к поезду, где уже все паковались, дожидаясь только его.

– Коронация сорвана, – мрачно произнесла Мария Федоровна, когда ей наконец удалось поговорить с сыном наедине.

– Напротив. Она удалась.