Фрунзе. Том 5. Proxy bellum

– И что вы хотите взамен?

– Денег, чтобы оплатить это продовольствие, у вас нет, а те, что есть, – ничего не стоят. Но оно и не нужно. Сейчас это лишнее. Мы поставим продовольствие. Правительству. Вы введете продовольственные карточки и постараетесь предотвратить голодные бунты. Иначе пока не получится. Взамен мы хотели бы получить от вас тоже некоторые товары. Например, нам известно, что у вас на складах лежит полсотни 16-дюймовых пушек, которые вы делали под свернутую корабельную программу. Мы хотели бы, чтобы вы их доделали и запустили производство новых. Предприятия ведь у вас все еще существуют. А нам они очень нужны.

– Зачем, если не секрет?

– Береговые батареи в первую очередь. Кроме того, нас интересуют корабельные башни главного калибра под них. Те, что вы делали для линкоров типа «Колорадо». И кое-какие еще товары судостроительной тематики.

– Паровые турбины?

– В том числе, – улыбнулся Скрябин, доставая из-за пазухи список того, что Союз интересовало.

По задумке Фрунзе этот небольшой осколок былого величия США мог бы стать специализированным промышленным районом. Да, производить 16-дюймовые пушки, снаряды и прочее у себя под боком было бы неплохо. Но это долго… Очень долго. А тут уже все готово. Нужно просто кинуть клич и вернуть разбежавшихся рабочих, которым месяцами не платили зарплату. Не всех же перевезли в Союз, совсем не всех.

На самом деле Скрябин лукавил.

Мощные береговые батареи, конечно, интересовали Советский Союз. По мнению Фрунзе, такие орудия и в начале XXI века могли наделать дел. Особенно если их оснастить активно-реактивными управляемыми снарядами. В будущем. Тем более в таких местах, где не требовалось бить на сотни километров. Но и про корабли он не забывал.

Линкоры типа «Пенсильвания», «Нью-Мексико», «Теннесси» и «Колорадо» обладали очень близкими параметрами. Во всяком случае, по корпусу – самой дорогой их части. Одна беда – первые три типа были вооружены 356-мм пушками, по три штуки в башне, и только «Колорадо» – парами 406-мм. Вот и было решено провести их глубокую модернизацию. Заменить орудия, поставить современную систему ПВО, противоторпедную защиту, носовой бульб с подруливающим устройством и силовую установку, превращая в дизель-электроходы. Доводя нормальное водоизмещение до формальных тридцати пяти тысяч тонн, оговоренных в договоре. Через что предполагалось получить десять вполне современных и мощных линкоров, способных выступать очень серьезным аргументом на международной арене. Малой кровью. Ибо корпуса – самое сложное – уже и так были готовы.

Понял это Гувер или нет – неясно. Но он очень оживился.

После того как Союз получит флот, он мог с чистой совестью кинуть своего партнера, поступив в лучших традициях англосаксонской цивилизации. Ведь воевать ради интересов США ему не с руки. Зачем? А раз он оставался верен своим договоренностям, то в представлении президента и остального истеблишмента имел какие-то цели и интересы скрытые и непонятные. И вот они прояснились. Может быть, и не все, но все выглядело вполне достоверно. Получение современной корабельной артиллерии главного калибра в нужном объеме – аргумент. И еще какой! Не так много стран в мире могли изготавливать полноценные 16-дюймовые морские пушки с длиной ствола 45–50 калибров. США, Великобритания да Япония. Причем у США были лучшие образцы.

– И это еще не все, – улыбнулся Скрябин.

– Слушаю вас внимательно.

– Нам известно, что вы занимались разработкой 18-дюймовых морских пушек. У вас сохранились по ним наработки?

– Насколько я знаю – да. Даже где-то одно или два орудия сохранилось.

– Прекрасно. Мы заинтересованы в том, чтобы вы возобновили работы по этому направлению. Сначала, конечно, доделка 16-дюймовых и выпуск снарядов к ним. Это приоритетное направление. Потом запуск производства новых 16-дюймовых орудий и лейнеров к ним. И только потом работы по 18 дюймам. Они нас интересуют, но не настолько сильно.

– Для береговых батарей?

– Безусловно. Ведь договор об ограничении морских вооружений не разрешает ставить на корабли такие артиллерийские установки.

– Без всякого сомнения, – усмехнулся Герберт Гувер и подмигнул.

Скрябин сохранил невозмутимость и никак не отреагировал на подобные намеки. На этом они и распрощались.

А несколько минут спустя в том же кабинете началось совещание, участники которого сидели в помещении неподалеку и слушали трансляцию переговоров. Тут стояло несколько микрофонов, звук с которых собирали в единый поток и выводили на колонку – специально для данного случая. Еще и записывали синхронно на советский же магнитофон.

– Что вы думаете по поводу предложения, озвученного Скрябиным? – напряженно спросил Гувер.

– Выглядит подозрительно, – озвучил мнение вице-президент.

– Согласен, – кивнул государственный секретарь. – Эти красные явно что-то хотят, но помалкивают.

– Разве? – спросил министр обороны. – Вы хоть представляете, какие проблемы в получении этих орудий? Тем более для них.

– А что у них не так?

– У них почти под основание все судостроение после Гражданской войны уничтожено было, – заметил президент.

– Ну…

– Вот то-то и оно, – не унывал министр обороны. – Много стран такие пушки делают? А хорошие? А почему? У Франции ничего достойного нет, а если бы и было – не продаст. У Великобритании только пушки Бринка, но их мало. А то, что у них на корабли ставится, – дрянь. Еще японцы есть, но у них тоже все не слава богу. И они тоже не продадут.

– Почему же? – оживился госсекретарь. – Если Союз согласится обменять территориальные претензии на 16-дюймовые пушки – они их ему охотно продадут.

– Вы полагаете?

– Я уверен, – улыбнулся госсекретарь, человек, отвечающий в США за внешнюю политику. – Во всяком случае, мне докладывали, что такие разговоры в Токио ходят.

– Эта ловушка с Маньчжурией у него вышла славной, – с улыбкой заметил министр финансов. – Он просто выдаивает бюджет Японии без всякой стрельбы. И когда тот окончательно прохудится, все материковые владения Японии можно будет брать голыми руками.

– Да, но долго ли она продлится? – возразил министр обороны.

– Если честно, господа, я не уверен в словах Скрябина. Мне кажется, он блефует, – произнес госсекретарь.

– В чем же?

– В том, что намечающаяся война – договорная. Я достаточно хорошо знаю настроения в Лондоне и убежден – и король, и весь истеблишмент переполнены решимости поставить на место зарвавшихся русских.

– Надо же… Беда! – фыркнул министр обороны. – Мерзкие русские покусились на святое право англичан покушаться на их жизни! Это ни в какие ворота не лезет! Варвары!

– Не юродствуйте, – недовольно произнес президент.

– А я и не юродствую. Если кто не знает, то я хочу напомнить: именно англичане с французами и затеяли революцию в феврале 1917 года, после чего началась эта русская катастрофа, которая унесла людей больше, чем Великая война на полях сражений у любой, даже самой пострадавшей страны. Причем била эта война по тылам. Этакий марш Шермана к морю, после которой Россия осталась лежать выжженной и разоренной пустошью.

– Благодаря этой революции такие, как Фрунзе, смогли прийти к власти! Им англичан целовать нужно, а не устраивать то, что они затеяли! – раздраженно заметил госсекретарь. – Хочу вам напомнить – именно Фрунзе стоял за той статьей Муссолини.

– Это не доказано!

– Это всем известно!

– Как отметил Молотов, – хмуро заметил президент, – если нет доказательств, это все домыслы. Да, удобные. Но мы не можем исходить в своих выводах из чьих-то фантазий.

– Англичанам достоверно известно, что всю эту историю с финансовым интернационалом Фрунзе рассказал покойному Гинденбургу за год или более до всех этих событий.

– Гинденбург мертв, – твердо сказал президент. – Доказательств нет, не так ли? А англичане – сторона заинтересованная. Мало ли что они говорят. Вот откуда Муссолини узнал – это вопрос. Но Фрунзе как источник таких сведений не выдерживает никакой критики. Потому что неизвестно, откуда сам Фрунзе об этом знает. Это же обычный полевой командир повстанцев. Он, в отличие от того же Троцкого или Бухарина, не был приближен к банкирам, контролирующим ФРС. Впрочем, и эти двое не знали и максимум догадывались. Простые исполнители.

– Это другой вопрос.

– Это главный вопрос. Если Фрунзе не мог это знать, то как он мог что-то сообщить Гинденбургу или Муссолини? Что за выдумки?

Все замолчали, задумавшись.