Сбежавший из вермахта

Оставшийся за фельдфебеля старший ефрейтор Вендт не без ехидства заметил, что герр фон Ридель, конечно, хороший артист. А вот добыть для камрадов воды не способен. Через два дня день рождения фюрера, забыл? Вода в большом баке кончилась, привезти ее из расположения батальона обещали на следующий день, рыбные запасы подошли к концу. Опять ужин всухомятку, без всяких добавок? Ему поддакнул Руммель.

Эрих вспылил, чуть не сцепился с обоими. Все были какие-то нервные, напряженные.

Наверху беспорядочная стрельба продолжалась. К пулеметным очередям прибавились артиллерийские удары, завыли мины. С потолка блиндажа посыпался песок. И чем теперь закончится эта стрельба, мало кто знал.

Фельдфебель пришел после полудня. Он был мрачный, как туча. Его вызвали на передовую. Эрих вскочил, чтобы доложить, но тот только махнул рукой.

– Знаю, знаю, все уже сказали, – произнес он и сел за стол. – Воды не принесли, карасей не поймали, канистры потеряли, Вилли ранили. – Он забарабанил пальцами по столу.

«Сейчас начнется», – понял Эрих. Он стиснул кулаки, ждал, не садился. Так и произошло. Фельдфебель не был бы фельдфебелем, если бы не высказал ему свое неудовольствие.

– Там в батальоне ребята поживей, чем вы, – съязвил он. – Я был в роте лейтенанта Бахлера. Так вот он похвастался своими бойцами. Их разведка наткнулась на русских. Иваны совсем с ума посходили, купались в ледяном озере! Вот уж действительно ненормальные! Им дали бой. Сумели выбить из церквушки. Один, говорят, голый загорал на крыше, ха-ха! Так и убежал без портков. Надо воевать, а не принимать солнечные ванны! В общем, парни Бахлера провели целую операцию, чуть языка не захватили. А у вас только потери. Ни канистр, ни сачка и Вилли выбыл из строя. – Эрих ничего не ответил. – Ну чего молчишь? Где твое объяснение?

Эрих также молча положил на стол вещевой мешок.

– А это еще что?! – уставился на него фельдфебель.

– Боевой трофей, отбили у русских, – четко отрапортовал Эрих.

– Как у русских? Вы что, сразились с ними тоже?

– А как же! Парни Бахлера били их справа. Иваны отошли к камышам, напоролись на нас. Мы думали взять языка, того, который голым загорал на крыше, но решили оставить его парням Бахлера. Захватили трофей. Это важнее. Русские спохватились, началась перестрелка. Но мы от них оторвались и вернулись домой.

Брови у фельдфебеля взлетели вверх. Он уловил иронию и усмехнулся.

– А что в мешке? – голос у него был уже не столь суров.

– Это сумка русского офицера. В ней фотоаппарат, пленки, консервы, бутылка шнапса.

– О, чего ж ты молчишь, Ридель, это же… это же большая наша удача! – Фельдфебель вскочил и похлопал его по плечу. – Давай собирайся, пойдем к лейтенанту, доложим. Вы провели боевую операцию. Жаль, что есть ранение. Но оно боевое. Ладно, пойдем скорее. Лейтенант не выдержит, позвонит майору Хойсу, распишет все в красках. Мы утрем нос Бахлеру.

Только к вечеру Эрих узнал тайну выстрелов в спину. Оказывается, трое солдат из роты лейтенанта Бахлера тоже отправились за водой и за карасями. Они спустились к озеру, но с другой стороны. Заметили ловивших карасей людей. Наблюдали за ними. Это были русские парни. Немцы в ледяную воду не лезли. Двое русских вышли из воды, заметили немцев и спрятались в камышах. И оттуда начали вести обстрел. Наглецы! От них этого не ожидали. Завязалась перестрелка.

Иваны не дураки, пустили дымовую завесу и на лодке вместе с уловом карасей исчезли. Та пальба взбудоражила передовую линию. К перестрелке подключились артиллеристы, минометчики. Возможно, Эриха и Вилли кто-то из роты охраны или патруль принял за русских и выпустил очередь. Что ж, увы, свои тоже не ангелы, могут ошибиться. Так и было доложено руководству. Понятно, что в такой суматохе о брошенных пустых канистрах, о сачках никто не вспомнил. Снаряды со стороны русских не долетали и шлепались как раз в том самом отхожем месте. Все деревья забрызгали. Жди теперь новых ароматов.

Фельдфебель после доклада лейтенанту отправил Эриха по траншеям на передовую. Война есть война, и надо быть готовым к отражению атаки. Вещмешок они оставили у лейтенанта Шмидта. Тот поблагодарил Эриха за проявленную отвагу, пожал руку, пообещал, что первое воинское звание на подходе. Но ни о каком отпуске не заикнулся. И еще лейтенант сказал, что просмотрит вещмешок со всем его содержимым и отдаст руководству полка. Пусть командир полка оберст Эльснер, полковник, разбирается с найденными вещами. Ясно одно: русские вели разведку местности. Значит, надо усилить бдительность и выставить дополнительные посты. Консервы и шнапс из вещмешка надо проверить. Не приманка ли? Вдруг они отравленные?

Так и не довелось Эриху и его камрадам отведать вкуса русских консервов с русской водкой. Хорошо, что хоть нож не отдал. На его рукоятке была надпись, которую он понял и без перевода, – «Смерть фашистам».

Эрих стоял в траншее, держал карабин на бруствере и водил биноклем по округе. Он видел ту самую тропку, по которой они с Вилли спускались. Как могли спутать их с русскими? Какой слепец немец выпустил по ним очередь? Солнце сияет, вся местность неплохо просматривается… Конечно, на войне путаницы хватает. Вопрос, наверное, в другом. Зачем вообще они воевали? Зачем пошли на Восток? И вот застряли. Похоже, на несколько лет. И стояли насмерть. Немец против русского, русский против немца. Они испытывали смертельную ненависть друг к другу?

Все оказалось не так, совсем не так, как ему рассказывали в Берлине. Никаких недочеловеков Эрих на своем пути по Белоруссии не встретил. Видел убитых русских, видел раненых, пленных. Ощущение не очень приятное. Другие люди, чужые люди. Непонятные. Но все-таки люди, а не недочеловеки, о которых твердил Геббельс. Теперь в Россию пришла весна. Она будоражит, пробуждает совсем другие эмоции, и все меньше остается места для ненависти, для желания убивать. Весна сорок третьего надолго ему запомнится. Он бывший театральный актер теперь обстрелянный солдат. Эх, встретить бы того голого русского парня, который загорал на крыше церквушки. Нашли бы они общий язык? А если Эрих предложил бы ему выпить по рюмке? Сначала русской водки, а потом немецкого шнапса, в нем все-таки тридцать два градуса, а не сорок. Потом закусили бы. Например, берлинской шлахтеплате – на деревянном подносе нарезанная свежая ливерная и кровяная колбаса. Русский не знает вкуса ни ливерной, ни тем более кровяной колбасы. Русские вообще не колбасники. А вот хлеб взяли бы русский. Он ароматней, вкусней немецкого.

Они бы выпили, закусили. Нашли бы общий язык? Помогли бы жесты, вспомнили, как находились в двух шагах от смерти. И дали бы клятву не стрелять друг другу в спину.

9. «Горят ваши панцеры!»

В пехотном батальоне, в котором служил Эрих фон Ридель, танков, конечно, не было. Все необходимое для боевого обеспечения и духовного настроения солдаты получали из зоны расположения полка, находившегося в районе Орши. Оттуда на полноприводных трехтонных грузовиках «Opel Blitz», изготавливавшихся в родной провинции Бранденбург, на передовую подвозили новобранцев, боеприпасы, отремонтированное оружие, горючее, электрогенераторы, воду, продукты питания и почту. Забрав раненых, отпускников, кое-что из неисправного оборудования и оружия, автомашины сразу уезжали из зоны обстрела. В пехотном батальоне этим трехтонникам делать нечего.

Как-то раз летом 1943 года подогнали новинку – водоплавающий «Volkswagen KdF-166» с открытым верхом, прозванный «жук» и изготовленный на заводе Порше для специальных нужд вермахта. Его предполагалось использовать в полевых условиях. Офицеры и унтер-офицеры в очереди стояли, чтобы на нем погонять. По сухой равнине двигался он очень неплохо, рытвины, ухабы – все было ему нипочем. Но с натугой шел в гору, едва не сваливался. А по болотам вовсе не «поплыл». Во множестве окружавших полк болот, где надо ползать, «жук» только наматывал на винт траву, ветви и глох. Хорошо хоть не утоп. С помощью лошадей вытащили его на берег и отправили «домой». Новинка показала себя с хорошей стороны, но для пехоты лучше подкинуть танки.

Но получить их было непросто. Генерал Хайнц Гудериан с первого дня войны на Востоке добивался того, чтобы танки подчинялись ему одному, объединились в самостоятельные корпуса и превратились в армию. И не одну. Его тактика оправдала себя. Куда бы ни направлялась ударная группа немецких войск, танки двигались впереди. Они наводили на врагов страх одним своим внешним видом, грохотом моторов, черным дымом и скрежетанием гусениц. На всем пути от Бреста до границ Подмосковья у русских не было никакого солидного оружия против танков. Ни рвы, ни ежи толком не помогали. От бессилия Иваны обвязывали себя гранатами и бросались под гусеницы. Они швыряли бутылки с зажигательной смесью, тренировали собак со взрывчаткой кидаться под танки, строчили из пулеметов.

Все эти действия были булавочные уколы. Многотысячному семейству бронированных машин существенного урона они не наносили. Немецкая пехота на танки молилась. Накануне сражений командиры всегда просили прислать их в подмогу. Они могли переломить исход любого боя. Танки могли захватить Москву, передовые отряды рассматривали столицу в бинокль. Но… Но Гитлер опасался отрывать их от остальных частей, тормознул, потом разбросал по фронтам, и стремительное наступление захлебнулось. А со временем характер военных действий в просторах России вообще поменялся, танки готовили к решающим схваткам, концентрировали где-то в районе Курска. Короче, с ними экономили.

После жаркого апрельского солнцестояния погода в начале мая резко изменилась, начались затяжные дожди. Похолодало, дороги развезло. У входа в блиндажи образовались лужи. Отапливать подземные убежища дымными печками запрещалось, древесный уголь кончился. А как сушить мокрое обмундирование? На спиртовке?

Ухудшилось снабжение, горячую пищу не подвозили несколько дней, приходилось питаться сухим пайком. В эти дни особенно доставалось связистам. Едва успевали они подсоединить порванный кабель в одном месте, как он рвался в другом. Надо было покидать сухое укрытие, бежать на линию, искать обрыв. А чтобы не попасть под шальную пулю или снаряд, приходилось ползти по грязи, проклиная службу и уповать на милость божью. И недалеко от расположения полка появились березовые кресты. С каждым днем их становилось все больше.

И все же нет худа без добра. То незначительное происшествие у церквушки имело для Эриха позитивное последствие. Во-первых, ему присвоили звание ефрейтора. Пообещали, что в дальнейшем при усердии он может дорасти до унтер-офицера. Стать, например, фельдфебелем или фэйнрихом. Во-вторых, когда у связистов стало катастрофически не хватать людей, лейтенант Шмидт вспомнил о молодом ефрейторе и предложил ему посидеть на коммутаторе. Готов к новому заданию? Эрих тотчас щелкнул каблуками, яволь, герр лейтенант. Начальником у него будет фэйнрих Густав Штролль. Опытный солдат, хороший телефонист, слушаться его беспрекословно. Яволь, герр лейтенант! Строжайше соблюдать тайну узла и переговоров. Яволь, герр лейтенант! Разворот и шагом марш к новому месту службы, там пройти инструктаж.

Штролль оказался вполне приличным малым, он был родом из Тюрингии, из города Зуль, где делали превосходные охотничьи ружья. Они быстро нашли общий язык. Штролль не любил бегать. Эрих вызвался заменять его. В результате Эриху приходилось частенько брать катушку телефонного провода, а это почти тридцать фунтов дополнительного веса, и выползать на поверхность. Зато и Штролль не надоедал ему, не придирался по смене, не контролировал и не гонял впустую.

Бегать с катушкой все же получше, чем при атаке выпрыгивать из окопа и с карабином наперевес нестись навстречу русским пулям и снарядам. Дежурить на коммутаторе еще лучше. Над головой надежная крыша, надевай наушники, переключай себе штекеры, вызывай командиров, звони в штаб, соединяй высшее руководство и… подслушивай.

Конечно, подслушивать категорически запрещалось. Наказание для всех одно – на передовую! В штрафной батальон! Но какой связист не нарушал этот порядок? Эрих не был исключением. А чтобы не засекли, применялись разные приемы, в том числе и некоторые технические хитрости, дополнительные наушники, например, или отводные трубочки. На коммутаторе можно было тайком послушать даже русское радио. Короче, у него появились многие преимущества перед камрадами. Эрих оказался в курсе важнейших новостей, знал, где располагался их батальон, представлял, какое боевое задание предстояло им выполнять в ближайшие дни. Знал и молчал.

Как-то в ночное дежурство Эрих подключил для беседы командира полка с командиром батальона. Герр Фогт (это было условное обозначение полковника Эльснера) спрашивал герра Новака (майора Хойса), как обстоят у него дела. Герр Новак отвечал, что он по-прежнему на старой позиции, но русские зашевелились. Артиллерия с той стороны угощает их каждый день солидной порцией снарядов. Иваны ведут также активные разведывательные действия, похоже, что они намерены не только вернуть потерянный плацдарм вместе с высоткой, но и развить наступление. Недвижимость смерти подобна. Потому пехотному батальону крайне необходимы танки. Зачем? С танками можно будет начать атаку. Надо двигаться вперед, уничтожать передовые позиции противника. Оставаться на одном насиженном месте означало терять солдат.

Герр Фогт молча выслушал эти соображения и сообщил, что танки заняты на другом участке фронта. Они действуют южнее Смоленска. У них другая задача – не допустить прорыва русских на Смоленск, а значит, на Оршу и на Минск. Иначе утратят значение все высотки, и все усилия по укреплению флангов, сама оборона потеряет смысл.

– А если флангам перейти к активным действиям? Сомкнуть русских в кольцо?

– О чем вы говорите, герр Новак? – не выдержал герр Фогт. – Где брать подкрепление? Идут дожди, распутица, дороги разбиты. Мы завязнем в этой грязи. У нас два орудия просто утонули.

– Значит, нам следует готовиться к отходу?

– Что за вопросы вы задаете? – резко оборвал его герр Фогт. – Фюрер приказал: ни шагу с места! Каждый должен оставаться там, где поставлен.

– Я понимаю, герр Фогт, – вздохнул герр Новак, – но обстановка с каждым днем ухудшается. В апреле в батальоне у меня было сто восемьдесят солдат, теперь май, у меня осталось только сто сорок. Сорок убито и ранено, это чуть больше четверти состава. Присылают молодых, необстрелянных. Их надо обучать. Вы понимаете? И если так стоять дальше, то через месяц у меня останется ровно половина. А если чертовы иваны начнут движение с танками, то они прорвут нашу оборону. Три мои пушки и два дота не сдержат наступления. Иваны положат своих людей в три раза больше и пройдут. Нам нужны танки, они нужны нам не для обороны, а для прорыва и укрепления завоеванных позиций.

Герр Фогт слушал, не перебивал. Он и сам знал, что положение в батальоне складывалось не самое лучшее. О похожей ситуации ему докладывали с других участков фронта. Разведданные гласили, что русские готовят мощное наступление в центральной части. Поэтому немецкие части сосредотачивались вокруг Курского выступа. Герр Фогт знал, что туда стягивались основные бронированные силы, туда шли новейшие тяжелые танки «Тигры», «Пантеры», самоходки «Фердинанд», там должна была состояться решающая битва. Высшее командование понимало, что тот, кто выиграет танковое сражение, победит в войне. На карту поставлено слишком многое.

– Пожалуй, дня через два я смогу вам помочь, герр Новак, – задумчиво произнес герр Фогт. – Танки прибудут в расположение полка, а там посмотрим.

– А какие танки? – поинтересовался герр Новак.

Герр Фогт что-то хмыкнул в ответ, а потом сказал:

– Это оперативные данные, не по телефону… Нам обещают десять танков. После того как выровняем фронт на юге, танки прибудут к нам. Это… – Он помедлил. – Это, возможно, «тигры» и «пантеры».

«Тигры» и «пантеры»… Что знал о них Эрих? Не очень много. Прибывавшие из отпуска офицеры говорили, что новые танки «тигры», «пантеры» и самоходное орудие «фердинанд» уже направляются в подразделения, они принимают участие в боях и показали себя с лучшей стороны. На «тиграх» установлены мощные 88-мм пушки, вес составляет 50 тонн, скорость до сорока километров в час. Броня в лобовой части десять сантиметров, непробиваема. У «фердинанда» броня в два раза толще. С такими броневыми машинами можно смело брать Москву, им не страшны никакие заграждения, рвы и болота. Но с Москвой после Сталинградского разгрома решили обождать. Обратили внимания на Кавказ и на Украину, нужна была нефть и пшеница.

– Итак, – завершил свой ответ герр Фогт, – танки «тигры» и «пантеры» на подходе, ждите.

И тут внезапно в разговор вмешался чужой, незнакомый голос. Эрих даже вздрогнул от неожиданности. Голос был мужской, резкий, с неприятным акцентом. И он не заговорил, а буквально заверещал:

– Никс панцер, никс панцер, капут панцер, они горят, фойер ваши панцеры… «Тигр» капут, «пантера» капут… Фойер!