Сокровища горы Монастырь

Помимо того, я возлагал определенные надежды на осмотр Тихонова луга и разговор с Галочкой об ее ухажере. И еще! Я осознавал, что ввязывания в эти дела сопряжено с большим риском, но все же почти не сомневался, что ввяжусь в них. Хотелось бы понять – чего ради!

В Щебетовском

В регистратуре мне объяснили, что Зайчиков Владимир Алексеевич принимает в тридцать седьмом кабинете, второй этаж, по коридору направо. Возле его двери с табличкой «Терапевт» сидели три человека, я занял очередь и присел рядом. Когда я заглянул в кабинет, мой друг торопливо заполнял какую-то карточку. Это был худенький маленький чернявый человечек с великоватой для его тщедушного тельца заметно облысевшей головой.

– Проходите, присаживайтесь! – буркнул он, не посмотрев на меня. – На что жалуетесь?

– На друзей! – вздохнул я. – Зазнались, заелись, «не повернут головы кочан»…

– Валерка! – взвизгнул, подпрыгнув на стуле, терапевт. – Приехал, чертяка!

Мы обнялись, мой приятель даже прослезился. Из нас четверых он был самым впечатлительным. Зайчик (так звали мы его в детстве) тут же предложил обмыть встречу в укромном и уютном, по его мнению, местечке – в морге. Я наотрез отказался.

– Даже и не настаивай – я за рулем, – пояснил я. – А тут гаишники на каждом повороте. Да и дорога на Тихоновку – сам знаешь какая. Оплошаешь – и костей не соберешь. Приезжай лучше ты к нам. Соберемся – ты, Колобок, Тюрючок и я – на берегу Зеленой и оторвемся тогда по полной.

Зайчик, разумная и добрая душа, не стал настаивать, но сам на радостях выпил, потом еще и еще. Это мне не понравилось, но я промолчал. Сначала, как водится, мы углубились в воспоминания. Благо рабочий день близился к концу и в кабинет никто не заглядывал.

Потом я перевел разговор на интересующую меня тему и узнал все, что можно было узнать. Правда, ни черную «Волгу» с затемненными стеклами, ни бородатого предпринимателя мой друг ни разу не увидел. Значит, на территории больницы они не появлялись – в наблюдательности ему не откажешь.

Захмелев, Владимир стал хвалиться тем, что он – половой гигант и что все особи женского пола стараются затащить его в постель. Похоже, его комплексы за эти годы так никуда не делись. Потом он начал подергивать плечиками, руками и прыгать на стуле, изображая ухарскую пляску, и наконец уснул, уронив свою умную и тяжелую голову на стол.

Я задумался. В принципе, можно было посчитать интерес бородатого предпринимателя к Чернову праздным любопытством постороннего человека и успокоиться. Я же, наоборот, ощутил необъяснимую тревогу. Интуиция подсказывала мне, что за Черновым, а заодно и за братками и Анатолием приглядывал здесь, в райцентре, уже не сам предприниматель, а кто-то другой, на другой машине. И настолько ненавязчиво и профессионально, что никто этой слежки не заметил.

Мне это не понравилось. Я хотел знать, куда я собираюсь засунуть голову. Пришлось отзвониться в Барнаул. Там в милиции работал один мой хороший знакомый, бывалый опер, майор Виктор Городничев, краснолицый, усатый, здоровенный, за центнер веса, балагур, весельчак, мастер спорта по борьбе самбо, мой давний спарринг-партнер. Вот к нему-то я и решил обратиться за помощью.

Идентифицировать человека исключительно по самому распространенному в Сибири светлому цвету волос, телосложению да отсутствию двух пальцев на правой руке невозможно. Даже я, чайник в этих делах, осознавал это. И все же, отдавая себе отчет в абсурдности своих надежд, я набрал номер его рабочего телефона. Попытка не пытка, за спрос денег не берут и все такое. Только бы застать его в кабинете – рабочий день уже закончился. Мне повезло.

Мой жизнерадостный спарринг-партнер лишь привычно хохотнул, когда я обрисовал ему ситуацию:

– Ну ты, Мачо, гы-гы, даешь! Иди туда, не знаю куда! Принеси то, не знаю что! Спроси, гы-гы, что-нибудь полегче!

И все же учитывая, что звоню я, Мачо, что обратился к нему за помощью первый раз, и догадываясь, что мной движет не праздное любопытство, он не бросил трубку. Минут пятнадцать майор сопел в нее, потом радостно загоготал:

– Хотя, гы-гы, про черную «Волгу» я что-то когда-то слышал… Да, и нехватка двух пальцев на руке какая-никакая зацепка…

Попробую навести справки. Сам понимаешь, гы-гы, только для тебя и только через магазин. Перезвони часика этак через два.

Этого времени хватило, чтобы отвезти так и не проснувшегося друга детства домой, пошариться по магазинам, купить Галочке медальон на золотой цепочке, себе продукты. В положенное время я отзвонился Городничеву.

Традиционно хохотнув, майор обнадежил меня: «Такое дело, Мачо! Может, это у тебя, гы-гы, и не паранойя. Может, ты пересекся с «оборотнями». Есть такая банда. Залетные! С Урала!

Все бывшие спецназовцы. Все прошли Чечню. Главарь – Никита Лаптев. Рост 174 см, волосы светлые, глаза синие. Худой, жилистый. В совершенстве владеет навыками рукопашного боя, отличный стрелок. Особые приметы: небольшой шрам над левой бровью, на правой руке нет, гы-гы, двух пальцев: мизинца и безымянного. Сечешь? Имеет серебристую «хонду», а вот у одного из подельников – черная, гы-гы, «Волга». Сечешь?

Подозреваются в ограблении двух банков, ювелирного магазина, четырех убийствах. Накануне ограбления ювелирного магазина несколько человек видели поблизости черную «Волгу» с тонированными стеклами. Сечешь? Но реальных доказательств их причастности к каким-либо преступлениям, гы-гы, даже и кот не наплакал. Нет доказательств. Пусто! Одно слово – «оборотни».

Связываться с ними не советую, станешь, гы-гы, пятым. Хотя, зуб даю, свяжешься. Если жив останешься – нальешь. Если не получится – сам налью. На твоей, гы-гы, могилке. Ну, бывай!

Ошарашенный, я возвратился к машине, какое-то время сидел в ней, прикрыв глаза и собираясь с мыслями. Потом принялся заполнять дневник. Предостережение Городничева не выходило у меня из головы. Он знал, что я чемпион Сибири по дзюдо, приличный каратист, стрелок, и тем не менее сразу поставил на «оборотней». Пренебречь мнением не просто давнего приятеля и спарринг-партнера, но и опытнейшего опера я не мог. Упаси бог! Здесь надо, как тетка, семь раз отмерить, а потом еще и сто раз подумать: резать или нет.

Глава 2

Преследование старообрядцев

В начале двадцатых годов восемнадцатого столетия очередная волна гонений на раскольников захлестнула Сибирь. Карательные экспедиции следовали одна за другой, отыскивая в лесах пустыни староверов и захватывая их. Нередко загнанные в угол раскольники отчаивались на крайний шаг – самосожжение.

В 1720 году сожгли себя, не пожелав подчиниться властям, обитатели монастыря на реке Ишим. В 1722 году направляется военный отряд против раскольников, обосновавшихся на реке Чумыш. Пустынь была разорена, староверы захвачены в плен и позднее казнены.

24 марта 1723 года было обнаружено и окружено войсками одно из последних убежищ раскольников на Алтае – деревня Елунина. После небольшой стычки елунинские дома вспыхнули как порох – раскольники предпочли плену гибель в огне. По преданиям, в Елунинской гари погибло более тысячи человек.

Уцелевшие староверы затаились в глухих лесных дебрях…

Десять лет спустя. Рай земной

Тиша твердо знал, что Зеленинский скит – лучшее место на земле. Посреди оного скита возвышается молельный дом – преогромный амбар с колокольней, колоколом и крестом на крыше и монахами-старообрядцами внутри. За молельным домом находится кладбище, за ним – предивная гора Терем, сложенная Боженькой из семи преогромных лепешек.

Слева и справа от молельного дома расположились два ряда домов. На окнах – затейливая резьба, на крышах – деревянные петухи. Улицы между домами широкие, чистые, покрыты травой-муравой. В небольших садиках под окнами растут черемуха, малина, смородина, марьин корень, огоньки, васильки, саранки и другие полевые и лесные цветы.

Дома самого Тиши, дядьки Андрея Звягина и дядьки Игната Соломатина были построены почему-то на некотором удалении от молельного дома на берегу речки Зеленой, рядом с небольшой рощей. И тоже красивые-прекрасивые.

Когда Тиша пытался представить себе рай, он почему-то получался похожий на их Зеленинский скит, только с Боженькой, Матушкой Богородицей, ангелочками с крылышками и без зимы. Зиму Тиша не любил.

Из состояния умиления и задумчивости его вывело появление мамочки и сестры Лизы с ведрами в руках. За ними увязалась шестилетняя Соня, крепко ухватившись за материнский подол.

Сердечко Тиши аж зашлось от любви к мамочке: какая она красивая-прекрасивая и нежная-пренежная. А еще она всегда старалась всем угодить, чем-то порадовать: и папочку, и Лизу, и Данилку, и Митю, и Алешку, и Соню, и его Тишу. И не из боязни – из любви. А еще в ее удивительных синих глазах таился какой-то непонятный Тише страх.

– Какая благодать! – ахнула мамочка, поцеловав Тишу и спустившись с крыльца. – Стою здесь на травке, и уходить неохота. Солнышко из-за горы поднялось, птички хвалу Богу поют. Слушаешь – и сердце разрывается от счастья. Разбуди, Тиша, папу. Грех спать! Пусть тоже порадуется с нами.

– Пусть поспит, – улыбнувшись, заступилась за отца Лиза. – А ты чего подскочил?

От ее улыбки утро показалось Тише еще светлее и краше. Истинно красавица, в мамочку. Огромные синие глаза, в которых совсем нет страха, только радость, задор и доброта, чуть вздернутый премилый носик, алые губки, тонкий гибкий стан.

Недаром же по ней и дядька Игнат, и все другие парни пустыни сохнут. Тиша даже развеселился от этой мысли. Представить огромного-преогромного, широкого-преширокого дядьку Игната засохшим было невозможно.

– Чего подскочил-то? – переспросила сестра. Тиша счастливо-глуповато улыбнулся и пожал плечами. Он и сам не понимал, какая сила сегодня до зари еще подняла его с постели и понесла на улицу. Боженька, наверное. А может, просто в туалет захотел.

– Мамочка, а отчего птички поют? – осведомилась, напоминая о себе, маленькая Соня, требовательно дернув за материнский подол.

– Радуются, доченька, Бога славят, – поцеловав Соню в затылок, ответила мамочка. – Вот и поют!

– Они радуются, что я вышла? – уточнила сестренка, простодушно улыбаясь и нисколько не сомневаясь, что так оно и есть на самом деле. Она тоже была похожа на мамочку (на папочку походили лишь Данилка да Митя), но в ее голубеньких, широко расставленных глазках светился не страх, а непоколебимая убежденность в своей исключительности.

– Пуп земли, – умилялся, глядя на нее, папочка. – Маленькая принцесса!

– Конечно, доченька! – умилялась и мамочка. – Как им не радоваться, если ты, солнышко, из дома выглянула?

Женщины двинулись к сараю доить коров. Тиша слышал, как упругие струи молока бьются о дно ведра.

– Как хорошо, что папочка привел нас сюда! – порадовался снова он. – Ведь здесь все есть: и лес, и пашня, и луга, и река Зеленая, и ягоды всякие, и звери, и рыба, и гора Терем, и гора Монастырь.