М. Берг. Чашка кофе (Четыре истории)

– Вот так-то, – кивнул Форман. – Вселенная велика и загадочна, и тайна эта пронизывает всё – в том числе и нашу с вами жизнь. И нет тайны большей, чем тайна Творца.

– Хорошо, хорошо, – Рэй поднял руки вверх, натужно улыбаясь. – В какой-то степени вы меня убедили, Форман. Знания и достижения человечества, обретённые стараниями науки, действительно невелики и, если соглашаться с вами до конца, весьма условны в масштабах Вселенной. И всё же, насколько окружающие нас тайны связаны именно со сверхсуществом – Богом?

– Насколько? Вы сами прекрасно знаете, что я отвечу. Но для вас это всего лишь «гипотеза» – так вы изволили выразиться? Так что, по большому счёту, каждый приходит к ответу сам.

– Выходит, наш спор не имеет смысла в принципе?

– Как бы то ни было, в жизни, если приглядеться, более чем в достатке всякого загадочного и необъяснимого. Мистикой пронизано всё наше существование, хотя, зашоренные бытовыми проблемами, мы не обращаем внимания на тайну, которая сопровождает нас в течение пути от рождения до смерти. А может – и несколько дальше… Да, существуют, я вам скажу, вещи – поистине мистические вещи! – кардинально меняющие характер человека, его отношение к миру и, как следствие, судьбу!

– Вы так говорите, Форман, словно вам неоднократно приходилось сталкиваться с подобными тайнами! – фыркнул Рэй – несколько, правда, нервно, что не укрылось от глаз собеседника, хотя тот и не подал вида.

– Всякое бывало, всякое… – Форман как бы рассеянно поразглядывал Рэя. – Вот, к примеру, однажды случай свёл меня с интересным человеком. Человек тот просил называть его Агасфером – говорил, что имеет в судьбе некое сходство с жизненным путём этого мифического персонажа. Военный, он выполнял секретные миссии в разных концах планеты, преимущественно в горных районах и джунглях…

История первая: «Снайпер»

…Служба в войсках, офицерское училище, армейский спецназ, курс особой подготовки и – снова служба… Зарубежные «командировки», горячие точки… Путч, смена власти и общественного строя, когда всё в родной стране перевернулось с ног на голову, а затем, не устояв в таком шатком положении, и вовсе покатилось кувырком. Жизнь, мягко подхватив своим обманчиво-ровным и прямым течением, неожиданно вынесла на стремнину, побросала по извилинам русла, обкатала на перекатах, стесав острые углы нравственных принципов, и выбросила меня, одинокую бойцовую рыбку, на простор большой воды, холодной и неспокойной.

Что я умел? Как мог применить свои умения в самостоятельном плавании, если не было уже ясного разграничения на «своих» и «чужих», и возвращаясь с очередной войны домой, я вдруг понимал, что и дома тоже идёт война? Война старого криминала с новым, более жадным и жестоким. Война руководителей вчерашних республик и иных прежних и настоящих «слуг народа» за огромные куски страны. Война недавних правоверных коммунистов, видных партработников, а ныне – акул бизнеса и убеждённых сторонников капитализма, за государственные когда-то – общие! – предприятия и заводы. Война власти с собственным народом. Война за должности и взятки, за ларёк и место на рынке, за банальное место в очереди… Тотальная война каждого с каждым!

Спрос рождает предложение. Исполнение частных заказов – занятие, порождённое разгулявшимися «рыночными отношениями». И это всё, что осталось мне от любимой когда-то профессии. Поначалу я старался выбирать задания, соотнося их с внутренним цензором, ведающим остатками принципов, и впитанным с детства пониманием добра и зла, но чем дальше, тем сильнее разрушалась эта внутренняя основа и тем менее разборчив я становился. Настало время, когда я уже не брезговал ничем. Моральные сомнения исчезли окончательно, похоронив под своим прахом давние юношеские идеалы, – но зато я получил ясность, что в окружающем меня хаосе позволило обрести некоторую устойчивость и стабильность, которых так не хватало и в жизни, и в стране. Цель – выстрел – деньги. Всё просто, чётко – ясно. И – никаких осечек и угрызений совести…

***

Это была сложная цель. Я долго выслеживал её – упускал и снова находил. И вот – она прямо передо мной, видимая во всех подробностях через окуляр оптического прицела: среднего роста, среднего возраста – обычный, ничем не примечательный мужчина. Но эта фигура сейчас – центр моего мира. Центр, миновать который невозможно. Сила притяжения его такова, что ствол винтовки просто не в состоянии отклониться в сторону.

Отполированный не одной сотней выпущенных зарядов, канал ствола ещё пуст и прохладен, но патрон – в патроннике, и пуля, остроносая посланница рока, готова, обгоняя звук, устремиться к цели. Однако торопиться не следует: всему своё время.

Дальность, вес пули, поправка на ветер, особенности движения цели и биение собственного сердца… – все бессчётные переменные сошлись в одном уравнении, последний элемент которого – время – уже на исходе. Траектория полёта пули уже построена, она существует в объективной реальности настолько явно, что удар бойка о капсюль патрона абсолютно неизбежен – пустяк, незначительная формальность. А я – я всего лишь посредник между реальностью потенциальной и реальностью свершившейся, и от меня уже ничего не зависит. Я просто воплощаю неизбежное.

Мужчина обернулся и посмотрел прямо мне в глаза. Почувствовал? Ну пусть смотрит, пусть чувствует – он никоим образом не может меня видеть и тем более помешать. Я – рука судьбы! И никому не изменить предначертанного!

Будто стылым воздухом пахнуло из колодца. От позвоночника по всей спине сыпанули мурашки, и шею сковало – так напряглись мышцы. Невероятно ясное чувство, что кто-то смотрит на меня пристально, прищуривает глаз, наводит перекрестье прицела, выбирая точку, куда войдёт жужжащий кусочек свинца с жалом стального сердечника. Между лопаток засвербело, будто именно туда неизвестный собрался положить пулю. Непреодолимое желание обернуться…

Признаюсь, несмотря на всё своё хладнокровие, в тот миг во мне что-то дрогнуло. Сердце замерло, и было полное ощущение того, что следующего удара я уже не дождусь. Только лишь тренированность и многолетний опыт, что сделали меня истинным профессионалом, не позволили сорваться – вскочить и побежать сломя голову прочь. И в этот наполненный холодом миг между ударами сердца мой палец сам по себе плавно нажал на спуск.

В глазах как электричество коротнуло, и грохот оглушил меня. Поперёк позвоночника ударило очередью. «Всё. Отвоевался», – гас отпечаток мысли в ожидании тьмы. Но… вспышка молнии, и – снова гром! Капли дождя, тяжёлые, словно пули, колотили в спину…

***

Заказ был исполнен. Объект ликвидирован. Но после я много раз прокручивал в памяти тот эпизод, когда, не оборачиваясь и каждое мгновение ожидая выбивающий дух удар между лопаток, я поднялся на ватных ногах и покинул место засады. В ту минуту я полностью отдался судьбе, что совершенно несвойственно для меня. Периферическим зрением я уловил проглянувшее среди туч солнце: открывшимся в небесах оком оно уставилось пристально, как будто засевший в удобной ложбине меж облачных сопок Небесный снайпер отнял глаз от прицела, отстранив на время своё оружие, – отстранив, но отнюдь не выпустив из рук! И патрон – в патроннике, и верный Его не ведающий жалости Смертоносный посланник замер наизготовку в ожидании команды поразить цель! Я!!! Я – его цель!!!

С тех пор, что бы я ни делал, где бы ни был и чем бы ни занимался, на самом деле я – бегу! Бегу, потому что постоянно чувствую на себе взгляд, который жжёт меня, вызывая нервную дрожь! Уравновешенный и хладнокровный профессиональный убийца, который всякое повидал и привык к такому, что иному не давало бы спать по ночам, я не в состоянии пересилить это самое чувство! И я не способен остановиться в своём беге! Я понимаю, что поступаю глупо – ведь скрыться невозможно! – но ничего не могу с собой поделать…

lll

Придерживая дверь плечом, с подносом в руках просунулся из кухни мистер Доу – и резко остановился, будто вспомнил о чём-то. Оставив поднос на стойке, он снова скрылся за дверью. Послышались раздражённое хлопанье створок – должно быть, кухонного шкафа – и старческий скрип выдвижных ящиков, упорно сопротивляющихся вторжению в их внутренний мир.

– Я больше никогда не видел Агасфера, – закончил рассказывать Форман. – Возможно, тот, кого он боялся, всё-таки сделал свой выстрел… А может… – Форман скривил рот и неопределённо хмыкнул.

Рэй оторвал взгляд от двери, за которой буйствовал хозяин: громыхало, звенело и трещало уж и вовсе не понятно что.

– История занятная, безусловно, однако что она доказывает? Существование Бога? Отнюдь! Мистичность мира и нашего в нём бытия? Но то, что Агасфер рассказал вам, – всего лишь ощущения, иллюзии и домыслы – ничего конкретного. Мания преследования какая-то… Послушайте! А может, этот ваш снайпер просто подвинулся рассудком в результате постоянных стрессов? С военными такое бывает!

– У меня не сложилось впечатления, что Агасфер хоть в какой-то мере умственно неполноценен. Он выглядел вполне нормальным, когда мы разговаривали, – пожал плечами Форман, – хотя и был несколько… м-м… не то чтобы озадачен… скорее постоянно держал в уме некий вопрос, ответ на который не находил.

– Вопрос без ответа, говорите? Хм-м… Как-то мне довелось побывать в пещерах Испании, куда не пускают туристов: там обнаружили несколько поколений наскальной живописи (причём, замечу, пещеры эти никогда не использовались в качестве жилищ, а последние сорок веков туда, похоже, и вовсе никто не входил). Самые первые из рисунков, возраст которых около шестидесяти тысяч лет, – чистейшая абстракция, совершенно беспредметная. И там, в гулкой тьме подземелий, ко мне пришло озарение: вовсе не из способности распознать и отобразить прекрасное, как весьма поверхностно считают некоторые излишне романтичные умы, наши предки кроманьонцы, а до них – «двоюродные братья» неандертальцы (да скорее всего, и их общие «праотцы» тоже «отметились» где-то) принялись пачкать стены чем под руку попадётся – полно мест более пригодных для такого рода экзерсисов, чем лишённые света, бесформенные и запутанные внутренности Геи, – нет! То неописуемое, наполняющее трепетом чувство, которое рождается уже в преддверии тёмной утробы матери всего живого и поглощает тебя по мере погружения в отрезанную от привычной суеты неизвестность, – вот что и пугало, и манило одновременно, перенастраивая животное восприятие гоминида на особую волну! И вот я смотрел на эти точки… мазки… отпечатки ладоней… и представлял, как художник-шаман, или кем он там был, окунает кончики пальцев в специально приготовленный состав, робко касается стены, оставляя след – часть своей сущности! – в пронзающей мир загадочной стихии необъяснимого… Человек будто пробовал тайну на ощупь, заключал с ней союз, входя не просто в контакт – в диалог, потому что и себя воспринимал неотъемлемой и равноправной её составляющей. «Мы с тобой одной крови…» – вспомнилось мне тогда. Кажется даже, я произнёс это вслух – тайне, которая всегда с человеком… Незримой вселенской мистерии, которой вам так хочется открыть все свои секреты…

– То есть, вы всё-таки согласны, что переживание мистической сути бытия присуще человеку от его сотворения, я вас правильно понял? – довольно резко прервал медитативно-баюкающую, словно океанские волны, речь собеседника Форман.

– А-а… м-м… – Рэй отвёл глаза. – Генетически, я бы сказал. Именно из этого ощущения, и как пребывание в нём, появились искусство, религия. А как практическая попытка добраться до истоков энигмы – наука. Иными словами, в отличие от вашей, Форман, трактовки, вовсе не чувство прикосновения к тайне приходит от Бога, а наоборот – образ Бога создаётся нами из этого чувства. Вот в чём, возможно, исток того самого вопроса и не найденного вашим Агасфером ответа.

– В таком случае, весьма прискорбно, что современные, цивилизованные люди в отношении причастности к вселенской тайне просто катастрофически отстали от своих далёких предков. Да, это действительно катастрофа: деградация, оставляющая человеку лишь озабоченность животными потребностями – питанием и размножением. Люди стремятся в города, поближе к предлагаемым наукой благам – к цивилизации… которая, по сути, лишает их Бога. А вот Агасфер, кстати сказать… В общем, за него в этом вопросе переживать не стоит.

Прошла, наверное, минута, прежде чем Рэя догнала-таки затерявшаяся было в турбулентности словесного маневрирования мысль.

– Знаете, Форман… а ведь такие истории, какую вам довелось услышать, не рассказывают кому попало – разве что будучи уверенными в том, что конфиденциальность останется сохранена. Подобное доверяют только очень близким друзьям или… – Рэй прищурился. – Послушайте-ка, а вы случайно не священник? И не получилось ли так, что вы сейчас нарушили тайну исповеди? А впрочем, – и махнул рукой, – это не моё дело. Да, кстати, Форман, я тут наговорил всякого – простите, если затронул ваши чувства верующего.

– Не стоит извиняться за искренность – это ведь, знаете ли, шаг к Богу. А исповедь… Бывает, человек облегчает душу, рассказывая о том, что его гложет, первому встречному, совершенно случайному человеку. Может, такие откровения по большому счёту тоже следует считать исповедью?

– Что ж, вы правы, пожалуй… О, вот и наш гостеприимный Улисс! – оглянулся Рэй на обречённые вздохи и шарканье волочившихся по-стариковски ног: мистер Доу выбрался-таки с кухни и снова взялся за поднос. – Простите, Форман, я оставлю вас на пару минут… Послушайте, где у вас здесь туалет? – обратился он к плетущемуся, словно каторжанин в колодках, хозяину.

Тот кивнул в сторону стойки: у другого её конца, противоположного от входа на кухню, находилась ещё одна дверь.

– И спускайте бережно – воды не будет до утра! – бросил мистер Доу вслед Рэю, спохватившись.

***

Взявшись за дверную ручку, Рэй задержался и глянул через плечо: хозяин уже выгрузил на столик тарелки с яичницей и теперь – ну чисто шахматист, расставляющий фигуры на доске! – чётко припечатывал между ними небольшую армию склянок и плошек – приправы, должно быть. Форман никак не реагировал на манипуляции мистера Доу. Его пустой взгляд однозначно говорил о том, что он снова превратился в статую. Оба, хозяин и посетитель, словно не замечали друг друга. Впрочем, как и Рэя. Рэй незаметно достал телефон и сделал несколько снимков своего собеседника.

Плотно закрыв за собой дверь, Рэй потыкал пальцем в экран и озабоченно нахмурился: связи не было. Высунул руку с телефоном в приоткрытое маленькое окошко, подождал, но и здесь его постигла неудача. Поджав губы, он набрал текст сообщения: «Высылаю фото. Пробей мне человека за столиком. Обрати внимание на имена: Форман, Агасфер. Возможно, бывший военный. Может иметь богословское образование. Очень скрытный тип: практически ничего не удалось из него выудить. Я пытался его разговорить так и эдак, но больше разговорился сам, – надеюсь, не ляпнул лишнего. Да, и отследи моё местоположение. Мне нужно, чтобы твои люди были наготове поблизости. Задержу его, насколько смогу. Поторопись». Затем коснулся значка «отправить» и понаблюдал несколько секунд за тщетной попыткой программы справиться с этим простым заданием…

***

В склянках действительно оказались специи. Соль и перец Рэй распознал сразу, плошки с кетчупом и горчицей тоже, остальное содержимое мелкой разномастной и, надо сказать, весьма замызганной посуды так и осталось для него загадкой. Рэй не стал рисковать и взялся за солонку.

Форман приступать к ужину не спешил – сидел со знакомым уже видом лаборанта-микробиолога, на расстоянии изучая кулинарное произведение мистера Доу. Похоже было, что он вообще не собирается прикасаться к столовым приборам.

– Что же вы, Форман? – кивнул Рэй на тарелку своего визави. – Не голодны?

– Не особенно.

– Ну, ваше дело.

Подсолив яичницу и сковырнув вилкой с ноздреватой «лунной» поверхности обломок скорлупы, Рэй замер вдруг и прислушался. Достал телефон: нет, показалось. Проверил своё сообщение: оно так и оставалось неотправленным. Убрал телефон и снова взялся за вилку… и опять остановился.

– А знаете что, Форман? Пожалуй, у меня есть для вас своя мистическая история – только настоящая, безо всяких неясных ощущений и фантазий. Ну, разве что поначалу.

– У каждого из нас…