После душа Кока, умыт и выбрит, в чёрно-жёлтой рубахе, скромно сидел на пуфике. Нугзар шутил, что в этом прикиде Кока похож на молодого босса мафии где-нибудь во Флориде. Сатана разрывал остатки жареной курицы, в порыве доброжелательности усиленно предлагая крылышки Нугзару и Коке, поминутно вскакивал, кружил по номеру, как пёс, от прилива сил, курил без остановки, кидал на стол обглоданные кости. Нугзар от крылышек сухо отказался, а Коке кусок в горло не лез из-за сумбурных мыслей, что? именно задумано ворами и какая ему, Коке, отведена роль в этом явно опасном деле.
Но спросить не решился, только пробормотал:
– Мне домой надо бы…
Сатана, уплетая кусок багета, ухмыльнулся:
– Твой дом – тюрьма, ха-ха! Всем надо! Мне что, не надо? Мы тебя подвезём, куда хочешь. Не так ли, Кибо? Подвезём коллегу? – На что Нугзар неопределённо поморщился.
Сатана, смахнув объедки, начал одеваться. Искал свитер побольше, чтобы прикрыть пистолет за поясом. Ворошил одежду, приговаривая:
– Я тех не понимаю, кто носит волыну сзади за поясом. Ведь впереди всегда быстрее выхватишь? А?
На что Кока из вежливости согласительно наклонил голову, хотя понятия не имел о предмете, а Нугзар безучастно поинтересовался:
– Ты как волыну и бабки провёз? В чемодане? Сдал в багаж?
– Да, рискнул. Проканало.
Они собрались. Кока ещё раз попробовал отмазаться, но Сатана пробормотал с угрозой:
– Уйдёшь, когда отпущу. От тебя много не надо. Одного человека позовёшь – и всё, лац-луц, готово, свободен! На?, лучше нюхни ещё, чтоб не киздел без дела, как Троцкий!
И сунул ему остатки порошка в целлофане. Кока взял, но твёрдо ответил:
– Меня правда ждут. И при чём тут Троцкий?
– Троцкий убил Ленина, Сталин убил Троцкого – лац-луц, орера! Одевайся! – Сам Сатана напялил суровую куртку с нашивками Security.
Когда они вышли из гостиницы, Кока по инерции направился к такси, но Сатана грубо схватил его за руку:
– Куда! Нам туда! – и повёл к невзрачной машине, за руль которой уже садился Нугзар.
“О, вчера успели машину купить! Или украсть!” – подумал Кока, влезая на заднее сиденье. Надо же, всё доведут до итога, из всего найдут выход, можно только позавидовать. Сам Кока чуть что – посылал всё к чёрту, а эти – нет.
Поехали. По дороге Кока украдкой нюхнул щепотку. Закрыл глаза как бы в дрёме, на самом деле напряжённо вслушивался в голоса Нугзара и Сатаны – вдруг выявится, что? ими задумано? Нутром ощущал опасность.
Нугзар:
– Я отвык от руля, на велосипеде езжу. До бюро десять минут пешком.
Сатана:
– Бюро!.. Велосипед?.. Синг-синг, орера?..
Нугзар:
– Здесь все такие. Сидят по конторам, бумаги пишут.
Сатана:
– Чёрт бы их побрал! Лучше расскажи, как ты про ту лимонную марку узнал?
Нугзар:
– Ты уехал, а я остался в Амстердаме один. Денег совсем ничего. Побрякушки никому не нужны. Думал – придётся за старое браться. А это значит – опять тюрьма, опять сидеть. Не хочу больше. Хватит! Ни в их шикарных тюрьмах, ни в наших вшивых зонах – нигде! А марку эту я тогда в столе у гинеколога взял… ну, которого мы с тобой обнесли… И попалась она мне на глаза, когда я уже вещи укладывал, чтобы назад в Тбилиси ехать. Решил отнести, показать. У первого же продавца в магазине марок руки затряслись – дрожь унять не мог. Предложил тысячу гульденов. Второй предложил две. Тут я понял, что надо проверять по-настоящему. Снял фото и послал в Королевское общество филателистов. И выяснилось, что это марка называется “Тифлисская уника”, в мире таких несколько штук, и стоит этот говённый кусочек бумаги много.
Сатана:
– Сколько?
Нугзар:
– Пол-лимона баксов.
Сатана:
– А тебе не кажется, что половина от этого пол-лимона – мои? Мы же вместе ломали ту хату!
Нугзар:
– Да ведь я мог тебе вообще ничего о марке не говорить! Ты знаешь, мне всё надоело – дела, деньги, бабы. Я сижу у печки, пью чай и читаю книги. Или смотрю новости, как мир с ума сходит. В зонах научился время коротать за чаем с книгой, спасибо большевикам. Приезжай и входи в полную долю – чего тебе ещё?.. Я буду и малым доволен. Купим тебе хату, жену найдём. Автомойку открой, бензоколонку или бар, бабки будут капать! Все гангстеры свои бары имели.
Сатана:
– Ты же знаешь – я могу жить только там, дома, в Тбилиси. Лац-луц – амба!
Нугзар:
– Там ты опять будешь не жить, а сидеть, даже если я дам тебе денег на какое-нибудь дело.
Молчание, сопение, шуршание, треск открываемой пачки сигарет.
Сатана:
– Может быть. Но по-другому не могу. Что мне здесь делать? Если я не могу братьев повидать, с племяшами выпить, тётю поцеловать, с друзьями в нарды поиграть – для чего тогда жить, орера?.. Я в своём убане утром выхожу – все меня знают, я всех знаю, и отцов их, и дедов, и братьев знаю. А тут я как собака бездомная, орера! Ничего не понимаю! Их понтов не разумею! Погоновожатых шугаюсь! Их понятий не держусь! Всё чужое, брат! Да и какой из меня деловик? Или прогорю, или в карты проиграю.
Нугзар:
– Напрасно так думаешь… Тут надавить, там наехать – и есть бизнес, а это ты отлично умеешь. Я-то сам этим не занимаюсь, у меня фонд.
Сатана:
– Что такое фонд, гапицеб[53 - Заклинаю (груз.).]?
Нугзар:
– Такое место, где деньги собираются. А ты теряешь время на кидняки и всякую мелочёвку, хотя сидеть, если повяжут, тебе придётся много, как рецидивисту. Ты и так больше сидишь, чем по свободе бегаешь.