Кока

Сатана:

– Подохну стопро. Коньки откину.

Нугзар:

– А это что значит? Энергия кончилась. Если в машину бензин не залить – не поедет. То же самое и с картинами – когда их художник рисует, он в картины свою энергию вкладывает, а потом она постоянно на людей сочится…

Сатана:

– Не смеши меня! Сказки всё это! Энергия-шменергия! Если им так интересно на картинки смотреть, то чем фото хуже?

Нугзар:

– Тем, что на фото может попасть и хвост осла, и ухо собаки, и какой-нибудь пьяница, – короче, то, что тебе не надо, но в кадр попало, а художник, если рисует хвост, или ухо, или пьянчугу, то знает, зачем он это делает.

Сатана:

– Хватит мне уши греть, орера! Главное, что бобры за эту хрень большие бабки платят: положи десять лимонов зелени – и лац-луц, любуйся своим хвостом, сколько влезет!

Нугзар:

– Ладно. Заканчивай струшню. Если хочешь поймать этого придурка, надо собираться. Через два часа мы должны быть в аэропорту, его рейс прилетает в 12:37.

Сатана:

– А чего там делать? Синг-синг – и готово! Будет знать, как в Голландии станки для своего долбаного цеха покупать! Чэши фраэра, пока линиаэт! Гориачи бублыки длиа нашэй публыки!

Нугзар:

– До машины два зала идти, полиции полно. Шуметь начнёт, хипеш поднимет, а тут ты с волыной? Оружие оставь. Не хватило тебе вчерашних ментов?

Сатана:

– Сегодня всё ништяк будет. Простая делюга. Я в аэропорт вообще не сунусь – будем в машине ждать, а он выведет…

(“Он – это я!” – понял Кока с холодком в животе.)

– …Он с этим придурком из одного кутка, знаю я их всех, молокососы и фраера. И они меня хорошо знают. Он выведет – а дальше моё дело, орера!

Молчание. Какие-то звуки, шуршание, стуки.

Сатана:

– Где баян? На столе не видно? Кибо, а ты почему с ширкой завязал?

Нугзар:

– Надоело. Я сейчас по-другому живу. Покоя хочу. И ещё одна просьба – не ругайся столько. Это плохо для человека и для всех вокруг. Я сам не ругаюсь и слушать этот мусор не намерен.

Сатана:

– Ты случайно в церковь не ходишь?..

Нугзар:

– И в церковь хожу, иногда. И тебе советую.

Сатана:

– Жгут отпусти… Медленно… На кончике сидишь… Всё, пускай!..

(Кока, поняв, в чём дело, рванулся было попроситься в долю, но успел всё-таки рассудить, что наверняка поздно – Сатана разве лекарства оставит?! Поэтому затих и стал слушать дальше. Что замышляется в аэропорту с его участием? Кого куда вывести? Ох, плохо!)

Нугзар:

– Надеюсь, завтракать не собираешься?..

Сатана:

– А что, можно! Уф, хорошо… Лёгкая рука у тебя, брат!..

Шуршание, щелчок зажигалки, запах гашишного дыма дошёл до Коки.

Мысль о том, что у Сатаны могла остаться дурь, пересилила все другие эмоции, заставила надеть туфли и выйти в комнату.

Нугзар лежал на диване. Сатана сидел у стола, где валялись обрывки целлофана, ложка, сигаретные фильтры, шприц с кровью, банки кока-колы, кусок чёрного гашиша, лимон, какие-то пузырьки и коробочки, зажигалка, сигареты, остатки еды, пустые бутылки из-под вина, коньяка, минералки.

При виде Коки Нугзар оживился:

– А, вот и наш юноша! Как спалось, партнёр?

Кока вежливо ответил:

– Хорошо, спасибо. – И не выдержал: – А для меня ничего не осталось? Раскумариться?

Сатана ткнул волосатым пальцем в целлофан:

– Есть малость. Будешь?

Кока благоразумно решил занюхать порошок, после чего расправил плечи и набрался смелости спросить, можно ли принять душ.

Сатана был благодушен:

– Конечно. И побрейся, если хочешь, – там новые лезвия. И свою рвань вонючую выкинь! Я тебе ништяк подарю! – Он порылся в груде одежды, кинул Коке рубашку с диковатыми чёрно-жёлтыми узорами. – И трусы бери, если надо! – Он пошевелил груду, где среди прочего чернели стопки носков и связки разноцветных трусов.

“Твои трусы бегемоту впору! Да и странно как-то – трусы брать в подарок. Не с намёком ли?..” – подумал Кока, заходя в ванную и не зная, надо ли запирать дверь. Закроешься – скажут: ты что, баба? Не закроешься – тоже как-то неуютно: а ну войдут, а ты голый! Засмеют же!

Стоя под душем, Кока вспоминал, как он первый раз встретился с Сатаной. Квадратный зверюга ворвался на хату, где они варили раствор ханки, бесцеремонно перелил себе в пробирку почти всё и без слов ушёл. И никто даже не пикнул, хотя их было пятеро. Только повторяли: “Что делать?” – и чуть не передрались за остаток.