Прейскурант на одиночество

Причем пока муж просто что-то писал и иногда выпивал – супружница как-то с ним жила. Словом, была обычная и почти счастливая семья. И вдруг Гаврилов заявляет, что времени нет, а будущего не бывает. И из института со странным названием, где он проработал многие годы, ушел.

И все показывал ей тогда какие-то формулы, из которых она смогла прочитать только его собственный, начертанный нестройным прыгающим почерком комментарий «Вот это да!» на небольшом листке рядом с жирно подчеркнутой несколько раз длинной цепочкой латинских букв, цифр и специальных математических значков.

«Вот это да!» – сказала и она, а через некоторое время забрав дочурку, прекратила общение ребенка и бывшего мужа, совсем уже плотно пристрастившегося к алкоголю. Ведь будущего, как он утверждал, не было. Ну а коли так, чего хорошего ждать от настоящего.

Скоро жена подала и на алименты, а Гаврилов уже получил несколько повесток в суд, но сам там даже не появлялся. Впрочем, периодически старался дочке на жизнь что-то подкинуть, но это было так не регулярно и случайно, что у жены закончилось всякое терпение. А про личное общение не может быть и речи.

Ну как можно было доверить дочку такому недотепе? А организовывать им встречи в редкие минуты трезвости – только ребенка дразнить и расстраивать.

Привыкший к одиночеству Гаврилов не чурался людей, но не любил и толпу. И погода ему была по душе безлюдная. Когда падала на город гроза, Гаврилов полностью менялся. С каждым звуком грома он распрямлялся, голубовато-серые глаза его становились особо небесного цвета.

Утопающая в ливне столица могла не только утомлять, но и вдохновлять его на совсем новые идеи. Дышалось как-то особо вольно и казалось, что тебя освободили от оков жары и городского смрада. А вот зим Гаврилов не любил – они не приносили с собой грома.

Словом, особое пограничное с небом состояние вызывали именно грозы и дети. Нужно отметить, что кроме дочки, Гаврилов все-таки регулярно бывал с детьми. Хотя бы раз в месяц.

Как ни странно, но его увлечение точными науками давало ему еще одну грань для полноценной жизни – он со своими друзьями-однокашниками помогал вещами и делами отдаленному детскому дому на краю Тульской области и огромного соснового бора.

За неделю до такого путешествия Гаврилов напрочь прекращал употреблять спиртное в любом виде, начинал усиленно бриться и регулярно питаться, чтобы не пугать и без того не очень счастливых ребят своим худосочным видом со впалыми щеками и туманным взором.

Конечно, к ребятам его возили друзья. На собственной легковой машине Гаврилов давно за ненадобностью не ездил. Впрочем, он долго не продавал ее.

Но в один прекрасный день в состоянии легкого вчерашнего «праздника» въехал на полной скорости не «в», а практически под заднюю часть большой старенькой иномарки, мирно стоявшей в ожидании «зеленого».

Прав из-за алкоголя в крови его тогда лишили, а через некоторое время вернули назад. Но не отсутствие прав стало решающим для отказа от машины.

У переднего автомобиля был разрушен бампер и сильно искорежен багажник. Через минуту после аварии из водительской двери вывалился маленький расстроенный человечек со звонкими криками «Вай-вай-вай».

Выяснилось, что горе восточного водителя не в машине – она была полностью застрахована. А вот как раз в багажнике на момент аварии находился какой-то дорогой, эксклюзивного вида унитаз, который и рассыпался в пыль.

Гибель фаянсового изделия – не раны на живом теле. Но именно этот факт неожиданной и безвозвратной утраты унитаза окончательно убедил физика: всего не предусмотришь и от всего не застрахуешься. Что и исключило наперед любое желание даже слегка подшофе притрагиваться к рулю. Ну а поскольку алкоголь и Гаврилов дружили постоянно, то и машина-то теперь вряд ли бы пригодилась.

Новой женщины у Гаврилова не было. Одной. А много и все разные. Знакомился он с ними в самых обычных местах. Особенно это хорошо получалось летом на пруду около старинной барской усадьбы.

Пейзаж захватывал любую нежную обывательницу своей пышностью и ассоциировался с непостижимостью и недостижимостью этой богатой жизни.

Впрочем, не обязательно обладать, если можно пользоваться хоть с краю. Купайся левее на берегу пруда у колоннады, и будешь чувствовать то же, что и бывший владелец всего этого великолепия, который, возможно, и кончил свою жизнь не самым лучшим образом.

А твоя-то еще с тобой. Словом, женщины здесь были самые обычные, непритязательные, но с хорошей фантазией и все больше благодарные любому такому развлечению. Не находилась только та, исключительная…

…Гаврилов дернулся и проснулся. Телевизор работал и, казалось, громкость увеличилась. Впрочем, возможны галлюцинации.

Вот и дикторша центрального канала как-то недобро посмотрела на него и что-то произнесла. Правда, Гаврилов, честно признаться, совсем ее не услышал. Видимо, поняла это и она.

Поэтому чуть наклонилась вперед, запросто вытянула руку и совсем неожиданно постучала в стекло с той стороны экрана, привлекая к себе персональное Гавриловское внимание: «Тук-тук-тук!»

Гаврилов даже удивился. Такого вида «белочки»[43 - Белая горячка.] регулярный пациент районного нарколога еще никогда не испытывал.

– Хватит бухать, Гаврилов, пора заняться делом! – снова произнес искривленный ярко-красным нервическим контуром помады сочный рот телезвезды.

В этот момент «ящик» самостоятельно выключился, и в замусоренной квартире повисла гробовая тишина.

Гаврилов решительно отодвинул пустую посуду. Поднялся с кресла, прошел на кухню и поставил на конфорку воду для креветок.

Затем также по-деловому вернулся в комнату, пошарил рукой в промежутке между диваном и креслом и, наконец, достал новую пластиковую «баклажку»[44 - Емкость для жидкостей, фляга (устаревшее).] пива.

Налив по самый срез стакана, Гаврилов пригубил, причмокнул и, наконец, открыл старенький и потертый ноутбук.

Аппарат поскрипывал каждой буквой, но еще держался. Пальцы умело застучали по клавиатуре. Вдохновение снова пришло к нему.

Глава 8. "Милый дом"

К дому приехали еще засветло. Аня так соскучилась по родным пенатам[45 - Боги домашнего очага в Древнем Риме.], что и нарадоваться не могла. А ведь еще недавно гостиница ей почти казалась их общим кровом. Да-да, «их» и «общим», потому что уже две ночи подряд она ночевала в отеле с Игорем.

Свершилось! Нелепые мысли о разводе с мужем, наконец, окончательно отошли на второй план. Но сильный страх, вызванный остальными происшествиями Анюту так и не отпускал.

Были, конечно, периоды, когда она абсолютно забывала обо всем. А потом долго лежала в полном блаженстве и безмятежности. Но не будешь же постоянно жить, вот так «отвлекая» друг друга от реальности? Или и так можно?

А еще ей начал сниться каждую ночь какой-то давящий любую надежду кромешный ужас. Это был порой темно-серый, а иногда ярко-малиновый спрут или осьминог – Аня не разбиралась в морских тварях. Особенно спросонок. Мерзость какая. Взгляд монстра был пустым и холодным.

Опираясь на толстые щупальца, как на ходули, он тянулся несколькими тонкими плетями прямо к ее шее. И одновременно подминал под себя клавиатуру чьего-то ноутбука и, нажимая на кнопки свободными отростками, старался набрать какое-то очень-очень, ну крайне важное слово, которое обязательно нужно было запомнить.

Его значение вращалось прямо перед глазами бедной женщины всю ночь, но перед самым пробуждением растворялось без следа. Брр…

Был от всего этого один плюс. Явление таких страшилищ ускоряло мысли, и Аня, пренебрегая интересами своего великого и ужасного начальника, написала заявление на очередной отпуск и купила-таки билеты в Италию.

Объяснила здоровьем, и все начальники ее вполне поняли. Правда, улететь разрешили не сразу – почти через неделю.

Но ведь Игорь тоже летит! А это уже не только спасение, но и самое настоящее амурное приключение. Курорт – это же лучшее место для развития влюбленности.

Аня всегда думала, что ведь люди-то и живут взаправду только в отпуске, а между ними лишь только их и дожидаются. Ну как с этим поспоришь?

Несмотря на пятничные пробки, их машина наконец-то подъехала к подъезду, и образ милого дома появился не только в мечтах. И даже напевающая что-то из репертуара одной примадонны и одновременно рассуждающая о пользе интегральной йоги[46 - Подход к развитию тела и души на основе йоги, созданный Шри Ауробиндо в начале XX века.] Юлия Модестовна не очень пугала сейчас Анюту.

Впрочем, бабуля с явным неодобрением отнеслась к ее спутнику и что-то прошамкала в спину. Но не очень громко, и это удивило. Впрочем, наплевать – к странностям старухи привык весь квартал.

Было еще одно неожиданное препятствие – аккуратная трафаретная надпись на дверях лифта: «На ремонте». С двумя Аниными чемоданами и большими сумками подниматься на седьмой этаж оказалось довольно тяжко.

Зачем она решила набить эти «сундуки» под завязку? Чтобы «спасти все от влажности». Ну вот теперь все спасенное нужно было вернуть на прежние места, до которых приблизительно сто ступенек вверх. Словом, пришлось несколько раз ходить туда-сюда.

Наконец люди и вещи оказались у долгожданной двери в квартиру. В этот момент старый лифт вновь заработал. Таков уж закон подлости любого устройства спустя пятьдесят лет эксплуатации.

Аня оглянулась на своего мужчину, изрядно измученного переносом тяжестей, достала связку ключей и попыталась открыть замок. Первая дверь, открывающаяся наружу, поддалась очень легко. Да она просто была открыта!

А вот вторая – особой секретности и прочности – надежно заперта. Однако Ане показалось, что сам замок около личинки исцарапан. Кто-то пытался к ней влезть в ее отсутствие! Женщина с нескрываемым отчаяньем обернулась к Игорю.

В этот момент двери лифта открылись, и из него появились двое автоматчиков. К счастью, в форме, к несчастью – в современной. В ней Аня совсем не разбиралась. Бог их разберет эти новые казенные мундиры.

– Добрый день! – вежливо произнес один из полицейских, в черной бейсболке с кокардой в районе лба.