Рыжий дьявол

Рыжий дьявол
Михаил Дёмин

Освобождение из лагеря в Советском Союзе не означало восстановления в правах. Бывшие заключенные не имели права селиться и даже появляться в 17 главных городах, а там, где можно было проживать, их не брали на хорошую работу. Выйдя из заключения в 1952 году, Дёмин получил направление на три года ссылки в Абакан, но, собираясь заняться литературой, в нарушение всех предписаний поехал в Москву. Бывшему блатному не так легко было стать советским писателем. Хотя Дёмин заявлял, что всего хотел добиться сам, он решил обратиться к своему кузену Юрию Трифонову, которого считал баловнем судьбы…

Михаил Демин

Рыжий дьявол

Часть первая. ГОРЬКОЕ ЗОЛОТО

ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА

– Мы знаем о вас немало! Почти все! Знаем, что вы долго сидели, были на Колыме, на пятьсот третьей стройке и в „Краслаге". Освободились из заключения в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. И после освобождения находились в ссылке в наших краях. А потом из ссылки бежали… Где вы, кстати, шатались все последнее время? Вот только это одно неизвестно.

– Где я был, там меня уже нет, – сказал я. – Предположим, что в самой глуши, в Заполярье. Да какая вам разница? Обстоятельства теперь переменились.

Разговор этот происходил в Абакане, в областном комитете партии. Стояла снежная суровая зима 1954 года. За окнами густыми хлопьями падал декабрьский снег. Даже не падал, а, скорее, висел, затмевая даль и налипая на стекла. В кабинет сочился серый, какой-то зябкий свет. Человек, с которым я беседовал, Николай Димитрович Кудрявцев – заведующий отделом пропаганды и агитации – сидел за огромным, заваленным бумагами столом. А я помещался напротив – в потертом кожаном кресле для посетителей.

Облокотясь о стол, Кудрявцев негромко сказал:

– Вы правы. Обстоятельства, действительно, переменились. После смерти Сталина партия приняла новый курс… Но все же не надо думать, будто она переродилась и отказалась от главных своих установок и правил. Отнюдь! – он поднял палец. – Вопрос о бдительности, о контроле – остался…

– Это все понятно, – досадливо проговорил я. – Но потолкуем конкретно… Обо мне… Областная газета начала печатать мои стихи и очерки. И главный редактор теперь согласен взять меня на работу. Но тут все зависит от вас – так он мне заявил. Без вашего согласия он якобы ничего предпринять не может.

– Натурально, – усмехнулся Кудрявцев, – газета всецело подчиняется нам.

– Ну, а вы?..

– Ну, а мы тоже, в принципе, не против. Но существует общее правило: в партийные учреждения и, в том числе, в редакцию газеты, не принимают людей непроверенных, так сказать, с улицы… А вы как раз такой! Уж извините.

– Так что же мне делать?

– Самый простой вариант и самый для вас лучший – устроиться на какую-нибудь другую работу. А уж потом мы вас переведем… Но только – потом! Сначала приглядимся, присмотримся…

– Да к чему, собственно, присматриваться-то, – начал я… И тут же умолк. Понял: передо мною – стена! Ее не прошибешь и не поколеблешь. И обойти ее тоже нельзя. Надо смиряться – ничего не поделаешь! – Вы говорите – устроиться, – вздохнул я. – Но куда? Куда? Может, вы мне посоветуете?

– А что вы, собственно, умеете? – поинтересовался Кудрявцев. – У вас есть какая-нибудь „мирная" специальность? – И потом добавил, помедлив: – Насколько нам известно, вы были блатным… Профессиональным вором…

– Чепуха все это, сплетни! – воскликнул я возмущенно. – Ну, посмотрите на меня: разве я похож на блатного?

Кудрявцев прищурился, разглядывая меня. Потом сказал добродушно:

– Вообще-то лицо у вас уголовное. Что-то есть в нем такое… – он пощелкал пальцами, – специфическое…

– Ну, не знаю, – пожал я плечами, – не знаю, что вам померещилось. Во всяком случае, я по специальности художник-график. Иллюстратор. И, между прочим, хорошо знаком с оформлением и производством газеты.

– Что-о? – удивился Кудрявцев. Брови его полезли вверх, губа отвисла. – Это каким же образом?

– Так ведь я – старый фронтовой журналист! – пояснил я, глядя на собеседника невинными, чистыми „голубыми глазами". – Вам об этом разве не докладывали?

– Н-нет… Но вы все-таки сидели?

– В общем, да, пришлось… А кто тогда не сидел?

– И арестовали вас за железнодорожный грабеж, не так ли?

– Эх, да какой там грабеж, – махнул я рукой. – Просто в поезде началась облава. Чекисты искали каких-то бандитов… Никого не нашли, ну и стали хватать всех подряд. Так вот я и попал. А ведь тогда, при сталинском режиме, как было? Если уж попался – то не вырвешься…

– Где же это происходило? Когда?

– На Украине, в тысяча девятьсот сорок седьмом году. Помните, какое было время?

– Конечно. Но все-таки… – он насупился, бормоча: – Странно как-то… Непонятно…

И вдруг потянул к себе лежащий на углу стола свежий номер газеты.

– Значит, вы – журналист?

– Да, – сказал я нагло. – Еще какой!

– Проверим.

Кудрявцев с треском развернул газету и потом, постукивая ногтем о крупный верхний, идущий через весь лист заголовок, сказал:

– Существует определенная журналистская терминология. Вот как, например, такой заголовок называется?

– Шапка.

– Так. Ну, а это? – Он указал на большую статью, помещенную в самом низу страницы.

– Подвал.

Я отвечал легко и небрежно. И с благодарностью вспоминал в эту минуту старого своего лагерного приятеля Роберта Штильмарка. Три года назад, на знаменитой пятьсот третьей стройке, он обратил внимание на мои стихи и песни – поверил в меня как в литератора. И как-то раз подарил мне книгу „Оформление и производство газеты", которую он принес с воли и постоянно хранил при себе. Вручая ее мне, он сказал: „Прочти и запомни – на свободе это тебе пригодится!" И хотя я плохо тогда представлял себе свое будущее и не очень-то верил в добрые перемены, я все-таки книгу принял. И пронес через многие этапы и штрафняки. И частенько читал ее, валяясь на грязных дощатых нарах… И вот теперь прочитанное действительно пригодилось, внезапно выручило меня. Я даже и не предполагал, что так хорошо смог все это запомнить! Кудрявцев же и вовсе был потрясен моей эрудицией. Проэкзаменовав меня и сложив газету, он сказал, закуривая:

– Получается какая-то путаница. Вы, я вижу, специалист. Что ж, это упрощает…

Я встрепенулся при этих его словах, напрягся выжидательно. Теперь, подумал я, разговор пойдет по-иному… Может, он все-таки переменит решение?

Но нет – он не переменил…

– В общем, так, – сказал он, стукнув ладонью о край стола, – прежний уговор остается в силе. А с работой, что ж, поможем, подсобим! Вот кстати, – он заглянул в настольный блокнот, – у нас в Алтайском районе,[1 - Не следует смешивать маленький Алтайский район, находящийся в Хакассии, со знаменитым горным Алтаем. Слово „Алтай" на тюркских языках означает „золото". И таких названий встречается немало в Центральной и Северо-Восточной Азии. (Здесь и далее прим. автора. – Ред.)] в селе Очуры открыт сельский клуб. Требуется заведующий… Думаю, это вам на первых порах подойдет. – И посмотрел на меня пристально. – Ну, как?

– Ладно, – пробормотал я.

– Там в клубе вы, кстати, примените и ваши художнические таланты. Там они пригодятся. Видите, как все хорошо устраивается! Ну, а что касается редакции…

– Да. Как насчет этого?

– Можете поддерживать с ней контакт, продолжать писать. Почему бы нет? Это не возбраняется. Будете, так сказать, внештатным корреспондентом нашей газеты по Алтайскому району!