Тайные записки А. С. Пушкина. 1836-1837

Как омерзительно убеждаться, что меня хотят далеко не все женщины.

* * *

Волосы на лобке – это предвестники чуда. Самое совершенное – это правильный треугольник густых темных волос, сквозь которые не просвечивает кожа. Красота для меня меркла, если волосы редкие. Иногда волосы густые, но поднимаются они наверх не треугольником, а узкой полоской, укрывая только губы, так что по краям лобка залысины. Я это тоже не очень любил, а вот теперь я мечтаю о разнообразии «несовершенства», пресытившись абсолютной гармонией, музыкой сфер моей N.

* * *

Одно из моих любимых наслаждений – лежать на спине и видеть перед глазами сердечко ягодиц. Ее голова у меня в паху, моя голова в ее промежности. Язык мой легко достигает до похотника, а если закинуть голову, то – и до входа в пизду, из которой сочится амврозия. Но сейчас мы отдыхаем. Заснуть бы так, но не позволяет явь. Как сладко видеть все подробности пизды, вдыхать ее аромат и чувствовать горячее дыхание у себя в паху. Я чуть отстраняюсь и вижу дивную дырочку сраки – лучики морщинок, сходящиеся в точку. Я развожу в стороны плоть ягодиц, и запах слегка усиливается. Она в ответ облизывает мне хуй и тычется похотником мне в губы, зовя язык.

* * *

Кровь есть одно из волшебств пизды. Всякий месяц природа ранит женщину в пизду. Или иначе, пизда – это незаживающая рана, которая кровоточит каждый месяц. Я трепещу от обострившегося запаха, и в эти времена женщина мне особенно желанна. Когда я ебу ее во время месячных, хуй представляется мне кинжалом, которым я пронзаю ее плоть. И чем дольше и глубже я его вонзаю, тем больше покрываются кровью ее бедра, и она стонет все громче от боли, перемешанной с наслаждением. И вот она испускает вздох то ли в смерти, то ли в сладострастии.

О, как я люблю кровавую еблю, размашистую и горячую, когда, расцепившись, я и моя любовница оказываемся по пояс в крови. Потом мы полоскаемся вместе, а на прощание я засовываю палец в пизду и даю ему высохнуть. Возвращаясь домой, я время от времени подношу палец к носу и вдыхаю чудесный аромат. Даже на следующий день мой палец издает сладкие воспоминания о рае, в который я его погружал.

* * *

Похотник похрустывает под моим пальцем. Чуть слабее прикосновение – и ей не кончить, чуть сильнее – и ей не по себе, она отстраняется. Я, как слепой, веду ее до конца на ощупь. Но дорога мне хорошо известна, и женщина с жаром вверяет мне судьбу своего блаженства.

* * *

Всякая любовница с отношениями и чувствами, вырастающими вокруг ебли, – это целая вселенная, в которую Провидение направляет меня на постой. Поэтому, когда у меня одновременно несколько любовниц, я то и дело переселяюсь из одного мира в другой. Это заставляет меня становиться лжецом, так как всякая женщина хочет быть для меня единственной. По меньшей мере любая хочет быть уверенной, что именно ее ты любишь, а остальных просто ебешь. Такая вера делает женщину моей не только телом, но и душой. Каждой из них я говорю, что именно ее я люблю, и это святая правда, ибо в миг сладострастья мы искренне влюблены в ту, с которой его делим.

* * *

Я устаю от одной и той же пизды, она просто перестает быть для меня Пиздой. Грех и сладость распутства в том, что оно учит нас сопротивляться природе, по законам которой похоть должна умереть в браке и уступить место другим чувствам: нежности, заботе о детях, дружеству. Распутство учит, что новая пизда воскрешает похоть. Но праведная жизнь отводит для похоти короткий срок, необходимый лишь для притягивания мужчины и женщины в положение мужа и жены и зачатия детей. В браке страсть быстро вянет, хоть по нужде муж и жена иногда вызывают друг в друге сладкие содрогания, но путь к ним ведет через пустыню привычки, когда-то цветшую трепетом.

Распутная жизнь до брака научила меня благоговеть не столько перед пиздой, сколько перед разнообразием пизд. Вкусив это лекарство от затухания страсти, я, женатый, нуждаюсь в нем еще больше, чем холостой.

У мужчин, не отведавших разнообразия, затухание похоти в браке происходит гораздо медленнее, и потому они этого не замечают, а когда замечают, то уже поздно, так как они уже состарились. Моя страсть к жене померла через месяц после женитьбы, когда N. еще даже не освоилась со своим новым состоянием замужней женщины. Одна мысль, что я не отведаю ни одной другой пизды до конца своей жизни, если я останусь верным жене, приводила меня в ужас больший, чем мысль о неминуемой смерти.

* * *

Отведав запретный плод, Адам и Ева познали стыд и застыдились наготы своей. Стыд создан дьяволом, потому-то Бог и распознал по стыду, что они согрешили. За ослушание Бог изгнал их из рая, но в утешение оставил им наслаждение. В ебле Адам и Ева не стыдились друг друга, и отсутствие стыда напоминало им о жизни в раю. Так и любовники, в бесстыдстве своем друг перед другом, обретают рай. Но дьявол не дремал и создал человеческое общество, охваченное паникой стыда.

Бог позволил иметь жену, зная, что грех трепета сойдет на нет, но Он не позволил прелюбодействовать, ибо с каждой новой женщиной грех оживает и длится благодаря разнообразию женщин, которое предоставляет общество. Человек – творенье Божие, а человеческое общество – творенье дьявольское.

За нарушение запрета Бог не только изгнал Адама и Еву из рая, но и еще размножил запреты до десяти. В рай не попасть, если нарушить хотя бы одну из заповедей. Я нарушил одну, прелюбодействуя, и нарушу вторую, как только избавлюсь от Дантеса.

* * *

Людская ложь началась со стыда. Стыд – это сокрытие того, что у тебя есть. Избавясь от стыда, мы избавимся ото лжи, и от дьявольского человеческого общества ничего не останется. На Земле будут только счастливые любовники.

* * *

Страсть удручающе короче любви. Именно потому люди клянутся в любви, а не в страсти. Вначале страсть так сильна, что для того, чтобы прибить ее, нужно кончать раз за разом. Постепенно она слабеет, вяло поднимает голову и довольно одного раза, чтобы надолго избавиться от нее. Остается любовь, которая добивает изнуренную страсть верностью. Брачное ложе – это колыбель страсти, которая превращается в ее могилу.

* * *

В разлуке воспоминания о прелестях моей женки, вдруг ставших недоступными, делали их настолько желанными, что я вынужден был похабничать с любыми подвернувшимися бабами: с немецкими актрисами, что были моими попутчицами, с девками в придорожных харчевнях. Они были мне нужны, чтобы не сойти с ума от похоти, но видит Бог, что на каждой из них я мечтал о своей жене.

По возвращении из Сибири я подхватил триппер и, чтобы долечить его, поехал прямо в Болдино, убеждая N. в письмах, что не могу явиться к ней с пустыми руками. Но прежде, чем вернуться на брачное ложе, я поехал в Москву, где врач осмотрел меня и подтвердил, что я здоров. Когда я наконец вернулся домой, N. танцевала на балу. Я поехал туда и попросил человека вызвать N., сказав, что у меня срочное дело, а сам поджидал ее со вставшим хуем в карете. Когда я увидел подходящую N., я вытащил хуй, и моя красавица, открыв дверцу, увидела его прямо перед своим носом. Было холодно, но я его быстро согрел в нужном месте. О разлука! Как она хороша, если она не на век! N. изголодалась, как никогда, и та ночь была бессонной. Но на следующий день вернулась привычка и заменила счастье покоем.

* * *

Я смотрю на сотни книг, стоящие у меня в кабинете, и понимаю, что к большинству из них я не притронусь после того, как я прочел или просмотрел их в первый раз. Но я и не думаю избавляться от них – а вдруг мне когда-то захочется раскрыть ту или другую. Я продолжаю тратить последние деньги на приобретение новых книг, как трачу последние деньги на блядей. Покупка новых книг – это наслаждение, отличное от наслаждения чтения: рассматривание, разнюхивание, перелистывание новой книги – это само по себе счастье.

Книги придают мне уверенность своей доступностью, которой я всегда могу воспользоваться, если пожелаю. Так и с женщинами – мне нужно их много, и они должны распахиваться передо мной, как книги. И в самом деле, книги и женщины во многом подобны для меня. Раскрыть страницы книге все равно, что развести ноги женщине – знание открывается твоему взору. Всякая книга пахнет по-своему: когда раскрываешь ее и нюхаешь – типографская краска, а все разная. Разрезать страницы девственной книги для меня – неизъяснимое удовольствие. Даже глупая книга приносит наслаждение, когда я впервые раскрываю ее. Впрочем, здесь главное отличие книга от женщины: чем книга умнее, тем больше она меня влечет, и красота обложки не имеет для меня значения.

Как женщина может кончить с любым умелым мужчиной, так и книга раскроется перед всяким, кто возьмет ее в руки, и отдаст прелесть своего знания всякому, кто может его познать. Потому я ревную книги и не люблю давать их читать. Моя библиотека – мой гарем.

* * *

Любовь порабощает нас, внушая страх перед возможной потерей возлюбленной. Страх проявляется в нашем поведении, и женщина чувствует его очень тонко. Безразличие к женщине дает нам непринужденность и свободу, ибо мы не опасаемся потерять то, чем не дорожим. Женщина уважает нашу свободу и подчиняется ей, как силе. Сила по отношению к женщине определяется бесстрашием ее потерять. Это подобно отношению к смерти у стоиков. Готовность к смерти делает человека свободным и сильным. Так и женщина, видя в мужчине готовность к разлуке, слабеет перед ним, а значит, влюбляется в него. Посему всегда иметь несколько любовниц есть способ сохранить безразличие при потере одной из них.

* * *

Когда я ебу Азю, я представляю под собой N. А когда я ебу N., я представляю под собой Азю. Значит ли это, что ни одна женщина не удовлетворит меня вполне? Мои желания настолько требовательны, что реальность не в состоянии справиться с ними.

* * *

Почему-то говорят, что мужчина «берет» женщину, а женщина «дает», тогда как все наоборот: женщина берет в пизду хуй, который мужчина ей дает.

* * *

Отличие бляди от «приличной» женщины в том, что блядь называет себе точную цену, а «приличная» женщина не хочет обязываться точной цифрой и старается вытянуть из тебя как можно больше.

* * *

Как не любить балет! Ведь это единственный способ увидеть голые ножки в приличном обществе и открыто восторгаться ими без всякой опасности для своей репутации. Искусство танца делает благопристойным рассматривание женских ножек. Ежели искусство обладает такой всепрощающей властью, то, совершенствуя, его можно довести до такого состояния, при коем и раздвинутые перед лицом зрителей ноги не будут никого возмущать своей непристойностью. Но это дело далекого будущего.

* * *

Верность в браке – это состояние не желанное, а волевое. Ведь жажда других женщин не исчезает, а растет с течением времени. Но уважение, любовь и страх риска дорогими отношениями удерживают тебя от измены. Многие мужчины так глубоко прячут от себя вожделение к другим женщинам, что ужасаются, когда все-таки чувствуют его проблески. Другие смотрят на него сторонним взглядом, как на зверя в клетке, в клетке своей воли. Но надежна ли клетка?

* * *

В браке оживление похоти возможно только за счет ослабления и разрушения его уз. Я имею в виду любовниц. Посему похоть и становится грехом, ибо ее доля – умирать, а если она пылает жизнью, то это происходит только из-за женщин вне брака. Так мы оказываемся у первичного понятия греха, когда похоть есть враг любви. Соитие между мужем и женой безгрешно потому, что оно свершается без похоти, которой грешны всякие внебрачные связи. Потому и все попытки возродить похоть в браке – порочны, в том числе и разлука. Ибо, возрождаясь на короткое время, похоть ставит брак под удар, подвергая супруга соблазну измены в разлуке. Брак создан для умерщвления страсти, хоть он поначалу и привлекает страстью. Страстию страсть поправ!

Брак заманивает законностью и доступностью похоти, и, давая клятву верности, мы не понимаем, что даем клятву отречения от похоти. Брак создан для отвлечения людей от похоти с помощью похоти. Посему, чтобы брак был крепкий, надо смириться с ее исчезновением.

Как бы не так!

* * *

Похоть – это гордыня тела, любовь – это гордыня души, гордыня, которая не что иное, как похоть души.

* * *