Нас было восемь пар
в костюмах Рая.
Был откупорен бар,
и страсть, сгорая,
стонала и текла,
возвратно поступала,
и общие тела
валялись как попало.
Ты отдавалась им,
меня целуя,
я, жадностью томим,
напропалую
все силы отдавал
и той, и этой,
и третью раздевал,
с уже раздетой.
1980
«Бог отводит от меня любовь…»
Бог отводит от меня любовь,
словно это меч карающий.
Там, где мельтешение полов,
взгляд горящий, жгучий, несгорающий.
Тело размягчается теплом,
но не для того, чтоб с духом слиться.
Отразится в скромных женских лицах
бёдер беззастенчивый апломб.
1980
«Живя поодаль от людей…»
Живя поодаль от людей,
таких по сути безнадёжных,
я среди бёдер и грудей
пытался скрыться безодёжных.
Я так немногого хотел,
судьба ж всучала слишком много,
я находил мечтам предел,
где бёдра расщеплялись в ноги.
Я сторонился высоты,
в которой виделось такое,
что даже знаки красоты
бессмысленной текли рекою.
Твоё нарядное лицо
в тех водах иногда мелькало.
В тебя нырял я молодцом,
но ты сквозь пальцы протекала.
И дважды я не мог войти
ни в ту же реку, ни в объятья.
И ты глядела из воды
без сожаленья и без платья.
1981
«Вижу я самок голодных и ладных…»
Вижу я самок голодных и ладных —
будь им неладно – не прикоснуться.
Я же в желанье громоздком, как в латах,
вовсе не рыцарь, с женщиной куцей
совокупляюсь. Мир вне дивана видится в
красках, а ты – чёрно-белой.
В теле горячем лежу, как в нирване,
но петухом моё сердце пропело:
«Вот ты и продал божественный трепет,
разум его не впервой распинает,
ты у привычки теперь на потребе —
кончилась жизнь твоя разбитная,
стала разбитая», – так моё сердце
вдруг кукарекнуло снова и снова.
Мне, урождённому питерцу, слово
это пророчило ключик от дверцы
Рая, но прежде – мученья деяний
ждали меня на дороге к погосту.
Боже, я ждал от тебя подаяний,
страсти твоей неудачный апостол.
«Член опять поднимает голову…»
Член опять поднимает голову,
ты на это разводишь ногами.
Взгляд тяжёлый, подобно олову,
в веки тонкие, будто пергамент,