Чтоб знали! Избранное (сборник)

– Что ты так забеспокоился? – удивилась она. – Ведь всё давно прошло.

– Но я читал, что женщина может стать от этого стерильной, – пояснил Нар. Иногда ему нравилось представлять себе будущего сына, с восхищением смотрящего на своего сильного отца. И чем больше он об этом думал, тем яснее он понимал, что не может поставить на карту свою жизнь так легкомысленно – если девушка не сможет забеременеть, придётся разводиться и ломать всю жизнь.

Но встречаться с этой девушкой он продолжал, так как жила она рядом, что было очень удобно. Наступил день её рождения, и Нар подарил ей очень красивую открытку. Преподносил он её в конверте, да так церемонно и торжественно сдобрил её столькими витиеватыми пожеланиями, что девушка вынуждена была его прервать.

Нар допытывался у неё весь вечер, почему у неё такое плохое настроение, а когда на следующий день он ей позвонил, она сказала, что больше не хочет его видеть.

– Почему? – искренне удивился Нар. – Может быть, я сделал что-нибудь не так, ты скажи мне.

Но она не пожелала ничего объяснять и попросила больше ей не звонить. Сначала он решил пойти к ней и потребовать объяснений, но потом подумал, что это не гордо, и сел писать обстоятельное письмо, где на пяти страницах логически доказывал, как важно им оставаться вместе. «Уж если это письмо её не убедит, то я не намерен больше унижаться», – сказал он себе, очень точно предчувствуя, что она ему не ответит.

Самой большой статьёй расхода в бюджете Нара была еда.

Тучные мышцы нужно было содержать – они нуждались в хорошем и обильном питании. Желудок его неохотно принимал рубленое мясо и настоятельно требовал грудинку, филейные и прочие мясные части. Фрукты вызывали у него особое вожделение. Если перед ним ставили вазу с фруктами, он не мог остановиться, пока не съедал всё. Поэтому в гостях он себя вёл демонстративно непринуждённо, будто бы и все вокруг обладают таким же аппетитом. На предложение поесть он соглашался тотчас, но всегда добавлял: «Только, пожалуйста, чуть-чуть». В ожидании супа он выбирал самый большой кусок хлеба, который он тщательно намазывал жирным слоем масла, так что поверхность хлеба не просвечивала, затем он укрывал этот слой несколькими кусками колбасы или мяса – сыра он не любил, считая его малокалорийным. Потом Нар милостиво принимал тарелку супа, соглашался на добавку, досконально очищал тарелку со вторым и был готов к десерту. Шоколад он хоть и любил, но старался много не есть, опасаясь испортить зубы. Так как безостановочно есть фрукты ему было неудобно, Нар вставал из-за стола и, разговаривая с тем или другим, старался проходить мимо вазы с фруктами и как бы невзначай брать то яблоко, то грушу, то ещё что-то. Благодаря таким пищеварительным способностям, мышцы Нара прямо рвались из-под тонкой плёнки кожи, которая кое-где напоминала даже не плёнку, а сеть, накинутую поверх мускулов кровеносными сосудами.

В одни из летних каникул Нар поехал отдыхать на взморье со своим другом. Все дни они проводили на пляже, где старались познакомиться с каждой миловидной девушкой. Наметив очередную разомлевшую на солнце жертву, Нар возглавлял атаку. Его друг был чуть позади, а Нар, потрясая мышцами, произносил, заслоняя собой солнце, что-нибудь глубокомысленное официальным басом:

– Надеюсь, мы вам не помешаем, если расположимся поблизости от вашей очаровательной спины.

Каждый раз его друг внутренне морщился от фальшивости такого вступления, тем более когда девушка откликалась с явной иронией, и заговаривал сам, спасая положение. Его собственное тело выглядело щупленьким на фоне Нара, но он мог разговаривать с любой девушкой так легко, будто знает её с раннего детства. Нар никак не мог понять, почему девушки часто отдавали предпочтение его другу, и, чувствуя себя задетым, старался не подавать вида и до упора расправлял плечи.

Раз в день они ели в ресторане и договаривались для удобства платить одному за двоих по очереди раз в день. Так получалось, что когда платил Нар, он съедал в два раза больше, чем друг, а когда была очередь платить другу – больше в три раза. Друг заметил, но ему было неудобно заводить об этом разговор. Нечто аналогичное происходило и с едой, которую они готовили дома, так как расходы они договорились делить пополам.

Как-то вечером, готовясь отправиться на прогулку, Нар сидел у зеркала и, жестоко расправившись с незваным прыщом, залеплял образовавшуюся воронку некоей мазью. К нему подошёл друг и попросил дать этой мази, так как у него треснула кожа между пальцами ног от ежедневного пребывания на пляже. Нар, не отрываясь от зеркала, сказал:

– Не могу, это очень дорогая мазь, которую я с трудом достал. Я её использую только для лица.

– Ну и дерьмо же ты, – потрясённо протянул друг.

– Ты думай, что говоришь, – грозно обернулся к нему Нар, держа двумя пальцами тюбик с мазью.

До самого отъезда друг с ним больше не разговаривал, хоть Нар и обращался к нему несколько раз с фразами типа: «Не понимаю, что ты сердишься на меня», пока друг не пояснил, что знать его больше не желает. После такого откровения Нар тоже самолюбиво замолчал.

Вместо дружбы Нар чувствовал вокруг себя что-то другое. После тренировок, моясь в душе, Нар часто замечал восхищённые взгляды мужчин, и он отгонял смущение, неизвестно почему появлявшееся. Однажды в раздевалке, когда он тщательно вытирался после душа, с ним заговорил мужчина. Спина у него была густо волосата, а грудь совсем безволосая. Нар замечал его и раньше, так как они обычно тренировались в одно и то же время. Нар обращал внимание, что тот пристально наблюдает за ним во время тренировок, и воспринимал это как естественное восхищение любителя профессиональной мускулатурой. И действительно, мужчина стал хвалить его телесные достижения и похлопал Нара по плечу. Потом его рука скользнула на талию, и затем он коснулся ягодиц Нара и выразительно посмотрел ему в глаза. Тут Нара осенила догадка об истинной подоплёке восхищения, и он резко отшатнулся от мужчины. И когда тот протянул руку опять, Нар изо всех сил оттолкнул его, и мужчина ударился спиной о шкафчик.

– Проваливай! – с угрозой в голосе, но не чувствуя злобы, крикнул Нар.

– Дурак ты, дурак! – примирительно сказал мужчина и, держась рукой за ушибленное место, отошёл к своему шкафчику в другом конце раздевалки. Нар поспешно оделся и в смятении вышел на улицу. Шагая, он думал, что, наверно, и раньше то, что он воспринимал как дружеское мужское восхищение его тренированным телом, было далеко не дружеским. Он вспоминал, как несколько раз в душевой мужчины заговаривали с ним, восхищаясь его телом, и в их глазах был уж слишком яркий огонёк. Раз какой-то мужчина похлопал его по заду, но это было как бы в шутку – мол, даже здесь у тебя столько мышц, – и Нар, хотевший было уже рассердиться, вмиг успокоился от общученного прикосновения.

Нар у вспомнились и насмешки приятелей по поводу его походки. Он старался выработать у себя мужественную походку, однако шутники утверждали, что он виляет задом, как женщина. Нар прохаживался перед зеркалом, и то, что другим представлялось вилянием, Нар называл чёткой работой ягодичных мышц. И теперь, идя по улице, он пытался представить себя со стороны, но и не намеревался менять походку, а лишь силился определить, глядя на прохожих, кому из них его походка может показаться соблазнительной. Эти мысли казались ему неприличными, но он вразумлял свою смущённую совесть тем, что он не может отвечать за чувства посторонних людей, если его тело настолько красиво.

Нар постоянно возвращался в мыслях к случаю в раздевалке и вынужден был признаться себе, что отвращения он не испытывал, а только рефлекторный страх. Более того, ему пришлось по вкусу это агрессивное восхищение его телом, которое никогда не исходило от женщин. В женском восхищении он всегда чувствовал излишнюю нежность и скрытую корысть, которая заключалась в желании получить ответное восхищение. Женское же тело восхищало его постольку, поскольку оно оказывалось приспособленным сопрягаться с его телом. Последнее время он часто ловил себя на мысли, что женское тело всё сильнее ощущалось им как чуждое. Он сравнивал его со своим телом, и своё ему нравилось значительно больше, поэтому, когда он неожиданно для себя вдруг представил себе тело того мужчины, оно ему показалось более близким, потому что более походило на его собственное.

Нар уже два месяца не встречался с женщинами, так как интенсивно готовился к ответственным соревнованиям. Он был твёрдо убеждён, что половые сношения наносят вред спортивной форме. Замеряя сантиметром свою талию, грудную клетку, икры, шею, он с радостью убеждался, что размеры приближаются к идеальным, выведенным в специальных таблицах. Видя на тренировках своего агрессивного почитателя, Нар его демонстративно не замечал, а тот лишь улыбался, но не подходил и не заговаривал.

На соревнованиях Нар занял четвёртое место, что, вообще говоря, было неплохо, но оно не принесло тех аплодисментов и наград, которыми были одарены первые три призёра. Поэтому Нар был не в духе. Самое обидное было то, что его не вызвали на сцену при объявлении победителей и он не получил поцелуя и цветов, которые дарили хорошенькие девушки. Погружённый в эти невесёлые мысли, Нар не заметил, как к нему кто-то подошёл. И только когда он почувствовал чью-то руку на своём плече, он резко обернулся. Перед ним стоял его мужчина.

– Чего надо? – грубо сказал Нар и напряг мышцы.

– Они засудили тебя, – с пылким вдохновением сказал мужчина. – Я был в зале и всё видел. Первое место должно было быть твоим. Ни у кого нет прекрасней тела, чем у тебя.

Нар невольно почувствовал горячую приятность этих слов и привычно бросил взгляд на своё отражение в зеркале, висевшем на стене напротив. «Ничего страшного, если я поговорю с ним немножко», – подумал Нар и произнёс вслух:

– Я тоже был уверен в первом месте. У меня идеальные параметры.

– Вот именно, идеальные, – подхватил тот. – Послушай, я давно хотел предложить сфотографировать тебя. Я – профессиональный фотограф, и у меня дома маленькая студия. Я считаю, что тебе нужно послать свои фотографии в несколько журналов. Только через прессу ты сможешь получить настоящее признание.

Сердце Нара забилось быстрей обычного. «Признание» – какое точное слово. Его идеальная мускулатура заслуживает всеобщего признания. Нар представил себе, как люди раскрывают журнал, смотрят на его огромные мышцы и загораются безысходной завистью и непреодолимым восторгом.

– Хочешь, я сделаю несколько пробных фотографий? – услышал Нар.

– Когда? – вырвалось у него.

– Да хоть сейчас.

Нар подумал, что это первый раз в жизни, когда он ощущает такой настойчивый интерес по отношению к себе, и это было так сладко. «Наверно, женщины испытывали то же, когда я уговаривал их», – подумал он.

И хотя он знал, что предложение сфотографироваться не безгрешно, Нар пытался отогнать это знание железной палкой логики, говоря себе, что если тот будет приставать, то он свернёт его в бараний рог.

– Хорошо, но только недолго, – согласился Нар и снова вспомнил, что так часто отвечали ему женщины, которых он зазывал к себе домой. Мужчина не обманул – его квартира представляла собой нагромождение фотоаппаратуры, среди которой стоял большой диван, единственный предмет, который указывал, что это жильё. Фотограф вытащил откуда-то бутылку, но Нар отказался пить. Нара всё время не отпускала мысль, что он находится в положении женщины, и ему нравилось, что за ним ухаживают, обхаживают, прельщают.

Фотограф развернул большой экран, включил яркие лампы и сказал Нару, чтоб он разделся. Нар послушно снял тренировочный костюм, кеды и остался в трусиках. Фотограф, у которого оказались очень длинные и ловкие пальцы, оценивающе посмотрел на Нара, и пальцы его, охватившие и поглотившие в себе камеру, замерли на мгновенье.

– Снимай всё. Слышал про «обнажённую натуру»?

– Слышал, – сказал Нар и, подумав: «А почему бы и нет», снял трусы.

Впервые он чувствовал такое острое смущение перед мужчиной, и уши у него покраснели.

– Иди сюда, – позвал его фотограф, и в голосе его прозвучала нежность.

Он расположил Нара перед экраном, найдя неопровержимый предлог для лёгких прикосновений к его телу, и нырял под кусок чёрного бархата, накинутого на камеру, оставляя на поверхности свои пальцы, прикасающиеся к различным её частям. Нар вставал в различные позы, а фотограф щёлкал затвором.

– Ну, пожалуй, хватит на сегодня, – сказал фотограф, и яркий свет потух.

Нар почувствовал себя неловко в наступившем полумраке и направился к своей одежде. Но мужчина оказался рядом с ним и, обняв Нара за талию, молящим голосом произнёс: «Дай мне дотронуться до твоего божественного тела. Пожалуйста, не уходи. Я сделаю из тебя знаменитость – все будут мечтать посмотреть на тебя. Ты будешь богат и знаменит, а я буду охранять и лелеять твою красоту».

Нар живо нарисовал в своём воображении картину своей жизни в богатстве и знаменитости, чувствуя телом не руки мужчины, а каждый его палец в отдельности. Нар понял, что он никогда бы себе не простил, если бы упустил такую возможность, и постарался расслабиться.

Через час Нар, встревоженный и разочарованный, шёл домой. Встревожен он был болью, которую ему причинил мужчина, и боль эта не проходила. Нар взял такси, но и сидя он чувствовал боль. Страх охватывал его, что телу его нанесён непоправимый ущерб, телу, на красоте и здоровье которого строится вся его жизнь. Нар хотел было поехать в больницу, но стыд удержал его, и он решил подождать до утра.

А разочарован он был равнодушием мужчины к его телу, которое наступило сразу после утоления желания. Нар чувствовал себя обманутым, ведь он на какое-то время поверил, что нашёл человека, который по-настоящему восхитился красотой его тела.

Наутро боль почти прошла. Нар твёрдо решил больше никогда не встречаться с фотографом. Три дня он из предосторожности не ходил тренироваться, ожидая, чтобы боль прошла совершенно. Когда он пришёл в спортивный зал, он сразу увидел фотографа. Во время тренировки они оставались в разных концах зала, и тот не подходил к Нару, будто чувствуя себя виноватым. В раздевалке он появился перед Наром с длинным рулоном в руках.

– Это тебе, – сказал он. – Твоя фотография, на всю стену. Потрясающе получилось. У меня дома остались другие фотографии, если хочешь, зайдём.

Нар взял рулон: