Две тысячи дней счастья… И обмана. Странствия души по лабиринтам чувств

Две тысячи дней счастья… И обмана. Странствия души по лабиринтам чувств
Макс Аллин

Любовь – это самое ценное и дорогое, что человек хранит всегда в своём сердце. Она сопровождает его каждый день и всю жизнь. И самое страшное происходит, когда её крадут, ломают или просто выбрасывают из души, как ненужную вещь, опустошая предательством весь свой мир.

Две тысячи дней счастья… И обмана

Странствия души по лабиринтам чувств

Макс Аллин

Земную жизнь пройдя до половины,

я очутился в сумрачном лесу.

Данте Алигьери

© Макс Аллин, 2024

ISBN 978-5-0064-9890-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

(описываемые события имели место в жизни, имена персонажей изменены, а возможные совпадения с ними – чистая случайность)

Дворец Сказок в Казани (фото автора)

Глава 1. Рождение возможного счастья

В 7 часов утра 10 апреля Года Жёлтой Земляной Собаки истекали очередные сутки дежурства Лёхи Антонова, на которых он дежурил охранником в одной из старинных школ города, что растерянно глядела белыми окнами на проржавевшие купола одного из самых известных его храмов. Здесь он чередовал время своего учительства в тусклом колледже с подработкой на одном из постов своего охранного агентства.

Служил он в нём верой и правдой уже пятый год и понемногу привык к бесконечному ночному времени, когда нельзя спать на службе, но вполне морально оправданно можно прикорнуть часок-другой, не попадая под неусыпный стеклянный глаз бездушного автоматического коллеги. Надо было только додуматься, как это правильно суметь сделать. И без ущерба для своей охранной репутации.

Зато борьба со сном настигала его днём, когда нужно было вести занятия, общаться со студентами и коллегами. Это было самое сложное – не заснуть во время уроков. Он старался выбрать момент, когда студенты выполняли учебное задание и не могли видеть, как веки его учительских глаз предательски смыкаются, исполняя недоделанную ночную работу.

Лёха откинулся на спинку стула. На столе запущенного кабинета, превращённого в дежурку для охранников и уборщиц, призывно белели тетрадные листки, на которых творился очередной сборник стихов. Настенные часы, беспощадно посечённые временем, настырно обещали новый учебный день, предстоящее появление учителей и буйного стада разновозрастных школяров. И Её прихода..

Этого момента он не мог пропустить, когда Она, оглядываясь, мелькнёт в дверях дежурки, смущаясь положит в местный убогий, и донельзя обшарпанный, холодильник пакетик с коробкой еды для себя и его и, пряча улыбку в глазах, пойдёт лёгкими шагами в свой кабинет завуча на третьем этаже.

Лёха познакомился с Инной на вечернем обходе, когда по инструкции осматривал кабинеты перед ночным дежурством. В школе было тихо, лишь уборщица в поисках воды отчаянно гремела пустым ведром где-то на первом этаже. Неяркая полоска света под дверью выдавала чьё-то присутствие. Он постучал и, услышав голос, вошёл. За третьим от входа столом сидела, склонившись над бумагами, улыбчивая женщина с ясными синими глазами и волнистыми тёмно-русыми волосами, убранными в короткую красивую причёску.

– Здравствуйте, что-то вы засиделись сегодня снова, неужели дома никто не ждёт, – Лёха был немного нахален и смел, – я уж и кабинет собрался запирать. – Вы одна на этаже остались.

– Да, у меня всегда много работы, вот и не успеваю, сижу, доделываю – её глаза внимательно смотрели на Лёху, согревая его чем-то необъяснимым. Это потом он вспомнит выражение"в душе что-то ёкнуло», но сейчас мысль суетливо проскочила как-то мимо. Он просто наслаждался её светлым взглядом и спокойствием лица, сохранившим ожидание радости, несмотря на минувший крикливый и шумный школьный день.

– Да, вам не позавидуешь, – осмотрев для вида кабинет и потоптавшись возле столов, заметил Лёха. Он не стал распространяться насчёт своего учительства в одном из мутных колледжей города, подумав, что это будет странновато сейчас, когда он под другой личиной ходит по чужим кабинетам и ведёт разговоры с их хозяйками.

– Я скоро заканчиваю работу, осталось немного совсем. И ключ на вахту принесу обязательно, – светлые глаза по-прежнему светились непонятной радостью.

В следующее дежурство, чувствуя интуицией Близнеца, что она сидит ещё за столом в кабинете, он принес довольно спелый банан и булочку, что ухватил на бегу в пекарне на углу ближайшей площади возле областного суда.

– Вы меня никак подкармливаете, – заметила Инна, пряча банан в верхний ящик стола, – я что-то не очень хочу есть. Но за это спасибо. Поработаю ещё немного и ваша булочка будет как раз кстати. Сердце Лёхи снова шевельнулось горячим. Прошёл год после недолгого, практически молниеносного, развода, со своей, теперь уже бывшей, сварливой супругой, и он не то, чтобы избегал женщин, но, во всяком случае, короткие знакомства обрывались, едва начавшись. Лёхина душа ещё не остыла от непримиримой боли глухого и откровенного предательства. Сын и дочь выросли, получили образование, уже работали. А он не стал мешать им жить, но вот с женой, желавшей жить без проблем на широкую ногу, развёлся без шума и пыли.

И откуда было знать Лёхе, что думала про себя русоволосая училка, когда он только—только появился перед её глазами. «Так, ещё один типус объявился, – в голове улыбчивой Инны стал складываться образ новичка-охранника, косолапит, да ещё и как-то с поломанной рукой. А, это про него, наверное, бабы говорили на днях, будто он то ли ветеран, то ли участник войнушки какой-то. Не грубит, вроде начитан. Вежливый.

Не чета, видно, моему сдохшему забулдыге, что всю свою жизнь по девкам таскался, да заразу в дом приносил. Господи, сколько же я с ним всего перетерпела..И по его кораблям моталась, ждала, дура, пока он со своими кобылами-поварихами разбирался, чьи ляжки горячее..И во всяких ночлежках портовых сутками ночевала, пока он из своей загранки придёт. Одно было по тем временам хорошо – барахла много ценного привозил, хотя и был жадиной несусветной. Об иномарке даже мечтал, да не сладилось у него что-то. А этот, скорее всего, не жлоб – вон каждый вечер еду разную мне таскает. И не жалко ему, кажется. Странно..Наверное влюбился, дурашка.

Да, видно не судьба мне была с Коляном – идиотом остаться, – продолжала размышлять она, перекладывая бумаги, – замуж не хотела, да вот взяла и пошла из бабского интереса – а как оно там будет? Ну, раз предлагает. Всё девственниц искал..А я виновата, что мне из пацанов никто не нравился? Думала, а вдруг мне с этим Коляном удача и выгорит? Может он сама судьба и есть? А этот мордашкой сохранился вроде – симпатичный, хоть и в возрасте. За «полтинник», наверное, давно уже потянул» – незаметно разглядывала его Инна, укладывая тетрадки в аккуратную стопку на столе.

Весна, быстро пришедшая с яркими днями, уже заканчивалась. А общение с Инной становилось всё откровеннее – они перешли на «ты» и с каждой новой встречей потоки чувства становились полнее и ярче. И хотя она оказалась на десяток лет младше, Лёху это пока не тревожило – в его жизни должен был появиться человек, который отвлёк бы его, хотя бы на время, от горьких и ненужных мыслей. И в один из вечеров накануне лета он решился.

– Ин, а давай съездим в Казань. Недельки на две. Я там вообще не был, говорят, интересно. Город большой, красивый. Немного подумав, она согласилась. И у самой понеслись косяком мысли: «Интересно, как он платить будет? Как мой бывший, зажмотничает? Или просто денег даст? Ладно, поглядим на его поведение. Хм, а какой же Он у него? Большой или маленький? Будет маловат, не дамся и сразу уеду. Поводов будет море. Фи.!.Зачем мне такой нужен, да ещё и одноруконький.

Мой бывший муженёк такой приставучий был, шустрый, что приятно изводил ночами в край. До того, что полный отлуп временами давала месяца на три или на полгода. Потому и дёрнул к брюнеткам с крутыми ляжками. Обожал их. Видно, очень они его устраивали. Да ещё потом домой нагло заявлялся, пьяный в стельку, права качал при сыне».

– А когда поедем? – спросила Инна как можно равнодушнее. Лёха сразу нашёлся: «Давай подумаем! У меня в июле отпуск, а у тебя?» «У меня, – Инна сделала домиком красиво подведённые белобрысые бровки, – тоже в начале июля. Можно поехать в середине июля, чтоб дождей не было, а то я слышала, что в начале месяца будут дожди. Намокнем, простудимся».

– Хорошо, замётано, – у Лёхи дрогнуло сердце. Клюнула! Теперь надо подготовиться. – Ин, а что ты так оглядываешься по сторонам, когда выходишь от меня из дежурки? – спросил Лёха, не зная, что наступает на самую главную и болезненную, до жути, мозоль Инны – её тайную жизнь в школе. Она дёрнула губами и молча отвела взгляд.

Прошло три дня. Лёху так и подмывало узнать о её решении, но выдались свободные от дежурства дни и он посвятил их на подготовку. И всё же вечером на третий день он решил позвонить Инне и услышал в трубке её плачущий голос :

«Меня Барсик, кот, кислотой облил. Прыгнул на полку, пока я голову мыла и опрокинул бутылку с уксусом. Теперь надо стричься.. Как я теперь поеду с такой причёской? И вообще, куда?»

«Ба, да она отказывается, – сразу подумал Лёха, – придумала что-то и боится с незнакомым ехать. Кстати, а причём тут кот? – продолжал он свои глубокие размышления, – самое интересное начинается….Надо что-то делать. А поеду-ка я сейчас к ней в гости. Заодно и посмотрю, как она живёт-поживает».

Сказано-сделано. Через двадцать минут он был возле её дома на окраине города в посёлке моряков, обошёл, присмотрелся. Снаружи дом казался крепким, основательным, хотя и был построен в середине 50-х годов прошлого века. Однако, зайдя в подъезд, Лёха сморщился от запаха плесени, застарелого кирпича, извёстки и паутины. Самодельная добротная дверь убедительно говорила о заботливом хозяине квартиры. Теперь, правда, уже бывшем.

Инна встретила Лёху как-то смущённо, хотя он и предупредил её о своём приезде. Нервно прикрывая полотенцем мокрые волосы, жалобно рассказывала: – Я вот сожжённые кислотой волосы подровняла, как могла, и теперь сестру Катю надо просить, чтобы получше подстригла. Она парикмахер-самоучка. Раньше она много стригла, как могла, тем и зарабатывала неплохо».

Красивый кот, явный сиамец, лениво лежал на серо-зелёном, недоступном для его острых когтей, диване, самодовольно играя кончиком хвоста. Пока пострадавшая сушила феном волосы, Лёха рассуждал про себя, в чём же состояла вина хвостатого и была ли она реальна вообще. К конкретному выводу он так и не пришёл, занявшись осмотром жилища своей новой знакомой.

«Обычное жильё теперь уже одинокой училки, – почему-то плавно пришлось на ум, – книжки, посуда, телик плазменный. А верхние мощные динамики явно не её, и давно не включались – решал задачу Лёха, тут интерес другой нужен. Резкий, жёсткий. Для «металла»..

Инна тихо вошла в комнату, прервав его умозаключения, и присела рядом с ним на диван, сложив ноги по-турецки.. В руках у неё качалась коробка из-под конфет, наполненная какими-то бумажками.

– Недавно я прибирала нашу машину внутри, – начала она дрожащим почему-то голосом и нашла моего мужа бывшего, Коли, тайные записки и рецепты. Её тонкие пальцы нервно касались пожелтевших листков с непонятными записями. – Оказывается он ходил к врачу, ну сам понимаешь, к какому, проверял себя носитель он вируса или нет. И доктор направил его на лечение. А он скрыл от меня всё это. Потом болел долго, проще сказать, гнил живьём. Я не отходила от его койки и чего только не пережила. Последние дни провёл дома, и о том, что я испытала, лучше не говорить».

Слёзы душили её. Инна вздохнула поглубже и продолжала: «Всё это Данилка видел, сын мой, он сейчас на работе. Как он отца ненавидел, просто не могу передать. Пытался меня защищать, когда тот избивал меня за малейшие проступки – не так ступила, не так подала, не так посмотрела. Когда же наступили последние дни, он вообще как будто сошёл с ума. Неожиданно пытался вставать, несколько раз падал, а потом полиция устанавливала на допросах причины синяков – от падений или моих побоев. Думали, что я непременно пыталась его убить. Еле-еле оправдалась». Голос Инны прерывался, слёзы снова скользнули по щекам…

Она закрыла коробку и устало облокотилась на подушки.

– Да, понимаю тебя, – только и смог сказать Лёха, тяжело тебе пришлось, сочувствую. И, неожиданно для себя, прижался к ней плечом, полуобнял. А сам подумал: «Зачем же она это мне говорит? Так сразу раскрывает картины своей тяжёлой жизни? Интересный душевный спектакль – рассказать о муже-поганце, который долго издевался над ней и сыном и потом как-то вовремя взял и умер. Или тонкий намёк на сдачу пробы на вирус для отказа от знакомства? Если это так, то она ещё тот фрукт. Ладно, посмотрим, как будет выходить из этой ситуации».

Успокоившись, Инна встала, спрятала коробку в недрах древней, советских времён, полированной стенки, и уже ровным голосом, который Лёха ну не мог спутать ни с чьим, сказала так, будто он жил здесь уже целую вечность: «Не уходи, сейчас поставлю чай, попьём с печеньками» и вышла на кухню.

– Да, вот это дела, – его душа зашлась от изумления. Пришёл просто проведать, а стал свидетелем целой трагедии, тут Шекспир явно отдыхает». Через несколько минут он уже сидел за полукруглым пластиковым столом, и не столько пил ароматный кофе, сколько в очередной раз за короткое гостевание погружался в грустное прошлое своей новой знакомой. Вновь думая, что лучше было бы пить не «бразильский» эрзац-кофе, а глотнуть сразу «соточку» хорошего коньяка, чтобы реально прочувствовать жизненные передряги женщины, к которой он проникся глубоким чувством, пока что сострадания.

И, как будто подслушав его тайные мысли, Инна достала из верхнего шкафа бутылочку армянского коньяка.

– Сама не пью, голова не переносит, но сейчас не могу, разревусь точно, что-то на сердце тяжело. Налей немножко». Пришлось даме уступить. Коньяк оказался так себе, разве что по красивой этикетке армянский, но готов был и этот, почти коньяк, пригубить, ради жизненно изумительных, как чувствовал, душевных признаний симпатичной собеседницы.