Убойная командировка

– Тебе и это известно? – встрепенулась она.

– Я уже говорил, что мне много чего известно, – сказал Рудаков, сделав ударение на словах «много чего».

– Да, там и повстречала, – призналась Полина после непродолжительной паузы, не пытаясь отрицать или уйти от ответа. – Но целью его визита в «Артемикс» не было желание утешиться с проституткой, да будет тебе известно.

– Хм-м, а какая еще цель может быть у мужчины при посещении публичного дома, кроме получения интимных услуг? – с ухмылкой на лице поинтересовался Рудаков.

– Лёша Стремусов явился в «Артемикс», чтобы забрать своего штурмана, – сообщила Полина. – Их срочно вызвали по какому-то вопросу в представительство Аэрофлота.

– Лёша. Надо же, какое совпадение, – процедил Рудаков. – В постели ты его тоже Лешаком называла, как и меня?

– Нет, в постели я его никак не называла, – со злостью ответила Полина.

По интонации голоса Алексей уловил, что его некорректный вопрос был неприятен женщине, но мгновенно заговоривший в нём мужской эгоизм не желал делать никаких скидок на снисхождение.

– Во, как. Значит, развратом занимался штурман, а командир вызволял его из сексуального плена? Вероятно, телефон штурмана оказался заблокирован, и командиру пришлось нанести визит в публичный дом лично. Очень даже похоже на правду, – язвительно высказался Рудаков. – Ну, да чёрт с ним, с этим штурманом. Мне любопытен другой факт.

– Какой?

– Чем же смог очаровать железную леди Полину Гребер случайный посетитель борделя? – спросил Алексей, чувствуя, как его накрывает волна мучительной ревности.

«Что это со мной? – удивился он. – Прошло десять лет, а во мне всё ещё теплится любовь к этой развратной и циничной женщине?»

– Никак, ревнуешь меня? – поинтересовалась Полина. – Очнись, Лешак. Прошло десять лет, как мы расстались. Зная твою любвеобильность, могу лишь предположить, сколько женщин побывало в твоих объятиях. У тебя нет права в чём-то меня обвинять!

– Нас разлучили обстоятельства, а не ссора и ненависть друг к другу, – сказал Алексей. – Все эти годы я не переставал думать о тебе, надеясь на чудо, которое вновь воссоединит меня с тобой. И вот я узнаю, что ты в Москве, что попала в сети бандитов. Масса эмоций захлестнула меня. Любовь, ревность, разочарование и даже ненависть к тебе сплелись в один узел. Чтобы разрубить этот узел, я решил встретиться с тобой и во всём разобраться.

Алексей умолк, затем встал, прошёлся по комнате и вновь сел.

– А у тебя какие эмоции бушуют? – спросил он, наливая в бокал очередную порцию коньяка. – Поделись со мной своими ощущениями.

– Ты хочешь, чтобы я исповедалась перед тобой, как грешник перед святым отцом? – неожиданно спросила Полина, уставившись на Рудакова, как на редкостную вещь, а затем заливисто расхохоталась.

Она смеялась продолжительно, откинув голову назад и прикрыв глаза. Алексей смотрел на неё и ничего толком не понимал. Потом до него дошло: с женщиной случилась истерика. Он решил подойти к ней и успокоить, но Полине его помощь не понадобилась.

Просмеявшись, она вытерла проступившие слёзы, потом обошла стол, и, придвинув стул вплотную к стулу Рудакова, опустилась на него, произнесла надтреснутым голосом:

– Давай, Лешак, выпьем с тобой на брудершафт. Как раньше. Наливай мне полный бокал. Упьюсь до чёртиков и расскажу я тебе всё, что со мной произошло. Ты ведь, как клещ, всё равно не отцепишься от своей жертвы, пока не добьёшься нужного результата.

– Желание женщины – закон для мужчины, – улыбнулся Алексей.

– А желание мужчины – это Статья 131 УК РФ, – добавила Полина.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Глава 5

– Не собиралась я глазки строить русскому лётчику, – начала своё признание Полина. – Обстоятельства вынудили меня привлечь его внимание ко мне. Ты сам сейчас сказал: поступки человека определяют обстоятельства.

– Да, это так, – подтвердил Рудаков. – Беспричинных поступков не существует.

– Так вот, чтобы ты знал, – Полина замялась и увела глаза куда-то в сторону. Потом, после короткой паузы подняла свой взор на Алексея и решительно заявила:

– До встречи со Стремусовым я совершила убийство и мучительно вынашивала в голове все варианты, чтобы избежать наказания.

– Ты убила человека?! – воскликнул Алексей, не поверив словам Полины.

– Да, убила… так получилось…

Уголки её губ мелко дрогнули, Полина вновь отвела взгляд и на сей раз замолчала надолго, вспоминая, по всей вероятности, то трагическое событие.

Алексей был шокирован известием и смотрел на бывшую любовницу округлившимися глазами. В его голове не укладывался сам факт содеянного этой хрупкой и безобидной женщиной с высоконравственными принципами бытия. Поверить в такое было непостижимо для его разума.

Казалось, Полина вот-вот расплачется. Рудаков не стал досаждать её возникшими вопросами и ждал, когда та успокоится и сама захочет продолжить разговор.

Вопреки ожиданиям, Полина не размякла, не пустила слезу от тягостных воспоминаний, не позволила вызвать чувство жалости к себе. Глаза её оставались сухими и даже голос не дрогнул, когда она заговорила вновь.

– Это был сын хозяина заведения Гюнтер Краузе – отвратительный тип. Не каждого мерзавца можно поставить в один ряд с ним. Даже самые прожжённые проститутки-оторвы шарахались от него, как от прокажённого. Среди них он слыл жестоким сексуальным извращенцем и наркоманом, которому всё сходило с рук. Однако, из-за непредсказуемости действий этого негодяя, униженные женщины предпочитали умалчивать о его пристрастии к наркотикам и садистских издевательствах, которые он совершал.

Полина опять помолчала немного, будто колебалась с принятием решения: стоит ли раскрывать душу перед Рудаковым? Не случится ли неприятных последствий после её исповеди? Потом всё же решилась, продолжила:

– Гюнтер обратил на меня внимание не сразу, когда я появилась в борделе – в то время у него была другая пассия вне стен нашего учреждения. Через какое-то время он вообще исчез из поля зрения и не появлялся в «Артемиксе» около года. Поговаривали, что он даже покинул Германию. Все проститутки, которых он домогался, облегчённо вздохнули. Но этот подонок объявился вновь. И тут предметом его вожделения стала я.

Полина на секунду умолкла, смахнула просочившуюся наружу единственную слезинку, заговорила вновь:

– Он стал уделять мне знаки внимания. Сначала в виде веселых приветствий и воздушных поцелуев. Появляясь в "Артемиксе," шутил на публике, изображал интеллигентного и порядочного человека. Так продолжалось недолго. Однажды Гюнтер положил на стойку регистратуры передо мной букет живых роз. Положил и, пожирая меня взглядом проголодавшегося зверя, заявил, что после работы заедет за мной. Зная, чем может обернуться моё свидание с ним, я вежливо отказалась от его предложения, сославшись на занятость с сыном. Это не подействовало. Мои слова лишь подзадорили изверга ещё больше. Я увидела, как загорелись его глаза. Они светились огнём хищника, почувствовавшего свою лакомую добычу.

– Не смей мне возражать или отказывать в чём-либо, я этого не люблю, – сказал садист угрожающим тоном. – Твой сын уже взрослый, переночует дома один, и ничего с ним не случится.

Мне стало страшно. И тут я неожиданно для себя послала его по-русски на три буквы, выразившись матом впервые в жизни.

Гюнтер обомлел. Его замешательство длилось секунд десять, потом он громко расхохотался и, подняв вверх большой палец, проговорил довольным голосом: «– Гут, матка». Совсем, как в советских фильмах про фашистов на оккупированных территориях.

Алексей слушал Полину, затаив дыхание. Смотрел на неё, и не мог представить эту утончённую женщину, бросающую вызов отщепенцу. Каким было выражение её лица? Гневным, испуганным, презрительным или просто брезгливым?

Воспоминания давались Полине всё же нелегко. Рудаков заметил, как постепенно менялось её лицо. Кожа на скулах обескровилась, побелела, голос с каждым новым словом становился всё тише и тише, потемневшие глаза увлажнились. Несколько раз Полина судорожно сглатывала накатившуюся горечь в горле.

– Давай, Лешак, глотнём допинга, что ли, а то ещё чего доброго – разрыдаюсь, – пересиливая своё душевное состояние, произнесла Полина со свойственной ей усмешкой. Но усмешка эта получилась не иронической, как обычно, а печальной и беспомощной.

– Можно и увеличь дозу по такому случаю, – согласился Рудаков, взглянув на жалкие остатки вина в бутылке. Уровень коньяка в его округлой таре опустился на треть.

«А ведь прежде она такого количества спиртного не употребляла», – отметил он про себя.

Словно прочитав его мысли, Полина, скорчив на лице подобие улыбки, сказала:

– Не переживай, этого пойла у меня в достатке.

– Ты пристрастилась к алкоголю? – спросил Алексей.