– Где он работает?
– В министерстве иностранных дел. Его дядя Гафур-бей Колоньяри помог ему туда устроиться. Ты знаешь Гафур-бея?
Скэндер нахмурился. Вспомнилась встреча с Гафур-беем на болоте, и ему стало неприятно, что теперь он невольно становится родственником бея.
– Я слыхал о нем, – ответил он сухо.
– Гафур бей – депутат, друг его высокого величества, не последний человек при дворе. Хюсен сначала преподавал французский во дворце, но Гафур-бей устроил его в министерство. Не сегодня-завтра его назначат в какую-нибудь миссию за границей. Хотя быть преподавателем во дворце тоже неплохо. А ты слыхал, как там офицеры говорят по-французски? Бонжур, эй ты! У нас есть лесон сегодня апремиди? Вуй, а то нет.[51 - Добрый день… урок… после обеда… да… (искаж. франц.).]
Она очень похоже передразнила офицеров, смешно скривив лицо. Скэндер засмеялся, она тоже расхохоталась.
– Над чем вы тут смеетесь? – спросила, входя, госпожа Хава. – Тефта, Хюсен пришел. Иди встречай.
– Ну! Зачем мне его встречать? Что он сам дороги не знает?
Мать укоризненно взглянула на нее и сама поспешила навстречу зятю.
– Богокур! – обратилась Тефта к жениху, показавшемуся в дверях. Продолжая сидеть в кресле, она пожала ему руку. – Знакомься, это Скэндер, мой двоюродный брат. Я тебе о нем рассказывала.
– Очень приятно. Хюсен Бубули.
– Скэндер Петани.
Хюсен был долговяз и большеголов, редкие темные волосы тщательно прилизаны и зачесаны назад, между жидкими прядями белели полоски кожи, словно следы от зубьев расчески. Его крупные, но какие-то тусклые глаза были невыразительны. «Наверно, из тех маменькиных сыночков, что еле-еле переползают из класса в класс, – подумал Скэндер. – И что в нем Тефта нашла? Или их обручили по сговору? С другой стороны, дипломатическая карьера, заграничные миссии – об этом ведь мечтает любая барышня из буржуазной семьи…»
– Знаешь, Хюсен, папа предложил устроить Скэндера на курсы офицеров жандармерии, а он не хочет. Прямо как ты: не люблю, говорит, военную службу.
– Правильно говорит.
– Ну уж и правильно. А мне нравятся военные.
– Может, тебе и военная дисциплина нравится? – засмеялся Хюсен.
– Не дай бог! Да я вообще никакую дисциплину терпеть не могу! Я обожаю мундиры. Тебе бы он тоже пошел, Хюсен! Какой бы офицер получился! Все девушки бы с ума посходили…
Она забыла, что только что говорила то же самое Скэндеру.
– Нет уж, Тефта, мундир меня ничуть не прельщает, и я очень хорошо понимаю господина Петани. Да и другие, судя по всему, тоже так думают. Вы читали объявление в газете?
– Какое объявление?
– Министерство внутренних дел сообщает, что срок приема заявлений на курсы офицеров жандармерии ввиду недобора продлевается еще на месяц.
– Чудесно! Ты еще можешь поступить, Скэндер!
– Нет, Тефта, у меня уже все решено.
– Что решено?
– Поеду учиться во Францию.
– А стипендия?
– Без стипендии.
– Разрешите вас спросить, – обратился к нему Хюсен, с таким подчеркнутым изяществом принимая из рук невесты чашку чая, будто оттачивал свои светские манеры, столь необходимые дипломату. – Что вы собираетесь изучать?
– Инженерное дело.
– Это вам нравится?
– Да.
– А мне ни капельки! – воскликнула Тефта. – Я в школе больше всего ненавижу геометрию! А уж алгебру так вообще не выношу!
– Алгебра и геометрия – основы науки.
– Ты так говоришь, потому что они тебе хорошо даются. А мне что делать?
– Ты тоже вполне можешь их одолеть, только надо немножко силы воли.
– Это не так просто, – поддержал свою невесту Хюсен. – Я сколько ни старался, все равно ничего не получалось.
– Юрист тоже неплохая профессия, – сказал Скэндер.
– А почему бы вам не пойти на юридический?
– Мне кажется, наша страна больше нуждается в инженерах.
Все замолчали, но Тефта не умела долго молчать, она поставила на стол свою чашку и заговорила снова:
– А ты слыхал песню «Черное воскресенье»?
– Нет.
– Что ты! Я ее уже раз сто слушала! Она мне так нравится! Я даже слова выучила! Вот послушай:
Ах, воскресенье печали,
В этот вечер унылый
Вся в цветах я вернулась,
И захлопнула двери,
И, рыдая, внимала
Завыванию ветра…
Представляешь, в Будапеште из-за этой песни покончили с собой двадцать человек! Ее даже запретили в Венгрии.
– С чего это они покончили с собой?