Каролина

Когда люди вот так замирают и закрывают глаза, они погружаются в воспоминания. Я тоже погружаюсь куда-то. На водную пучину не похоже – это комната. В ней сумбурно расставлена мебель, которая накрыта белыми простынями. Я не вижу стен, не нахожу окон, но откуда-то проникает свет, и в косых лучах кружатся и поблёскивают пылинки.

– Тебе от этого приятно? – Госпожа Мэрг поднялась с кресла.

О чём спрашивает? Ах да, о любви…

– Мне от этого больно.

Она подошла и за руку подвела меня к туалетному столику, где усадила перед зеркалом. Много всего там было: костяной гребень (наверняка тоже контрабандный из-за моря), флакончики с духами, пудреница, румяна, краска для губ, открытая шкатулка с дешёвыми, но броскими украшениями… Женские хитрости, невинные ингредиенты для любовного приворота, прежде мне доводилось лишь раскладывать их по местам без трепета и надежды.

– Скажи, что ты видишь.

Я взглянула на отражение. На фоне ярко-синего, расшитого звёздами халата Мэрг я выглядела невнятным пятном: бледная кожа, впалые щёки, волосы цвета сухой соломы, прямые и тонкие. Брови и ресницы такие же блёклые – что они есть, что их нет.

– Ничего, – ответила я.

Госпожа Мэрг рассмеялась.

– Тогда, позволь я расскажу тебе – про тебя… Много лет назад в меня был влюблён один художник. Бестолковый романтик, всё мечтал о странном… как корабль не по воде плывёт, а с ветром уносится за облака. Он огорчался, что нельзя сохранить горсть свежего снега до лета и сравнить его белизну с лепестками ромашки. Хотел солнце с луной подружить и увидеть их рядом на небосводе. Картина у него была, а ты мне её напомнила.

– Чей-то портрет?

– Совсем нет. Только месяц, – она нашла за моим правым ухом седую прядь и полукругом уложила её вдоль лица, – а рядом – солнце. У многих синие глаза, Каролина, но в твоих есть золотые искорки, крошечные огоньки. Быть может, из-за них я и решила забрать тебя с собой.

Наверное, я слишком заворожённо слушала, Мэрг вдруг стряхнула мечтательный налёт и растрепала мне волосы, точно непослушному ребёнку.

– Это не комплимент, деточка, – заявила она не то строго, не то насмешливо. – В комплиментах должны рассыпаться мужчины, ты всё-таки в борделе! А для этого перестань смотреть затравленным зверем.

– Для комплиментов?

– Для денег. В этих стенах, да и за ними, всё делается для денег, запомни.

Постулат, с которым давно никто не спорил. Последний пламенный романтик будет читать днём на бульваре свои стихи о любви, а вечером проломит череп неосторожному прохожему, чтобы забрать его кошелёк.

– Боюсь, я не подойду вам.

– О нет! – Мэрг всплеснула руками. – Только не говори, что ты одна из этих фанатиков, которые на каждом углу горланят о грехе и пороке?

Я не сдержала улыбки. Чуть ниже на Бузинной улице стоял храм. Возведённый во славу Богов, что забыли о нас, он устремился в серое небо острым шпилем и белизной своих стен осуждал нечестивость. Очевидно, ни служители храма, ни обитатели борделя не радовались соседству.

– Грехом можно разное назвать, – ответила я, – а можно и вовсе отрицать это слово. Нет, я по другой причине не смогу у вас работать.

Показать было легче, чем объяснить. Я расстегнула пуговицы на манжетах и закатала рукава выше локтей, потом подняла юбку и стянула шерстяной чулок.

– Красивые у тебя колени. – С быстрым, едва уловимым кивком госпожа Мэрг одёрнула подол моей юбки. – Так почему ты не сможешь у меня работать, Каролина?

В горле пересохло, и ответить я уже не смогла.

В дверь постучали. Хозяйка отошла на минуту. Я не знала, будет ли вежливым обернуться и посмотреть, поэтому опустила голову и невольно подслушивала.

– Что случилось? – Голос Мэрг прозвучал по-новому, расчертил воздух резкими острыми линиями. Сколько масок она примерила за одно лишь утро, я уже сбилась со счёта.

– Там Солль снова напилась, – пожаловался кто-то из коридора.

– Вот же дура безмозглая! Ступай, я сейчас приду.

Послышались удаляющиеся шаги, и я обернулась.

– Будь проклята любовь, – сказала Мэрг устало. Она потуже перевязала пояс, пригладила широкий воротник халата и посмотрела на меня как-то жалостливо. – Нужно разобраться с этим.

– А мне что делать? – я прошла на середину комнаты.

Мэрг махнула рукой.

– Комната для тебя не готова пока, можешь здесь поспать, – она усмехнулась, – у нас тут принято спать днём.

Я с сомнением посмотрела на широкую кровать с балдахином.

– На вашей постели?

Тут хозяйка комнаты расхохоталась.

– Деточка, в этой постели кого уж только не бывало. Твои тощие бока её не помнут.

Она вышла, а я, не снимая платья, легла прямо на покрывало. Матрас был мягче того, который выделялся прислуге в доме герцога, и намного приятнее жестяного плетения койки в тюремной камере. Тело мгновенно расслабилось и потяжелело. Не знаю, сколько времени на отдых мне отвели, но я уже сейчас собирала волю, чтобы когда-нибудь потом заставить себя встать.

А ещё я думала – уже не впервые – о том, как мне принимать решения. Копаться в воспоминаниях и искать ответы в прошлом я не могла. Интуиция, чутьё казались мне понятиями столь же непостижимыми, как символы языка Фэй. И вот я лежала на широкой кровати в борделе и оценивала ущерб, нанесённый моей нравственности. Хотелось ли мне бежать отсюда? Нет, не хотелось. Противилось ли моё нутро занятиям, которые в этих стенах практиковались и поощрялись, да так, чтобы я умоляла Богов очистить душу от близости греха? Не особенно. Постель – течение, пусть несёт, а я не буду грести к истоку или берегам. Вокруг всё одинаково чужое.

Мечтая о сновидениях, я задремала. Ничего. Тишина, какой не отыскать в мире живых. Темнота, какой не бывает даже по ночам, когда внутри все свечи погашены, а снаружи несут дозор межи. Такой сон подобен морганию. Закрываю глаза – открываю глаза.

Рядом со мной на покрывале, в ворохе шёлка и кружев, сидела девушка и сосредоточенно орудовала иголкой.

– А я платье тебе подшиваю, – сообщила она. – Мэрг велела привести тебя в порядок к вечеру, вот я заглянула посмотреть на твою фигуру. Говорят, ты к нам прямо из тюрьмы?

Девушка отвлеклась от своего занятия и уставилась на меня. А я – на неё. В ней был свет.

– Ты не смущайся из-за этого, – она подмигнула, – многие из нас там побывали. Меня Мэрг вообще на улице нашла, только не здесь, а в столице. Деньги там другие крутятся, сама понимаешь, я даже сперва уезжать не хотела. Но здесь лучше, спокойнее, Мэрг заботится. Меня Дэзи зовут. А тебя Каролина, я уже знаю.

Ей удавалось улыбаться отлично от других, как-то… неотягощённо, и мне вдруг очень захотелось, чтобы эта девушка с любопытным взглядом и ямочками на щеках каждый день будила меня по утрам.

– Парик для тебя тоже есть, – сообщила Дэзи. Её, кажется, не смущало, что я не отвечаю. – Мы тут все носим парики – ну, кроме Солль.

– И ты?

У Дэзи были каштановые волосы до плеч. Когда она наклоняла голову, волнистые пряди скользили по её щекам и ловили весь свет в комнате.

– Конечно. Как говорит Мэрг, мужчинам нравится всё пышное: пышные волосы, пышные юбки, пышные, цветастые комплименты . А мы здесь для того, чтобы радовать мужчин.

– А ты не думаешь… – мне не хотелось обидеть её, но вопрос уже сорвался. – Тебе это не кажется унизительным?