Пленница Дикаря

– Онэвэ. Лила осни [Вставай. Очень холодно], – низкий, суровый бас мгновенно вырывает меня из размышлений и я резко поднимаюсь на ноги.

Варвар, видно, прочитал мои мысли: вальяжной походкой он сокращает расстояние между нами и на вытянутой руке протягивает мне платье. Я тут же хватаю вещицу и прикрываюсь ей, бросая на Дикаря озлобленный взгляд. Но на его лице нет и намека на агрессию. Карие глаза, насыщенные золотом, светятся, как солнечный янтарь. Конечно, удовлетворенный самец не может быть злым, этот факт еще больше раздражает меня и напоминает о содеянном.

Он ловко цепляет мой подбородок длинными пальцами, но я тут же выдергиваю его и, отпрянув назад, наступаю босой ногой на камень. От неожиданной режущей боли жалобный стон слетает с моих губ. Если бы не молниеносная реакция Дикаря, я бы еще и шмякнулась пластом на скалистую поверхность берега, и было бы мне «счастье». Но его руки обвили мою талию в стальные путы и предотвратили падение.

От острой боли я закусываю губу. Раздражение нарастает с пульсирующей силой, и я начинаю бить по его рукам со всей злостью, но он не выпускает меня…

Глава 6

– Отпусти! Мне больно! – цежу я сквозь стиснутые зубы, уперевшись ему руками в плечи. Только вот больно в этот раз не от его грубости, а от острой пульсации в стопе.

Но на этот раз Дикарь отступает: его напряженные руки становятся мягче и выпускают из цепких объятий. Я второпях натягиваю платье на замерзшее тело и присаживаюсь на землю, чтобы осмотреть стопу.

– Ай, – вскрикиваю, дотронувшись до ранки, из которой сочится кровь. От жгучей боли морщусь и сжимаю губы, чувствуя как горячая капелька стекает по замёрзшей коже.

Дикарь тут же опускается на колено и обхватывает мою лодыжку, но я отдергиваю ногу и огрызаюсь: «Оставь меня в покое!» Злость вкупе с ненавистью к нему накаляет мои эмоции до предела.

Он вновь делает выпад ко мне, чтобы осмотреть мое ранение, но я отползаю назад. Мужчина раздраженно рычит и в следующее мгновение нависает надо мной. Я начинаю отбиваться ногами, но он ловко перехватывает их и рывком подтаскивает меня к себе – я болезненно проезжаюсь по каменистой поверхности.

– С-с-с-с, – мое лицо страдальчески искажается. На этот раз Дикарь держит крепче, и вырваться у меня не получается.

Он пригвождает меня своим убийственным взглядом. От безысходности я прекращаю брыкаться и позволяю ему спокойно осмотреть ногу. Несмотря на грубость дикаря, сейчас его прикосновения аккуратны, и это приводит меня в замешательство. Я внимательно наблюдаю за его суровой мимикой: брови грозно сведены к переносице, а взгляд изучает рану. Он касается болезненного участка, и я всхлипываю, капризно морща нос.

– Витко, [глупая] – снова повторяет уже знакомое мне слово Дикарь, и, отрицательно покачав головой, испускает протяженный вздох. Мгновенно поднимается на ноги и вновь склоняется надо мной, я интуитивно вжимаюсь в скалу. Но он с легкостью отрывает меня от земли и прижимает к себе, словно я пушинка для него.

Я упираюсь ладонями ему в крепкую грудь, пытаясь отстоять своё личное пространство. Но мое сопротивление раздражает его, и, сдавливая меня в своих железных руках, он ломает мою попытку продемонстрировать гордыню. Отчего я утыкаюсь лицом в его широченную шею – в нос ударяет аромат хвои и естественный запах кожи с тяжелыми нотами мускуса. Шальные гормоны затуманивают мой разум. Мне хочется провести носом по его коже… И это желание неосознанное и неподвластное мне. Я отдергиваю от него голову и глубоко вбираю в себя лесной запах – чтобы выбить одурманивающее действие гормонов и переключить свое внимание с объекта нездорового притяжения. Это какой-то природный афродизиак…

Моя надежда сбежать от Дикаря потихоньку трещит по швам. С открытой раной это теперь опасно для здоровья. Плутать по неизвестной местности с ранением – самоубийство. Такое ощущение, что я попала на съемочную площадку нового телешоу. Я бы очень хотела сейчас услышать: «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера». Прокручиваю в своей голове последние два дня и мысленно усмехаюсь: в какую жопу я попала… Нарисовала, бл*дь, горы…

Мой взгляд снова скользит по крепкому телу Дикаря. Разношенная рубашка соприкасается с рельфными мышцами, а при порывах ветра ткань ещё больше облипает его. Мои глаза нагло впиваются в V-образный вырез на груди, через который видно, как литые мышцы перекатываются под кожей. Дикарь замечает это и ехидно ухмыляется – мои щеки тут же вспыхивают от смущения, и я отвожу взгляд в сторону.

Я обращаю своё внимания на то, что мы идем слишком долго. И волнение опять начинает покалывать меня изнутри.

Мое любопытство не дает мне расслабиться, и я выглядываю вперед. Сквозь просветы между деревьями начинают виднеться дома. Много домов. В душе затрепетала надежда на спасение. Но хриплое дыхание Дикаря касается моей кожи и напоминает об опасности… мне становится не по себе. А, когда боковым зрением я замечаю несколько бегущих волков напряжение тут же усиливается и сжимает мою грудную клетку.

Мне становится сложней скрывать своё волнение. Их трое, может и больше, а вот Дикарь один. Что если они нападут? От таких мыслей я сильнее прижимаюсь к варвару, сама того не осознавая. Меня словно бросает из крайности в крайность, но в данный момент, если выбирать между волками и Дикарем, я займу сторону мужчины. Несмотря на происходящее, в лесу я чувствую себя спокойнее под его защитой.

Не замечая того, я нервозно стискиваю край его рубашки. И, уловив мою реакцию, Дикарь усмехается. А затем он издает визг вперемешку с лаем – я содрогаюсь от этого резкого звука.

Спустя пару секунд волки отвечают ему тем же. Мои глаза, наверное, стали как блюдца: я думала, такое бывает только в сказках…

Не спеша мы приближаемся к поселению – тут по меньшей мере десять домиков. Жилища собраны из крупных бревен, их покрывают деревянные крыши со свисающими краями. Фасады украшены резными изображениями тотемных животных. И в голове сразу всплывает мастерская Дикаря… вот откуда в облике его дома проскальзывает этно-стиль.

На веранде одного из домов я замечаю оружие и шкуры животных. Затем из соседней приземистой хижины выбегают три пацаненка и, звонко крича на своем языке, устремляются в нашу сторону. Из их криков я смогла вычленить имя… Конор.

Значит, у моего дикаря есть имя. Я поднимаю взгляд на его лицо и не узнаю сурового варвара, которым он мне предстал в день нашего знакомства. Его глаза сузились, и лицо расплылось в широченной улыбке.

Я в ступоре.

У меня и в мыслях не было, что у такого грубияна есть душа… Иногда мы скрываем наши достоинства под маской, но я думала, что его истинная суть в грубости и насилии. А сейчас я будто впервые его вижу. Бесчувственность дикаря сменяется человеческими эмоциями. Я с нескрываемым интересом наблюдаю за его реакцией на мальчишек, которые облепили нас.

– «Хау, кола» [Здраствуй, друг мой], – я вздрагиваю от неожиданности и резко оборачиваюсь на хриплый голос.

Глава 7

На крыльце дома стоит пожилой мужчина, но больше всего моё внимание притягивает его одежда; она не такая, как у остальных. Дети бегают в джинсах и майках; несколько взрослых индейцев, что попались мне на глаза, тоже одеты на современный лад. Старик же облачен в штаны из кожи, а сверху на голое тело накинут плащ, украшенный шерстью и перьями животных. Я с интересом изучаю его внешний вид и длинные седые волосы, заплетенные в тугие косы.

Очень колоритно.

Ощущаю, как во мне вспыхивает желание зарисовать эту картину, и я так и сделаю, когда наконец возьму в руки свою кисть…

Я никогда не видела индейцев вживую и сейчас с неподдельным восторгом осматриваюсь вокруг, забыв о страхе и о боли в ноге. Творческое эго вновь заполнило весь мой разум.

– Сабж [Здравствуй, вождь], – глубоким, низким голосом произносит Дикарь и отвешивает поклон. Мне приходится вцепиться в него, чтобы не выпасть из рук.

– Тониктука уо? [Как дела?] – старец медленно спускается со ступеней и, приблизившись к нам, хлопает Дикаря по плечу.

– Матанйан, на ниш? [Прекрасно, а твои?] – с улыбкой отвечает ему Дикарь.

Вождь тихо рассмеялся и, покачав головой, переводит взгляд на меня. Он пристально и цепко смотрит мне прямо в глаза – будто испытывает меня. Глядит прямо в душу. Но я выдерживаю взгляд вождя, уставившись на него исподлобья, с затаённой опаской.

Их разговор, которого я не понимаю, накаляет мое беспокойство до предела. А, когда старец подаётся вперед, я инстинктивно прижимаюсь к Дикарю. На что вождь лишь усмехается и, подцепив меня за подбородок, неожиданно заглядывает в мои глаза.

– «Уохитика винчинчала» [Храбрая девочка], – прохрипев на незнакомом мне языке, он выпрямляется и жестом показывает на дом: – Йакупело [Идем в дом].

Дикарь тут же следует за ним и, преодолев лестницу широкими шагами, он заносит меня в просторное помещение. И я с большим любопытством начинаю осматривать всё вокруг.

Изнутри дом просто загляденье, отрада для моих глаз – светлый, уютный и чистый. Стены декорированы мозаикой из раковин и камня. Очень необычно – все материалы из дикой природы и создают особенную атмосферу. Хозяева этого дома однозначно не лишены вкуса.

Мое былое впечатление об индейцах – голопопых дикарях с копьями развеялось в прах. Это маленькое, но вполне цивилизованное поселение. У них свой мир. И мне выпал шанс познакомиться с неизвестным для меня народом и их культурой.

Дикарь проносит меня дальше – в небольшую комнату – и опускает на кровать. Лишившись теплых объятий, я даже слегка озябла, отчего я тут же обхватываю себя руками. Но, когда варвар касается моих еще влажных волос, я тут же отползаю к стенке и перекидываю спутанную копну на другой бок. Его порыв заботы абсолютно ни к чему. Особенно если учесть то, как он морил меня голодом.

Дикарю не нравится мое поведение, так пусть знает, что его гитлеровские замашки не изменят моего отношения к нему. Ни под каким гнетом я не изменю своего мнения и не оставлю попыток сбежать от него.

Но мои мысли обрывает его неподвижный, пристальный взгляд, которым он словно прибивает меня к кровати. Злится. Вижу это по тому, как массивные челюсти сжимаются до скрипа, демонстрируя на мужском лице напряженные желваки.

И, не проронив ни слова, он вылетает из комнаты и чуть не сносит старушку, показавшуюся в двери. Дикарь успевает удержать ее за плечи и, поцеловав в лоб, исчезает из поля зрения.

Старенькая женщина неспешна входит в комнату. Ее лицо покрыто сетью морщинок, но волосы темные, как горький шоколад. Пара седых прядей добавляет ей своеобразного шарма, в сочетании с причудливым головным убором из разноцветных перьев. Она присаживается на край кровати, подтянув подол длинного платья из плотной кожи.

– Хокшила лила уаса-ка кин хеча [Он очень сильный парень], – смеется старушка с теплой хрипотцой.

– Если бы вы знали, как мне ваши хокоши, усаки и прочая ересь вот здесь сидит, – я стучу ребром ладони по горлу.

Старушка тихо хохочет, нежно хлопая меня по ноге.

– Теперь я понимаю, за что он выбрал тебя, чикала акичита [маленький воин], – комнату заполняет мягкий голос старушки. А в груди все сжимается от знакомого мне языка.