Он говорил, а смерч завывал все сильнее.
* * *
– Кто там? – спросила тетя Энни. – Кейт, кто это к нам идет?
– Мисс Каррингтон.
– А кто это, мисс Каррингтон?
– Моя учительница.
– А-а. – Тете Энни стало любопытно. – Совсем молоденькая, с виду и не скажешь, что учительница.
Мы сидели на веранде, чистили фасоль. Тетя Энни была из тех, кто считал работу лучшим лекарством от любого горя. Она пыталась меня разговорить. Удавалось ей это лучше, чем Мэтту, тот слишком меня щадил.
– Хорошая учительница? Нравится она тебе?
– Да.
– А чем нравится?
Я тупо молчала.
– Кейт? Чем тебе нравится мисс Каррингтон?
– Она добрая.
Дальнейших расспросов мне удалось избежать, потому что мисс Каррингтон была уже у порога.
– Здравствуйте! – Тетя Энни отодвинула корзину с фасолью и встала встретить гостью. – Вы, как я поняла, учительница Кейт. А я Энни Моррисон.
Они пожали друг другу руки, без теплоты. Тетя Энни предложила:
– Хотите чего-нибудь прохладительного? А может, чаю? Вы ведь издалека шли, от самого поселка?
– Да, – ответила мисс Каррингтон. – Спасибо. От чая не откажусь. Здравствуй, Кейт. Вижу, ты трудишься. – Она слабо улыбнулась, видно было, что ей не по себе. В те дни я вообще мало что замечала, но на это обратила внимание, настолько это было не в ее характере.
– Кейт, заваришь нам чаю? – попросила тетя Энни. – Возьми самый лучший сервиз, хорошо? Для мисс Каррингтон. – Она улыбнулась гостье: – Кейт чай заваривает лучше всех.
Я зашла в дом, поставила кипятить воду. Тишина в доме стояла необычайная. Бо была в детской, тетя Энни уложила ее там после обеда, Бо вначале вопила как резаная, а теперь, кажется, уснула.
Пока грелась вода, я влезла на стул, достала с верхней полки буфета мамин любимый заварочный чайник. Он был пузатый, гладкий, густого кремового цвета, а на боку ветка яблони с темно-зелеными листьями и двумя румяными яблочками. Яблоки были тисненые, так и круглились под пальцами. Был еще кувшинчик для сливок, сахарница с крышкой, шесть чашек с блюдцами и шесть небольших тарелок – все тоже с яблоками, и на весь сервиз ни единой щербинки. Тетя Энни говорила, что это свадебный подарок моим родителям от одной знакомой из Нью-Ричмонда, а когда я подрасту, он перейдет ко мне, но и сейчас можно его ставить на стол для самых дорогих гостей. Казалось бы, мне полагалось радоваться.
Я обдала чайник кипятком, заварила чай. Чайник поставила на самый красивый поднос, сверху накрыла стеганым чехлом. Рядом я пристроила две чашки с блюдцами, молоко, сахарницу и осторожно двинулась с подносом к выходу. Сквозь сетчатую дверь виднелись силуэты мисс Каррингтон и тети Энни.
– Вы уж не взыщите, мисс Моррисон. Не поймите меня превратно.
Тетя Энни, увидев меня, встала, распахнула передо мной дверь.
И сказала:
– Спасибо, Кейт, красиво ты как все расставила. А теперь нам с мисс Каррингтон надо кое о чем переговорить – может, ты пока дочистишь фасоль на кухне? Или на берегу, если хочешь. Где тебе больше нравится?
– На берегу, – ответила я, хотя не все ли равно?
Я взяла кастрюлю с фасолью, нож, сбежала по ступенькам веранды, свернула за угол дома. И там уронила нож. Он упал, наверное, прямо возле моих ног, но затерялся в высокой траве. Взяв под мышку кастрюлю, я принялась прочесывать траву, раздвигая ее ногами, и тут услышала голос мисс Каррингтон:
– Понимаю, не мое это дело, но молчать не могу. Все они, конечно, умные ребята, но Мэтт не просто умный. У него такая тяга к знаниям… он исследователь, мисс Моррисон, прирожденный исследователь. Из тех, кого мне приходилось учить, он самый способный, на голову выше остальных. И в школе ему доучиться осталось всего год…
– Два года, – поправила тетя Энни.
– Нет, только год. Он ведь перешагнул через класс, он моложе Люка на два года, но отстает всего на год. Экзамены ему сдавать будущей весной. И в университет он поступит, стипендию ему присудят обязательно. Никаких сомнений.
Воцарилось молчание. Пальцами босой ноги я наткнулась на что-то холодное, твердое. Наклонилась, подобрала нож.
Тетя Энни спросила:
– Стипендии хватит на все? На питание, на жилье?
– На самом деле нет. Главное, учиться он будет бесплатно, а с жильем что-нибудь придумаете. Как-нибудь да можно выкрутиться. Мисс Моррисон, простите меня за назойливость, но поймите – это будет трагедия, если Мэтт не поступит в университет. Настоящая трагедия.
Выждав минуту, тетя Энни сказала мягко:
– Мисс Каррингтон, у нас в семье произошла трагедия куда страшнее.
– Понимаю! Понимаю, конечно! Потому-то и кажется несправедливым, если на Мэтта обрушится двойной удар.
Молчание. Тетя Энни вздохнула. И наконец заговорила, по-прежнему мягко:
– Но прошу, войдите и вы в наше положение. Мы рады бы помочь Мэтту, если б могли. Мы всем детям рады бы помочь. Но денег у нас нет. Понимаю, верится в это с трудом, но так и есть. В последние пять лет – нет, шесть – у всех фермеров на Гаспе тяжелые времена. Братья мои оба в долгах, и отец тоже. Влез на старости лет в долги, а ведь раньше ни у кого ни пенни взаймы не брал.
– Но этот дом…
– Деньги от продажи дома и наследство Роберта пойдут на образование Люка, да еще останется понемногу каждому из детей, когда им исполнится двадцать один. Совсем понемногу. Несправедливо это, обделять девочек, чтобы Мэтт учился в университете. Да и все равно не хватит.
– Но ведь…
– Мисс Каррингтон, выслушайте меня, прошу. Я не должна вам этого говорить, это в высшей степени… неуместно… Но прошу вас, поймите. Вижу, вы болеете душой за Мэтта, и хочу объяснить, как… как тяжело это для нашей семьи. Роберт потому так мало оставил, что он всем нам помогал. Он чувствовал себя перед нами в долгу. Братья мои всем пожертвовали, чтобы открыть ему дорогу, и он многого добился, а в тяжелые времена, само собой, взялся нам помогать. Проявил щедрость… И разумеется, откуда ему было знать, что дети… Он рассчитывал на хорошую зарплату на много лет вперед…
Наступило молчание, я ворошила ножом стручки фасоли.
Мисс Каррингтон подтвердила совершенно упавшим голосом:
– Тогда да, трагедия. Вы правы.
– Да, так и есть.
– Вы не могли бы… хотя бы дать ему окончить школу? Мисс Моррисон, он этого достоин – хотя бы школу окончить.