Пепел. История Джей и Майкла

Спасения нет.

– Твоя мама напугалась мышку. Ее никто не обижал, так как твое имя? – спросил Сенатор, начиная раздражаться.

– Мышку? Их здесь никогда не было… – в недоумении прошептала я, смотря на мужчину, от которого веяло чем-то жутким и ранее мне не знакомым. – Джей, меня зовут Джей Хелена Морис.

– Милая малышка Джей. Я буду называть тебя Хелена. Ты не против? – И не дожидаясь ответа. – Сколько же тебе лет?

Я помню те ощущения до сих пор, мне было очень неуютно под его взглядом, казалось, что он подмечал каждое мое движение, каждый вздох и каждую слезу, что скатывалась из уголка глаза.

– Семь, ей всего лишь семь лет. Господин Сенатор, молю вас…

Он не дал маме договорить. Жестом велел заткнуться.

– Ты что, сумасшедшая? Я не извращенец, дура ты безмозглая, тем более я не могу навредить такому милому созданию!!!

Сенатор вопил так, что до меня долетела его слюна, и я впервые ощутила мерзкий запах трав, который преследует меня по сей день. Тогда я не знала, что в моей жизни этот запах будет олицетворять страх и боль.

– Я вполне могу подождать несколько лет и забрать ее у тебя на законных основаниях. Пустые проблемы человеку моего положения ни к чему.

– Мама, я не хочу. Ты же меня не отдашь? Никому? – Я с мольбой смотрела на маму.

– Детка, конечно нет! Ты – это все, что у меня осталось. Ты – это все, что имеет значение.

Мама прижимала меня к себе, и я ей верила, ведь она – это тоже все, что у меня было. Она же моя мама, единственный человек на всей земле, кто действительно меня любит и никогда не предаст, что бы я ни совершила.

Так я думала, когда мне было семь лет. Через три года я пойму, что словам верить нельзя, даже если очень хочется. По прошествии этого времени Тедди и Сенатор подсадили Анну Морис на какие-то вещества или что-то вроде того. Через три года их употребления, она готова была меня отдать, точнее продать за очередную дозу. Но наш всеми уважаемый Сенатор на тот момент составил договор, который она подписала. Там говорится, что отныне она является женой Тедди и все права на меня передает ему, в свою очередь он, можно сказать, подарил меня своему боссу. И все. Я просто вещь, которая приглянулась человеку с безграничными возможностями.

Да, вот так, в свои десять лет я была дарована извращенцу, но видимо в какой-то момент просветления моя мама прописала пункт, что до двадцати лет я свободна от любых притязаний Сенатора. Он особо и не возмущался, так как был женат в очередной раз.

Свобода моя – это только иллюзия, и я это понимаю. Поэтому я должна выбраться. Обязана доказать себе, что я способна ему противостоять и добиться намеченной цели.

– Джей? Это ты? – От воспоминаний отвлекает еле слышный болезненный голос из-под покрывала.

– Да, мама, это всего лишь я. – Присаживаюсь на пол рядом с ее подушкой, смотрю в выцветшие глаза с огромными синяками под ними, лицо покрыла испарина, но губы сухие и потрескавшиеся. Скоро начнется очередная ломка, это самые ужасные моменты нашей жизни. Мама берет меня за руку и тянет на себя.

– Джей, он приходил сегодня. Сказал, что заберет нас, нужно срочно собрать вещи.

– Хорошо, я соберу.

Этот разговор продолжается уже несколько лет, ей кажется, что приходит мой отец. И она искренне верит, что это правда. Раньше я пыталась объяснить, что это не так, но тогда все заканчивалось печально: она начинала биться в истерике и могла покалечить либо себя, либо меня. От ее криков отчаяния кровь леденела в жилах, и все заканчивалось огромными потоками слез.

– Он нас не оставит. Ты же знаешь, как он меня любит.

У мамы закрываются глаза, и моя кисть выскальзывает из ее холодной влажной ладони. Провожу рукой по ее волосам и целую в висок. Надо сходить за едой и водой, а потом следует узнать результат. Мне очень хочется, чтобы она выслушала меня, о том как я пойду наверх и попытаюсь разыскать отца, чего бы мне это ни стоило, и потом я вытащу ее из этого гиблого места, вылечу, и мы будем жить, а не выживать. Я мало верю, что найду папу, скорее всего его уже нет в живых. Тогда я найду место, куда смогу ее увести.

– Я люблю тебя, мама, и хочу, чтобы ты понимала, я сделаю все, чтобы ты жила, уведу тебя как можно дальше от Сенатора и его отравы. Слышишь, мам?

– Конечно, девочка моя. И я тебя люблю.

Сказала, даже не открыв глаз, а ведь она не отвечала мне на вопросы уже примерно шесть месяцев. Мама постоянно находится в просторах своего разума. Эти слова для меня так много значат, что не передать словами. Я думаю, что каждый человек нуждается в любви, хотя бы в крохе нежности и сочувствия. Лично я нуждаюсь, но вслух это никогда не произнесу. Неужели она действительно сейчас меня услышала? Поняла?

– Мам? Ты хочешь есть? Или, может, пить?

Все… В ответ тишина… Каждый раз я понимаю, что надеяться на лучшее не стоит. Лишь потому, что, когда твои надежды не оправдываются, тебя словно сносит огромным поездом очередного разочарования, и от этого становится еще более печально, чем было до появления этой чертовой надежды. Поднимаюсь, укрывая маму покрывалом, и иду за пайком.

Глава третья

Зал был полон, и к спискам я пробиралась почти с боем, пока искала глазами свое имя, на фоне нервозности воздух застрял где-то в горле. Его тут же вышибло ударом объятий, а в лицо прилетело облако рыжих волос.

– Поздравляю! Улыбайся так, как никогда в жизни, Сенатор смотрит прямо на тебя.

Смотрю в лицо девушки с недоумением.

– Спасибо, конечно, но причем здесь Сенатор? – спрашиваю я, а она театрально закатывает глаза.

– Я прекрасно знаю, что ты следующая его жертва. Так сказать «печальная невеста». Да в принципе все знают это, просто вида не подают. Кому в наше время нужны проблемы с «правителем», и ты видимо не знаешь моего имени. Саманта Келли. Приятно познакомиться.

– Вот черт! Мне жаль твою сестру. – Теперь понимаю, почему ее лицо показалось мне знакомым.

– Да, мне тоже, она была не виновата, что понравилась уроду со связями и в итоге поплатилась за это. Так же, как и ты… Я понимаю почему ты бежишь из этого места. Сенатор уже говорил о тебе, когда Лия еще была жива. Так что улыбайся, сделай ему больно, пусть видит, что ты утекаешь у него между пальцами и он бессилен… Бессилен что-либо сделать, как и его жены. – В уголках глаз Саманты скапливается влага, но она быстро приходит в себя.

– Что он с ней сделал? – спрашиваю я, понимая, что этого не знает никто, кроме чудовища.

– Лучше спроси, чего он с ней не делал. После ее убийства у меня в этом клоповнике никого нет, и находиться здесь я больше не в силах, каждый закуток этого места как будто говорит мне: «ты ее не спасла», и боюсь, если останусь, то сойду с ума и сделаю необдуманный поступок.

Зачем она это мне говорит?

На секунду, всего лишь на одно мгновение ее улыбка спала, и я увидела очень уставшую от жизни девушку, возможно, такую же одинокую, как я сама.

Одного мгновения хватило,чтобы проникнуться горем и одиночеством Саманты Келли.

– Прости, я не должна была спрашивать тебя. Напоминать тебе о горе, – виновато произношу я.

– Итак, переключимся. Прошло двадцать шесть человек по здоровью, нам с тобой из гонки надо выбить шестерых, и мы будем свободны. – А Саманта определенно располагает к себе.

Вот теперь я улыбаюсь искренне, но с небольшим сомнением и в ответ вижу то же самое. Это самая странная беседа за долгое время. Я не знаю ее. Она не знает меня. Но у нас есть общая цель. Свобода.

– Да, уже объявили, что будет еще два этапа, ориентирование на местности по картам и борьба, плюс умение пользоваться оружием. Пойдем отметим, следующий этап завтра с утра.

– Отметим? – не понимаю я.

– Раньше так говорили. – Смеется Саманта. – Типа отрывались, тусовались и так далее, но мы можем выпить по стакану воды с запахом плесени. Как тебе?

– Нет, я пойду к маме, хочу побыть с ней, пока есть возможность. Увидимся с утра здесь же.

– Хорошо, если надумаешь, заходи ко мне – третий блок, конура номер триста четыре.

Выхожу из зала и чувствую, как спину мне проживает чей-то взгляд. Хотя я знаю кому он принадлежит и готова поспорить, Сенатор явно не доволен. Ведь я ослушалась. А его указам все должны подчиняться беспрекословно.