Тайна леди Одли

Снаружи ветер с завыванием проносился над замерзшими полями, задувал в опустевших лесах, безжалостно сотрясал оконные рамы.

– Сквозняк из окон и двери не делает комнату уютнее, – пробормотал Роберт. – Без сомнения, есть более приятные ощущения, чем стоять по колени в холодной воде.

Он пошевелил угли в камине, погладил собак, надел пальто, подвинул дряхлый старенький диванчик поближе к камину, укутал ноги дорожным пледом, и растянувшись во весь рост на подушках из конского волоса, закурил трубку и стал наблюдать, как голубовато-серые колечки дыма поднимаются к темному потолку.

– Да, – пробормотал он опять, – эта женщина умеет хранить тайны. Адвокат от истца мало что вытянет из нее.

Как уже говорилось, приемная с баром была отделена от гостиной, которую занимал Роберт, только тонкой перегородкой. Молодому адвокату было слышно, как несколько деревенских торговцев и фермеров смеялись и беседовали в баре, пока Люк подавал им напитки.

Иногда он мог даже расслышать их слова, особенно хозяина, так как он говорил грубым хриплым голосом и громче всех хвастался.

– Этот человек глуп, – промолвил Роберт, положив трубку. – Пойду-ка я поговорю с ним.

Он подождал, пока завсегдатаи один за другим разошлись, и когда Люк Маркс запер входную дверь за последним из них, он не спеша вошел к ним в приемную.

Феба сидела за низким столиком, на котором стояла ее рабочая коробка с нитками и иголками. Она штопала грубые носки мужа с таким видом, как будто это были тонкие изящные чулки госпожи.

Новая обстановка, в которой она теперь оказалась, совершенно не коснулась ее: в гостинице «Касл», в обществе грубого, неуклюжего мужа, у нее были те же изящные, изысканные манеры, что и в роскошном будуаре госпожи.

Она быстро взглянула на Роберта, когда он вошел. В ее бесцветных глазах промелькнуло раздражение, сменившееся беспокойством – и почти ужасом, когда она перевела взгляд с мистера Одли на Люка Маркса.

– Я заглянул к вам немного поболтать перед сном, – произнес Роберт, усаживаясь поближе к веселому пламени очага. – Вы не возражаете против моей сигары, миссис Маркс? Я имею в виду, если я выкурю одну? – объяснил он.

– Вовсе нет, сэр.

– Смеху-то будет, начни она возражать, – проворчал мистер Маркс, – когда тут все подряд целый день смолят.

Некоторое время Роберт задумчиво попыхивал сигарой, прежде чем продолжил беседу.

– Расскажите мне о Маунт-Стэннинге, мистер Маркс, – попросил он вскоре.

– Да тут и говорить-то не о чем, – ответил Люк, рассмеявшись резким скрипучим смехом. – Изо всех скучных дыр на земле, эта – самая тоскливая. Не то чтобы не было дохода – не могу пожаловаться; но неплохо было бы иметь таверну в Челмсфорде, или Брентвуде, или Ромфорде, где есть хоть какая-то жизнь на улицах; и я бы имел это, – добавил он недовольным тоном, – если бы кое-кто не был таким скупердяем.

Пока он ворчливо жаловался, бормоча себе под нос, Феба подняла голову от своей работы и заговорила с ним.

– Мы забыли запереть сарай, Люк, – напомнила она. – Ты не пойдешь и не поможешь мне?

– Перебьется на сегодня эта чертова дверь, – ответил мистер Маркс. – Я уселся покурить и отдохнуть и больше с места не сдвинусь.

Он вынул длинную трубку из-за каминной решетки и начал не спеша набивать ее.

– Я беспокоюсь за эту дверь, Люк, – настаивала его жена. – Если мы не закроем ее на засов, туда легко залезут бродяги, их полно кругом.

– Тогда иди сама закрой, – ответил мистер Маркс.

– Но засов очень тяжелый.

– Так пусть стоит открытой, раз ты у нас такая благородная, что не можешь запачкать свои белые ручки. Что-то ты больно забеспокоилась об этом сарае. Сдается мне, ты не хочешь, чтобы я поговорил с этим господином. Ой, да не надо так хмуриться! Вечно ты перебиваешь меня на полуслове, но больше я этого не потерплю. Ты поняла? Не потерплю!

Феба Маркс пожала плечами, свернула свою работу, закрыла коробку и, сложив на коленях руки, устремила взгляд на упрямое, словно у быка, лицо мужа.

– Так, значит, вам не очень хочется жить в Маунт-Стэннинге? – вежливо продолжал расспрашивать Роберт, желая сменить тему разговора.

– Нет, – отвечал Люк, – и я уже сказал, что если бы кое-кто не был таким жадным, у меня была бы таверна в большом торговом городе, а не в этой старой развалине, где в ветреный день срывает волосы с головы. Ну что такое пятьдесят фунтов или даже сто фунтов?…

– Люк! Люк!

– Ты не заткнешь мне рот этим своим «Люк, Люк!». Я повторяю: что такое сто фунтов?

– Да, – отчетливо произнес Роберт Одли, отвечая Люку, но устремив глаза на взволнованное лицо Фебы. – И в самом деле, что такое сотня фунтов для человека, который (или, скорее, его жена) обладает властью над персоной, о которой идет речь?

Лицо Фебы, всегда бесцветное, стало мертвенно-бледным; она не выдержала вопрошающего взгляда Роберта и опустила глаза.

– Ого, четверть двенадцатого, – заметил Роберт, взглянув на часы. – Поздний час для такой тихой деревушки, как Маунт-Стэннинг. Спокойной ночи, мой достойный хозяин. Спокойной ночи, миссис Маркс. Я думаю, подавать воду для бритья завтра утром не стоит раньше девяти…

Глава 18. Роберта навещает нежданная гостья

Когда на следующее утро часы пробили одиннадцать, Роберт все еще сидел за завтраком, с комфортом развалившись в кресле; его собаки сидели рядом, не сводя с него глаз и открыв рты, в ожидании кусочка ветчины или тоста. На коленях у него лежала местная газета, и он время от времени принимался читать первую страницу, заполненную всевозможными объявлениями о фермерском инвентаре, шарлатанских снадобьях и прочих небезынтересных вещах.

Погода переменилась, и снег, который в последние дни скапливался в небе черными тучами, теперь пушистыми хлопьями падал на замерзшую землю и ложился сугробами в небольшом садике около дома.

Роберт выглянул в окно: длинная пустынная дорога, ведущая в Одли, была усыпана снегом.

– Чудесно, – промолвил он в восхищении, – для человека, привыкшего к красотам Темпла!

Наблюдая, как снег валит все гуще и быстрее, Роберт чрезвычайно удивился, увидев двуколку, которая медленно поднималась в гору.

– Интересно, какому это горемыке не сидится дома в такое утро, – прошептал он, возвращаясь в свое кресло у огня.

Не прошло и нескольких минут, как в комнату вошла Феба Маркс с известием, что приехала леди Одли.

– Леди Одли! Попросите ее войти, – сказал Роберт и затем, когда Феба вышла из комнаты, чтобы пригласить неожиданную посетительницу, он пробормотал сквозь зубы: – А вот это оплошность с вашей стороны, госпожа, какой я не ожидал от вас.

Холодное и ненастное январское утро нисколько не отразилось на госпоже – она все так же сияла. Когтистые лапы свирепого Деда Мороза хватают за нос всех людей – но только не госпожу; от суровой холодной непогоды губы становятся бледными и синими, но хорошенький маленький ротик госпожи не утратил своей яркости и свежести.

Она была закутана в те самые соболя, что Роберт привез ей из России, и держала в руках огромную муфту, которая казалась больше, чем она сама.

Люси выглядела, как беспомощный ребенок, и когда она подошла к камину, у которого стоял Роберт, и протянула к огню свои изящные в перчатках руки, в глазах у Роберта мелькнула жалость.

– Какое утро, мистер Одли, – промолвила она, – какое утро!

– И не говорите! Зачем вы покинули дом в такую погоду, леди Одли?

– Потому что я хотела увидеть вас – именно вас.

– Неужели!

– Да, – подтвердила госпожа в большом замешательстве, теребя пуговицу от перчатки и почти что оторвав ее, – да, мистер Одли, я чувствовала, что с вами плохо обошлись, что… одним словом, что у вас есть причины жаловаться, и перед вами следует извиниться.