– Я с таким же успехом могла бы быть всего лишь консортом, – отвечаю я, не в силах преодолеть свое мрачное настроение. – Никто при здешнем дворе не слушает меня. А дома моей матушке, похоже, не нужна моя помощь.
– Ты никогда не будешь консортом. – Лицо Кэла смягчается, когда он улыбается мне. – Ты прирожденная предводительница. И неистовая реновианка. Поэтому-то они тебя и боятся.
Он прав. Когда им кажется, что я их не слышу, придворные Хансена говорят о Реновии как о прибежище диких зверей, преступников и самой темной магии. Скорее всего, они и меня считают наполовину дикаркой.
– У них хорошая память в том, что касается старых сплетен о том, что члены королевской семьи Реновии будто бы отравляли друг друга, – говорю я Кэлу. – Но плохая, когда надо вспомнить, чем мой отец – и твой тоже – пожертвовал, пытаясь сломить могущество афразианцев.
– Людям свойственно запоминать и повторять только самые скверные слухи, – отвечает он. – Если они верят, что твой отец отравил своего брата, они поверят худшему и о его дочери.
– Особенно если речь идет о сиреневом пруде, полном мертвых детей, – соглашаюсь я, содрогнувшись. Одним нечеловечески жестоким ударом все деревенские дети были умерщвлены. Естественно, что они возненавидели меня. Сейчас я и сама ненавижу себя за то, что не смогла это предотвратить. Я должна была защитить их. Должна была прислушаться к рассказам о том, что творится в приграничье, должна была предупредить их. Ведь они и мои подданные. Возможно, это моя вина, что они оказались под ударом.
Кэл кладет свою теплую ладонь мне на спину.
– Это ведь было послание, не так ли?
– Но не от меня.
– Да, не от тебя, а тебе. И о тебе.
Я понимаю, о чем он.
– Они хотят, чтобы люди винили в случившемся меня. Думаю, Хансен уже винит меня, хотя этого и не говорит.
– Какое тебе дело до того, что думает Хансен? – в тоне Кэла звучит раздражение.
– Он как-никак мой муж и король Монтриса.
– Только номинально, по крайней мере так говоришь ты. – Кэл хмурится и отстраняется от меня.
– Кэл, нам необходимо, чтобы он был на нашей стороне.
– На нашей стороне? – теперь уже в тоне Кэла слышится горечь. – Ты только что сказала: «Только на прошлой неделе они любили нас». Значит, ты объединяешь тебя не со мной, а с ним. На чьей ты стороне, Тень? Я хочу сказать, Сирень. Ее Величество Королева Сирень.
Я поворачиваюсь к нему, обеспокоенная.
– Мне приходится быть на стороне Хансена, – говорю я. – Он мог бы стать нам ценным союзником, если мы позволим ему.
– Ты опять говоришь о нас?
– Да, о нас. О тебе и обо мне.
– А разве мы вместе? – рычит Кэл.
– Я понимаю, что ситуацию нельзя назвать идеальной.
– Да уж куда ей до идеала, – резко бросает он.
– Но это единственный путь, только так мы можем быть вместе, – напоминаю я ему. – Если ты больше не хочешь…
Кэл вздыхает и смотрит на стену.
– Я хочу тебя, – тихо говорит он. – Я всегда хотел тебя.
Я беру его руку в свою.
– Я твоя. Здесь. Сейчас. Есть только ты и я.
Он высвобождает свою руку.
– Как бы я хотел, чтобы это было правдой. – Он ложится опять, усталый, и уставляется на красный балдахин кровати. Я ложусь рядом с ним. Мы вместе, но что-то нас разделяет. Мучительное недоверие, которое никуда не уходит, что бы я ни говорила.
– Мы не можем вернуться к тому, что было у нас прежде, – почти шепчу я. – Но можем использовать по максимуму то, что у нас есть сейчас.
Кэл ничего не говорит. Я целую его в щеку, затем еще, еще. Поначалу он просто лежит, не отвечая мне. Но я не унимаюсь, и наконец он поворачивается ко мне, и, когда его губы встречаются с моими, страстно, настойчиво, мы забываем про наш спор.
Глава 3
Сирень
Поутру, когда я просыпаюсь, Кэла уже нет рядом. Когда входят мои фрейлины, чтобы раздвинуть парчовые занавески кровати и открыть ставни, мне кажется, что минувшую ночь я опять провела одна. Ключ от Секрета Королевы снова лежит в тайнике, и нет никаких следов того, что здесь побывал Кэл. Это и приносит мне облегчение, и вызывает печаль.
Я выпиваю немного имбирного чая, принесенного моими фрейлинами, и съедаю кусочек поджаренного хлеба. Кажется, у меня уходит все больше и больше времени на то, чтобы причесать волосы и выбрать парик на предстоящий день. Мои фрейлины к тому же еще и помогают мне одеваться, требуются усилия по меньшей мере двух из них, чтобы поднять над моей головой украшенное богатой вышивкой платье – для этого времени года шерстяное, отороченное мехом норки – и надеть его поверх моей полотняной сорочки. Я тоскую по тому времени, когда мне достаточно было по-быстрому натянуть простое платье и выбежать вон. Или одеться как ассасин – ремеслу ассасина меня обучали мои тетушки, – чтобы затем вскочить на коня или схватиться с врагом.
Мне уже не хватает Кэла. Я никогда не знаю, когда увижу его снова. Как же мне хочется в один прекрасный день проснуться рядом с тем, кого я люблю, и чтобы ему не надо было уходить на рассвете, дабы избежать разоблачения.
– Возможно, ваше величество предпочло бы попить не просто имбирного чаю, а имбирного чаю с медом?
– Или, быть может…
– Нет, больше ничего. – Я отрицательно машу рукой.
Во дворе замка далеко внизу под моим окном продолжается суматоха, слышатся крики. Выглянув, я с удивлением вижу, что по двору маршируют туда-сюда солдаты, по большей части совсем молодые.
– Что это? – спрашиваю я леди Маргариту. Она субтильна, у нее светлые волосы и неизменно озабоченное лицо – она определенно не самая пригожая из моих фрейлин. Но, хотя она среди них самая молодая, она превосходит всех остальных ловкостью и умом. И, судя по всему, она всегда куда лучше их знает, что происходит в других частях замка.
– Ваше величество, – говорит она, – насколько мне известно, наши военные сейчас готовятся к тому, чтобы отправиться на север. На границу со Ставином, а также в наши собственные северные земли, где…
Она замолкает, и я киваю. В моем присутствии все предпочитают не говорить о том, что случилось в Стуре.
– Они кажутся такими юными, – замечаю я. Большинство новобранцев похожи на сельских парней, которых оторвали от сбора урожая. У них румяные лица и широкие плечи, и наверняка они куда лучше орудуют вилами, чем мечом.
– Чтобы выдвинуться и к границе Ставина, и на север, нужно много солдат, – говорит леди Маргарита.
– Да и здесь, разумеется, надо держать немалые силы для охраны ваших величеств, – замечает другая фрейлина. – Не так ли?
Хотя эта фрейлина вечно изрекает банальности, в данном случае она совершенно права. Я больше не могу сидеть в четырех стенах. На дворе солнечно, хотя и холодно, поскольку сейчас поздняя осень. К тому же кто знает, как скоро придет зима и ляжет снег?
– Дамы, – говорю я, – я решила, что мне нужен свежий воздух.