По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке
Майя Гуглин
Вы когда-нибудь хотели уехать в Америку? Вам интересно сравнить нашу медицину с американской? Систему подготовки врачей? Тогда эта книга – для вас. Кого-то из вас она вдохновит, и вы будете пробовать, а кого-то убедит, что этот путь не для него. Я была благополучным кардиологом из провинции, и мне очень захотелось попробовать. А в книге я рассказала о том, как все это началось и что и как получилось.
Майя Гуглин
ПО ЧУЖИМ ПРАВИЛАМ ИГРЫ
Одиссея российского врача в Америке
«Ну пробьешь головой стену. А что будешь делать в соседней камере?»
Станислав Ежи Лец
ГЛАВА 1
В ПЕРВЫЙ РАЗ
Я была в Америке две недели – с 4 по 18 июня 1994 года. Эта поездка случилось неожиданно. За границу хотелось давно – с тех пор как за восемь лет до этого побывала в ГДР, но не выходило: сначала путевки были дефицитны, потом все стало очень дорого. Но английским я потихоньку занималась и ходила в городской английский клуб. Там собирались ребята, которые когда-то учили язык и не хотели забывать. Разговаривали в основном друг с другом, но иногда, когда в город приезжали иностранцы и остальным организациям: народной дипломатии, обществу борьбы за мир и т. д. – уже нечего было с ними делать, нам разрешали пригласить их на вечер к себе в клуб: напоить чаем и поговорить по-английски.
Год назад к нам таким образом попал старичок из американского города Кливленда, побратима Волгограда. Старичок был колоритный: по слуховому аппарату в каждом ухе, два больших деревянных креста на груди, засыпал прямо за столом. Его звали Ховард. Он возглавлял общество дружбы «Кливленд – Волгогорад». Я ему понравилась, и он подарил мне – единственной – великолепный Вебстеровскоий словарь (а может быть у него сложилось впечатление, что мне полезнее всех подучить английский). Я рассыпалась в благодарностях, ему явно было приятно и он спросил: не хотела бы я побывать в Штатах.
– Не все ли равно хочу я или нет, – сказала я, – с таким же успехом можно хотеть слетать на Луну.
За последние годы, когда все стали повсюду ездить, у меня неоднократно что-то такое намечалось и неизменно срывалось. На работе мне говорили: «Это было, когда ты собиралась в Бельгию, или в Польшу, или в Венгрию».
В Бельгию я собиралась ехать осваивать медицинскую аппаратуру по ходатайству местного священника. Он искал доктора: с английским или французским языком, мужчину, женатого, и православного. В поисках он обратился за советом к своему врачу, которая оказалась мамой моей подруги. За несколько дней ей удалось убедить его, что ему вполне подойдет незамужняя атеистка еврейского происхождения. Я собирала документы, писала письма, отправляла факсы и разглядывала карту Бельгии. Наконец он попросил перевести выписку из его истории болезни, чтобы он с ней поехал в Бельгию лечиться. Поскольку он страдал хроническим колитом, лечиться туда его не взяли, сказав, что с такой болезнью они в больницы не кладут. После этого все как-то забылось. Некоторое время спустя он прославился своей политической активностью, голодовками в знак протеста, пострижением в монахи и антисемитскими выпадами.
В Польшу я собиралась, когда только-только начинались коммерческие поездки челноков. Вся больница советовала, что брать туда на продажу. Я покупала кипятильники, электрогрелки и игрушки. Накануне отъезда туристическая фирма, продавшая мне путевку, объявила себя несостоятельной. Они не смогли вовремя оформить визы. Дома несколько лет валялись заводные мышки и лягушки.
В Венгрию я хотела поехать с христианской молодежью. Не было билетов. И так далее.
Через полгода после визита Ховарда мне позвонили из горздравотдела. В администрацию города пришло приглашение из Кливленда: они готовы принять делегацию из трех врачей, причем переводчиком и одной из этих троих просят направить меня. Я не буду возражать? Может быть у меня другие планы? Дорогу до Вашингтона и обратно должен оплатить горздравотдел, все остальные расходы берет на себя американская сторона. Карманных денег не обещают. Возражать я, как ни странно, не стала, но на всякий случай не поверила: в Америку, на две недели, бесплатно – и чтобы на мое место не нашлось других желающих. Тем более, что двух других членов делегации нашли, не выходя за стены горздрава: заместителя заведующего (у самого заведующего уже была запланирована месячная поездка в другой город США) и главного терапевта города. Так я оказалась в роли девочки-переводчицы при двух начальственных дамах.
С деньгами у администрации было туго. Но через несколько недель выяснилось, что все-таки едем. Сначала в Москву за визами. Очередь к посольству – на улице под дождем с половины восьмого утра. Наконец вошли в ангарчик – пристройку. Охранники проверили сумки, просветили нас. Полно народу – все за гостевыми визами. Кто на постоянное место жительства – отдельно. На стене крупно объявление по-русски «Во время собеседования постарайтесь доказать консулу, что у вас достаточно прочные родственные имущественные и финансовые связи на родине, которые будут гарантировать ваше возвращение». За окошком парень-американец пишет левой рукой, проверил что-то – и нас в другую очередь, на собеседование. Как всегда вокруг масса разговоров: того не пустили, этого тоже. Мои спутницы проходят без затруднений, у обеих здесь дети, значит не сбегут. Подхожу к окошку. Девушка-консул говорит по-русски с акцентом:
– С кем живете?
– С отцом.
– Дети есть?
– Нет.
– Подождите. Я должна посоветоваться.
Ушла, четыре минуты не было, а у меня сердцебиение: сейчас вот не пустят в Америку и сказать нечего. Вернулась:
– Завтра в четыре приходите за визой.
Еду!
Пошла гулять по Москве. После дождя светило солнце, стояла радуга, я покупала бананы и мороженое, зашла в Макдональдс на Тверской – поздороваться с Америкой. Взяла гамбургер, фанту со льдом, посидела на улице. Рядом с кафе расположился фотограф с шимпанзе. Подошли два парня: смотри, обезьяна, давай ей «Сникерс» купим! Дали обезьяне шоколадку, она взяла в лапу, развернула, ест. Фотограф упрекает: что же ты, пожми дяде ручку. Шимпанзе подошла к парню, протянула лапу, пожала. Фотограф ей опять: поцелуй дядю в щечку! Поднес её к лицу парня, она вытянула губы трубочкой, чмокнула. Вот и мы так же будем. Дунька в Европе, она же Майка в Америке.
Наконец получили визы. Приехали в Шереметьево-2. Таможенная декларация: везете ли оружие? Наркотики? Произведения искусства? Написали – что нет. Интересно кто-нибудь когда-нибудь писал «да»?
Рейс Москва-Вашингтон, летят школьники, студенты, в основном не в первый раз. А мне уже за тридцать, и то повезло. Самолет Аэрофлота. Но как входишь, начинается заграница. Столик с газетами. Над каждым креслом клетчатые пледы. Как только набрали высоту – по проездам поехали столики: что будете пить? Вино, пиво, кола, пепси, спрайт, лимонад? Вино! Красное или белое? Белое! За успешный полет! Выпили, закусили подсоленными орешками. Опять столик везут: что будете пить? Вино! Красное или белое? Красное! За то, чтобы не в последний раз! Потом начали кормить. Сначала горячая влажная салфетка, чтобы протереть руки. Потом поднос с едой. Какой-нибудь простенький салатик – морковка с изюмом, горячее – курица с горошком, булочка, плавленный сырок, пирожное, чай или кофе – и так трижды за дорогу. Начинаем привыкать к апельсиновому соку, соленым орешкам и напиткам со льдом.
Промежуточная посадка в Шенноне. Ирландия. Вышли в аэропорт. Первый кусок иностранной земли. Неуловимо меняется толпа. Появились чернокожие, смуглые (пока немного). Появились хасиды: черная одежда, черные шляпы. Первый капиталистический магазин, цены в ирландских фунтах. Хожу, смотрю, спрашиваю, что сколько стоит в долларах: пробую свой английский. Вроде понимают. Мой советский английский… в нашей специализированной школе с углубленным изучением английского была одна учительница, которая один раз в жизни на одну неделю ездила в Англию. Она считалась непререкаемым авторитетом не только среди школьников, но и учителей. Как же, разговаривала с истинными носителями языка! Ни фильмов, ни телевидения, ни книг по-английски не было – железный занавес. И ничего, научили…
Летим дальше. А день длинный-длинный: мы летим за солнцем и оно все время стоит в зените. Под нами облака, потом Атлантический океан, потом кто-то закричал, как матрос на корабле Колумба: «Земля!» и это была уже Америка. Сели в Вашингтоне. Летели 13 часов, а солнце по-прежнему высоко. Жара. Толпа еще пестрее, теперь добрая половина – черные. Теперб надо следить за собой, чтобы не сказать «негры». По-русски- нормальное слово, а здесь – оскорбление – надо говорить «черные», а еще лучше «афроамериканцы».
Взяли чемоданы, пошли. Кругом стоят тележки – для багажа. Может повезем на тележке? Ничего, донесем, русские женщины могут все! А чемоданы тяжелые, в них подарки: бутылки, коробки конфет. Смотрим: мы единственные, кто тащит багаж в руках, у всех или тележки, или чемоданы на колесиках. Одумались, нагрузили тележку, повезли.
Нас сопровождал Ховард, мой кливлендский благодетель. Он приезжал в Волгоград по делам общества, и летел с нами из Москвы одним рейсом. Прямо в аэропорту он взял машину напрокат. Нас привезли на стоянку в микроавтобусе, наша машина уже стояла с открытым багажником и ключем в зажигании. Час езды до другого аэропорта. Первая американская дорога (потом они были каждый день, все одинаковые). Отличия от наших: не пахнет выхлопными газами, тихо, дорога гладкая, машина наглухо закрыта, работает кондиционер, все машины едут в одну сторону в три ряда, навстречу – другие три ряда. И система указателей единая по всей стране, очень удобная, в ней начинаешь ориентироваться через несколько часов.
Новый аэропорт, новый самолет. Время в полете – час. И снова: апельсиновый сок, орешки, кола. При посадке – никаких паспортов, при получении багажа – никакого контроля. А солнце только начинает садиться. Прилетели, встретились с семьей, где нам предстояло жить две недели, приехали к ним в Оберлин – городок в часе езды от Кливленда. И наконец наступила ночь.
Дом в котором мы жили, снаружи не производил никакого впечатления – одноэтажный, длинный, из досок. Как только заходишь внутрь возникает ощущение ты попал в роман Голсуорси. Простор – комната огромная – ковровое покрытие, что-то на стенах, дерево, шелковые занавески, жалюзи. И ощущение чистоты и хорошего вкуса. Хозяева – пожилая пара, Марджори и Флойд, им лет по 70, у них четверо детей и семь внуков, все живут далеко. Поэтому они продали свой большой дом, и купили этот скромный – на двоих. В доме три спальни, три ванных комнаты, и огромная гостиная, в одном из концов которой стоит обеденный стол. Дальше – плавный переход в кухню. Под всем этим – такой же площади подвал, там тоже спальня, ванна, тренажеры, компьютер.
На кухне микроволновая печь, электрическая плита, посудомоечная машина. Я как-то спросила хозяйку, сколько времени она моет посуду. Она ответила, что не знает: они её включают, и идут спать, а машина сама как все сделает, выключается. Её – машины – проблемы. Спальня – это спальня. Использовать ее, как у нас, в качестве жилой комнаты или для приема гостей невозможно. Там две кровати, в которых спят или читают перед сном, шкаф для одежды, полки с книгами. В гостинной тоже достаточно чопорно – на диване можно сидеть, но не валяться. Хозяева наши – дальние потомки англичан, у Флойда в роду были еще немцы. К нам они выходили только в той одежде и обуви, в которых можно выйти на улицу. В доме никто не переобувается, не вытирает ноги, когда заходят с улицы, и все время чисто. Потом я выяснила, что пылесосят они раз в неделю.
Сад – это подстриженный газон, редкие грядки с цветами, одна – с клубникой. Кормушки для птиц, из которых едят и белки, и отдельная – для бабочек.
В первое же утро – это было воскресенье – хозяева сказали, что идут (точнее едут, хотя и пешком там не больше пяти минут) в церковь. Кто хочет, может с ними. Я ожидала активности моих спутниц. В Москве они всячески демонстрировали – мне? друг другу? – свою религиозность. У Красной площади стоит новенькая церковь. После получения американских виз они дружно направились туда.
– Майя, ты подожди нас на улице, нам надо помолиться.
Подразумевается – ты не наша. Покрыли головы платочками – иначе грех – пошли, купили карманные молитвенники, помолились, вышли удовлетворенные. Давно ли партийные билеты попрятали? Так же дружно крестились в самолете и перед взлетом, и перед посадкой. Но тут вдруг сказали, что они другой веры, очень устали и не пойдут. Я, на всякий случай предупредила хозяев: не религиозна и вообще – нехристь. На них это никакого впечатления не произвело. Поехали мы втроем.
В церкви было неожиданно весело. Служба начинается с объявлений – какое общество, где и когда собирается. Приглашают желающих на выпуск воскресной школы: дети будут поздравлять своих учителей. По причине летних отпусков несколько следующих богослужений будут проводиться вместе с методистской церковью. Потом вышел священник – молодой, интеллигентный, на костылях. Мне на ухо объясняют: играл в волейбол, порвал связку. Прочитал проповедь. Прихожане попели гимны. В Волгограде я одно время работала переводчицей в американской миссии Церкви Христа, так что процедура была знакомой. Потом всех пригласили во двор церкви на пикник. Пастор появился уже в шортах и майке. На длинных столах разложили тарелки с кушаньями, пластмассовые одноразовые вилки, ложки. Каждый что-то приготовил дома и принес.
После церкви осматриваем город. Двести тысяч жителей, несколько административных зданий и магазинов в центре, парк, дальше – частные дома. Перед многими – американские флаги. Перед другими – клумбы или подвешены корзины с цветами. Потрясающее впечатление от того, что все газоны подстрижены – вид совсем другой, чем у наших городков. Вывески подсвечены, стволы деревьев обсажены цветами, и вообще, кажется, что в каждый дом и в каждый кусочек земли вложена любовь. Животные не боятся людей. Дрозды, малиновки, белки, зайцы – все подходят почти к ногам.
На следующий день поехали в Кливленд на афро-американский праздник. Немного похоже на нашу ярмарку: перекрыто движение на центральной улице (почему-то улица Эвклида), где-то поют, группа в национальных одеждах призывает афроамериканцев вернуться на историческую родину – в Африку, все жуют жаренную картошку, и пьют кока-колу. Покупаю своего первого игрушечного динозавра – из тех, что наводнили Америку после фильма Стивена Спилберга «Парк Юрского периода».
Кливленд совершенно не похож на Оберлин: несколько небоскребов, несколько кварталов многоэтажных домов. Но это преимущественно конторы, магазины, банки, и дома, где живет бедное черное население. Дальше начинается одноэтажная Америка. Чем богаче семья, тем дальше от центра города она живет. Озеро Эри, река Кайохога – индейские названия, места романов Купера и Песни о Гайавате.
Ужин в ресторане. Начались наши мучения с меню: масса названий, из которых неизвестно, чего выбирать. Просим заказать за нас. Не хотят: решения каждый должен принимать сам, даже если это всего-навсего выбор блюда на ужин.
Сэндвич или гамбургер? Со свининой, говядиной, рыбой, курицей? На гарнир капусту или картошку? Жареную, вареную, в мундире? Салат: морковь, цветная капуста, лук? Какой соус? Что будете пить? Что на десерт? В конце концов говоришь первое, что приходит в голову.
– Майя, теперь заказывай нам! – это мои спутницы. – Конечно, себе какое вкусное заказала, а нам гадость принесли!
Визит был организован с американской практичностью. В первый же вечер нам вручили программу нашего визита на все две недели. Каждый день был расписан по часам, включая визиты в больницы. Время приезда, кто координатор, какие отделения, кто ответственный. Участники ланча (он был обычно в больницах). Время отъезда. Кто забирает. Кто и где кормит ужином. Кто привозит домой. Эта программа соблюдалась с точностью до часа. С двумя исключениями. Первое было сделано ради лекции А.Н. Яковлева, который приехал в Кливленд с частным визитом. Читал по-русски с переводчиком (плохим), ничего нового не сказал, но мне было интересно слушать параллельные тексты с моей новой «профессиональной» точки зрения. Зал заполнили наши люди – эмигранты. Вопросы задавались довольно нелепые. Даже удивительно, насколько они оторвались от нашей реальности за несколько лет. Американцы мучились: было плохо слышно и малоинтересно.
Причиной второго отклонения от программы были мы сами. Ближе к концу поездки устали от бесконечной череды больниц, поликлиник, постоянного сопровождения, и попросили свободный день – просто походить по улицам. К тому времени мне порядком надоела роль переводчика, ведь расслабиться нельзя ни за едой, ни в гостях, ни по дороге. Поэтому я отдалилась от своих спутниц в первые же минуты свободы. Я хотела позвонить домой – накануне от папы не было условленного звонка, и я хотела узнать, все ли в порядке. Проще всего было позвонить из дома, но тогда заплатили бы хозяева, а мы и так периодически злоупотребляли их гостеприимством. Я решила быть независимой и тут же почувствовала разницу между гостем, которого водят за руку, и просто чужестранцем.
Следующие два часа я бегала вокруг телефонного аппарата, из которого, как из черного ящика, надо было неизвестно как получить папин голос. Начала с того, что зашла в отель и спросила у девушки в столе справок, как позвонить в Россию? Она с готовностью достала толстенный справочник, нашла международный отдел и выяснила, что такой страны нет. Может быть СССР? Тоже нет. Советский Союз? Опять нет.