Белый вождь

Он повернулся к полковнику.

– Вам, по всей вероятности, хочется вернуть свой проигрыш, полковник Вискарра? Карлос согласен биться с вами об заклад на дублон. А я, в свою очередь, вызываю вас на десять дублонов.

– Извольте, – надменно ответил полковник.

– Может быть, вам угодно удвоить ставку? – спросил ранчеро.

– Угодно ли мне удвоить ставку? – повторил полковник, крайне рассерженный вызывающим тоном Хуана. – Я согласен учетверить ее, сеньор.

– Учетверить! – подхватил ранчеро. – Прекрасно! Итак, я ставлю сорок дублонов за то, что Карлос выполнит взятое на себя обязательство.

– Идет!

Отсчитав соответствующее количество золотых монет, противники вручили их одному из присутствующих и выбрали судей.

Убедившись в том, что приготовления окончены, зрители отхлынули на плоскогорье. Сиболеро, верхом на своем черном мустанге, остался один на обрывавшейся в пропасть скале.

ГЛАВА VII

Толпа с настороженным вниманием следила за каждым движением Карлоса.

Он соскочил с коня и, скинув с себя мангу, отнес ее в сторону. Вслед за этим он осмотрел свои шпоры и попробовал, достаточно ли плотно прилегают они к сапогам. Потом он затянул пояс и глубже надвинул на голову сомбреро. Бархатные штаны он застегнул на все пуговицы, а охотничий нож и хлыст вручил Хуану.

Затем он занялся конем. Черный мустанг стоял неподвижно, слегка закинув голову назад. Казалось, он догадывался о том, что от него ждут какого-то подвига. Карлос тщательно осмотрел уздечку. Столь же тщательному осмотру подвергнул он и мундштук, сталь которого могла дать трещину. Он подтянул оголовь и проверил надежность поводьев, сплетенных из конского волоса. В противоположность обыкновенным кожаным поводьям такие поводья почти никогда не лопаются.

Особое внимание Карлос уделил седлу. Подойдя к мустангу сперва с одной стороны, потом с другой, он попробовал стременной ремень и осмотрел стремена, сделанные, по испанскому обычаю, из дерева. Дольше всего пришлось ему возиться с подпругою. Он расстегнул ее и, застегнув снова, крепко подтянул, упершись коленом в бок лошади. Он только тогда успокоился, когда оказался не в состоянии просунуть под крепкий ремень даже кончик мизинца.

Соблюдение этих предосторожностей вызывалось необходимостью. Ослабевший ремень или небрежно застегнутая пряжка могли стоить жизни молодому наезднику.

Убедившись, что все в порядке, Карлос взял в руки поводья и легко вскочил в седло.

Прежде всего он заставил своего мустанга прогуляться шагом вдоль обрыва, на расстоянии нескольких футов от края. Ему хотелось укрепить нервы лошади и свои собственные. С медленного шага мустанг постепенно перешел на рысь, а потом на галоп. Такая прогулка была в достаточной мере опасна. Люди, смотревшие на нее снизу, из долины, утверждали, что им еще никогда не случалось наслаждаться более захватывающим зрелищем.

Спустя некоторое время Карлос повернул коня на плоскогорье. Теперь мустанг мчался быстрым галопом – тем аллюром, которым он должен был подскакать к пропасти. Вдруг поводья натянулись. Остановившись на полном скаку, конь слегка привстал на дыбы. Тогда Карлос снова пустил его вскачь и снова остановил. Это упражнение он проделал по крайней мере раз двенадцать, останавливая лошадь то на скале, то на равнине. Разумеется, мустанг мог развить большую быстроту. В этом не сомневался никто из присутствующих. Но если бы он мчался во весь опор, остановить его в десяти футах от бездны не было бы никакой возможности. Даже выстрел в сердце не помешал бы ему сделать по инерции еще несколько шагов и свалиться вниз. При данных обстоятельствах от него нельзя было требовать более быстрого аллюра. Жюри, к которому Карлос обратился с вопросом, объявило, что оно вполне удовлетворено.

Наконец сиболеро привстал, снова опустился в седло и, казалось, прирос к нему. Мустанг повернулся к обрыву. По решимости, загоревшейся в глазах сиболеро, всем стало ясно, что роковая минута приближается.

Карлос слегка коснулся шпорами боков благородного животного. Не медля ни секунды, мустанг помчался прямо к бездне.

С напряженным вниманием следили зрители за каждым движением бесстрашного всадника. Сердца их бешено колотились. Кроме прерывистого дыхания присутствующих ни один звук не нарушал тишины. И особенно звонко раздавался поэтому гулкий стук копыт по твердой почве равнины.

Тревожное ожидание продолжалось недолго. В двадцать прыжков мустанг оказался на расстоянии пятидесяти футов от пропасти. Поводья по-прежнему свободно лежали на его шее. Карлос не счел нужным постепенно затягивать их. Он знал, что может остановить своего коня одним движением руки. Останавливать его до предельной черты было бы бессмысленно.?Еще прыжок. Еще! Еще! Мустанг уже переступил черту. Секунда – и он полетит вниз.

При виде всадника, промчавшегося галопом за предельную черту, зрители испуганно вскрикнули. Но в следующее мгновение крики ужаса сменились ревом восторга. Толпа, оставшаяся внизу, приветствовала Карлоса громким «браво!». Казалось, перекликаются два хора. На возгласы снизу, из долины, эхом отзывались крики спутников Карлоса.

В тот миг, когда лошадь уже готовилась совершить прыжок в бездну, сиболеро быстрым движением натянул поводья. Передние копыта мустанга замерли в воздухе, задние крепко уперлись в землю. Удержав коня в этом положении, Карлос поднял правую руку, снял свое сомбреро и, махнув им несколько раз, снова надел его на голову.

Толпа, стоявшая в долине, не помнила себя от восхищения. От передних копыт мустанга до края обрыва было не больше трех футов. Человек и конь, казалось, слились в одно целое. Их темные силуэты отчетливо вырисовывались на ярко-лазурном фоне неба. Как хороши были они оба! Одно только короткое мгновение стояли они неподвижно над зиявшей у их ног пропастью. Живой ли это всадник? Живой ли это конь? Зрителям представилось изваяние из бронзы, пьедесталом которому служила крутая скала. И это короткое мгновение запомнилось им на всю жизнь.

Рукоплескания не смолкали. Воздух звенел от восторженных криков. Они не прекратились и после того, как Карлос повернул коня и скрылся за скалой.

Он совершил то, что многие считали невыполнимым. Сердца зрителей, только что трепетавшие от ужаса, снова стали биться спокойно и ровно.

ГЛАВА VIII

Когда сиболеро вернулся в долину, его встретил новый взрыв рукоплесканий. Приветственные крики толпы опять огласили воздух. Женщины махали белыми платочками. Но из сотни таких платочков Карлос видел только один, и ему этого было вполне достаточно. Остальные просто не существовали для него. Да и как мог он обращать на них внимание? Маленький кусочек прозрачного раздушенного батиста, обшитый тонкими кружевами, был для него олицетворением надежды, знаменем, ради которого он с радостью совершил бы самые смелые, самые безрассудные подвиги. Этот платочек держала маленькая рука, сверкавшая драгоценными камнями. И то обстоятельство, что обладательница маленькой руки радовалась его торжеству, наполняло сердце Карлоса безграничным счастьем.

Проехав мимо трибуны, он направился к ряду телег, соскочил с коня и поцеловал мать и сестру. За ним последовал Хуан, поставивший на него сорок дублонов. Надо сказать, что глаза прелестной белокурой Розиты далеко не все время были устремлены на Карлоса. Она дарила своими нежными взорами не только брата, но и его спутника – молодого ранчеро. Даже самые ненаблюдательные люди заметили, что эти нежные взоры не оставались без ответа: Хуан буквально не спускал глаз с сестры своего приятеля. Не могло быть сомнений в том, что молодые люди питают друг к другу сильную взаимную привязанность.

Приятель сиболеро был довольно зажиточным фермером. Из уважения к деньгам жители Сан-Ильдефонсо неизменно прибавляли к его имени частицу «дон». Но, строго говоря, различие между ним и Карлосом сводилось только к различию имущественного положения.

Дон Хуан не принадлежал к местной «аристократии» и относился к ней чрезвычайно пренебрежительно. Это был умный, смелый и решительный юноша. При желании ему ничего не стоило бы породниться с каким-нибудь знатным семейством. Но так называемая голубая кровь мало привлекала его. Он не испытывал никакого желания вступить в брак с дочерью того или иного «сеньора». Всякому человеку, видевшему, какими красноречивыми взглядами он обменивался с сестрою сиболеро, было ясно, что он не намерен искать невесту среди аристократии Сан-Ильдефонсо.

В небольшой группе людей, толпившихся вокруг телеги, в которой сидела мать Карлоса, царило неподдельное веселье. Тут же была устроена импровизированная пирушка. Появились консервы, фрукты, прохладительные напитки и лучшие местные вина. Хуан вообще славился щедростью. А в этот день в кармане его позвякивали только что выигранные сорок дублонов.

Зато полковник Вискарра никак не мог примириться с таким значительным проигрышем. Его угрюмое лицо невольно обращало на себя внимание. Он был мрачнее тучи. Обитатели долины с тревогой посматривали на него. Он молча расхаживал взад и вперед по лугу, изредка приближаясь к телегам и окидывая злобным взором группу людей, собравшихся вокруг Карлоса. Взгляды, которые он бросал на Розиту, были в достаточной степени красноречивы. Сознание почти безграничной власти делало полковника крайне несдержанным. Он не считал нужным скрывать свои чувства и восторгался молодой американкой так беззастенчиво, что многие из окружающих замечали это. Встречая его пылкие взгляды, девушка застенчиво опускала глаза.

Хуан, от внимания которого не укрылись маневры коменданта, следил за ним с негодованием и тревогой. У него были причины беспокоиться. Он знал характер Вискарры и отдавал себе ясный отчет в том, как опасен человек, пользующийся почти неограниченной властью. О, свобода! Как много счастья приносит она людям! В странах, лишенных ее, постоянно гибнут надежды, калечатся чувства, разбиваются сердца. Страшно подумать, что приспешники тирании распоряжаются жизнями тысяч людей и по прихоти меняют естественное течение их привязанностей.

На различные игры и состязания, происходившие на лугу, публика смотрела без особенного интереса. Блестящее выступление молодого сиболеро произвело на жителей Сан-Ильдефонсо потрясающее впечатление. В сравнении с его подвигом все казалось пустяком. К тому же местные аристократы были в скверном расположении духа. Вискарра все время морщил лоб. Робладо томился ревностью. Алькад и его помощник, поставившие довольно большие суммы на красного петуха, жалели о проигранных деньгах. Отцы иезуиты, которым не повезло в монте, забыли о христианских чувствах и откровенно злились. Один только городской священник был по-прежнему весел. Он горел желанием вторично пожать лавры своего петуха.

Наконец герольд возвестил начало последнего состязания. Оно состояло в так называемой гонке за петухом. В предвкушении волнующего зрелища публика перестала играть в монте и перенесла все свое внимание на участников гонки.

«Гонка за петухом» – самая характерная из всех новомексиканских игр. Понять ее нетрудно. Петуха подвешивают за ноги к горизонтальной ветке на такой высоте, чтобы человек, сидящий верхом на лошади, мог схватить его за голову или за горло. Птица привязывается к ветке не слишком крепко. Обычно ее отвязывают или, вернее, отрывают одним быстрым движением. Стремясь по возможности затруднить свою задачу, участники состязания часто намыливают голову и тело злополучной жертвы. Всадник должен проскакать мимо намеченного дерева и схватить петуха на полном скаку. Победителем считается тот, кому удастся завладеть птицей и защитить ее от всех остальных участников состязания, пытающихся отбить у счастливца добычу. Обыкновенно всадники скачут по кругу к какому-нибудь заранее установленному пункту. Большей частью победитель подвергается нападению своих соперников и оказывается вынужденным отдать им петуха. Иногда несчастную птицу раздирают на мелкие части. Бывают случаи, что всадник, первоначально завладевший ею, снова отбивает ее. Если она жива и невредима – победа остается за ним. Согласно обычаю, победитель кладет петуха к ногам своей избранницы. Во время бала эта девушка – по большей части хорошенькая поблана – держит пернатый трофей возлюбленного подмышкой. Выставляя его напоказ, она как бы дает понять, что дорожит оказанной ей честью и что ее поклонник принадлежит к числу наиболее ловких местных наездников.

Гонка за петухом – забава очень жестокая: ведь несчастная птица, на которой упражняют свою ловкость десятка полтора людей, подвергается настоящей пытке. По правилам она непременно должна быть живою. А мексиканцы вообще не страдают избытком сентиментальности. Зато мексиканки чрезвычайно жалостливы. В этом отношении они представляют собою полную противоположность мужчинам. Им приходится утешаться мыслью, что гонка за петухом является исконным обычаем их родной страны. Впрочем, подобные забавы существуют почти всюду.

В гонке за петухом употребляется два приема. Первый только что описан нами. Второй отличается от него лишь тем, что птицу не подвешивают к дереву, а зарывают по горло в землю. Всадники должны в соответствующий момент наклониться с седла и схватить ее; остальное происходит совершенно одинаково.

Первого петуха повесили на ветку высокого дерева. Зрители поспешили занять свои места. Началось состязание.

Многие пожелали участвовать в нем. Но первых кандидатов постигла неудача. Некоторым из них удалось схватить петуха за голову. Однако мыло, которым он был смазан, помешало им удержать его.

В числе прочих участников гонки за петухом был и сержант Гомец. Решился ли комендант еще раз держать за него пари – осталось невыясненным. В этот день Вискарра проиграл довольно значительную сумму денег. Если бы не надежды на кое-какие «безгрешные доходы» с рудников, проигрыш был бы для него еще чувствительнее. Впрочем, он занимал слишком высокий пост, чтобы придавать значение таким мелочам. Да и с какой стати было ему беспокоиться? Ведь он распоряжался не одними только рудниками. Казна вице-королевства в любую минуту могла возместить ему и не такой проигрыш.

Сержант Гомец обладал всеми данными, необходимыми для гонки за петухом. Высокий рост сослужил ему на этот раз хорошую службу. Он без всякого труда завладел птицей. К тому же впоследствии выяснилось, что в кулаке его была зажата горсть песка, благодаря которому намыленная голова петуха не выскользнула у него из рук.

Крепко держа свою добычу, он во весь опор поскакал вперед.

Но у некоторых из присутствующих были превосходные лошади. Прежде чем он успел проехать половину намеченного расстояния, поравнявшийся с ним вакерро нагнал его и оторвал от петуха левое крыло. Несколько мгновений спустя другой противник оторвал другое крыло. К тому времени как злополучный сержант поравнялся с трибуной, в руке его остался только жалкий окровавленный комок. Разумеется, публика встретила неудачника гробовым молчанием. А он так мечтал о рукоплесканиях и приветственных криках!

Сиболеро Карлос не принимал участия в этом состязании. Он отлично сознавал, что никто не может превзойти его, что ему удалось покрыть славой свое имя, что он и так уже нажил много врагов. У него не было никакого желания увеличивать их число. Но окружающие стали настойчиво убеждать его попытать счастья. Всем хотелось еще раз полюбоваться несравненной ловкостью молодого наездника. Он долго упорствовал. Второго петуха постигла та же участь, что и первого. Третий остался в живых. Вакерро, оторвавший у жертвы сержанта Гомеца крыло, сложил свой трофей у ног миловидной, смущенно улыбающейся побланы.

Ход мыслей Карлоса, зорко следившего за этой сценой, внезапно принял новое течение. Он подъехал к трибуне с явным намерением участвовать в состязании.

– Теперь мне долго не придется бывать на здешних праздниках, – сказал он Хуану. – Послезавтра я уезжаю в прерию. Надо использовать все до конца. Я хочу повеселиться всласть.

На этот раз игра была несколько видоизменена. Птицу не подвесили к дереву, а закопали в землю. По ее длинной шее и остроконечному клюву легко было угадать, что это не петух, а цапля. Надо заметить, что этот вид белоснежных цапель, очень распространенный в Мексике, принадлежит к числу самых красивых. Тонкая изящная шея закопанной в землю птицы не была намылена. В этом не чувствовалось ни малейшей необходимости. Дело в том, что цапля отличается большой робостью и при приближении человеческой руки откидывает голову то в одну сторону, то в другую. Схватить ее на полном скаку гораздо труднее, чем петуха.