Его сын захватил власть, но бандиты убили и его. Брат старшего убитого вождя занял его место, но агрессоры расправились и с ним. Следующий в очереди наследования бежал в Гома. Именно тогда бандиты пришли за мужем Бернадетт[358 - Mamy Bernadette Semutaga, interviewed by Caleb Kabanda, December 11, 2019.].
Мы проснулись от того, что кто-то пытался проникнуть внутрь. Мой муж испугался, а я еще крепко спала. Он осторожно встал и пошел в комнату дочери. Я проснулась и окликнула его: «Папа Джексон! Папа Джексон!» Никто не ответил. Мне стало страшно. Затем я услышала, как они пытаются открыть дверь, и сказала себе: «Вот еще одна женщина, которая умерла вместо своего мужа, когда за ним охотились. Сейчас меня убьют выстрелом в голову». Я медленно встала и взяла своего ребенка, она заплакала. Бандиты слышали, как я передвигаюсь в спальне дочери. Вдруг я обнаружила, что там стоит мой муж. Я встала рядом с ним. Не знаю почему, но бог надоумил его взять телефон, чтобы проверить, который час. Услышав телефонный звонок, они испугались и вышли за дверь.
Они вышли из парадной двери и пошли за дом, и мы услышали, как они зовут друг друга. Мы сидели тихо, не кричали. Так просидели всю ночь до утра, боясь пошевелиться. Три дня спустя проснулись оттого, что эти парни снова пытались взломать дверь. Мы встали и ушли в спальню дочери, потому что боялись, что они начнут стрелять. Муж достал телефон и сделал вид, что с кем-то разговаривает, и тогда мы услышали, как они ушли.
На следующий день свекровь Бернадетт убедила их бежать.
– Муж сказал: «Нет. Мой отец умер! Как я оставлю тебя одну? С кем я тебя оставлю?» Его мать ответила: «Мы уже соскребли достаточно мозгов твоих братьев. Хватит. Просто уходи. Бог обо мне позаботится».
Бернадетт оставила своих семерых детей у свекрови, и они с мужем и тремя детьми отправились работать на чужие фермы. Когда Калеб брал у нее интервью, Бернадетт выглядела подавленной.
– Чтобы здесь выжить, приходится на кого-то работать, – сказала она Калебу. – Чтобы было, что есть, нужно очищать и возделывать землю. Это сплошные страдания, а не жизнь.
Когда я спросил Калеба, что случилось бы с Бернадетт, если бы ее похитили, Калеб ответил:
– Когда они похищают женщин, их насилуют. Мужчин избивают. Они звонят родственникам и включают громкую связь, чтобы вся ваша семья слышала, как вас пытают.
Но как такие бедные люди смогут заплатить выкуп? Он сказал, что это делается за счет продажи их земли и заимствования у родственников.
7. Почему Конго нуждается в ископаемом топливе
В конечном итоге, чтобы люди перестали использовать древесину и древесный уголь в качестве топлива, им потребуется доступ к сжиженному газу, который производится из нефти, и дешевой электроэнергии. Исследователи из Индии доказали, что субсидирование сельских жителей гималайских деревень сжиженным газом привело к сокращению вырубки лесов и позволило восстановить лесную экосистему[359 - Sunil Nautiyal and Harald Kaechele, “Fuel Switching from Wood to LPG Can Benefit the Environment,” Environmental Impact Assessment Review 28, no. 8 (November 2008): 523–32, https://doi.org/10.1016/j.eiar.2008.02.004.]. Некоторые защитники природы, в том числе Макниладж из Общества охраны дикой природы, считают неизбежным, что в один прекрасный день конголезское правительство начнет бурение нефтяных скважин в национальном парке Вирунга и что результаты могут оказаться положительными.
– На мой взгляд, шансы, что они оставят нефть под землей на неопределенный срок, довольно мизерны. Цены на нефть сильно упали, и, возможно, именно поэтому они продвигаются не так быстро, как в Уганде. По оценкам, там от 2 до 3 млрд баррелей; не все из них можно будет восстановить. Но добыча там может быть от 30 до 60 тыс. и даже до 250 тыс. баррелей в день. Это способно оказать колоссальное влияние на региональные потребности в топливе[360 - Alastair McNeilage (primatologist, Wildlife Conservation Society) in discussion with the author, February 5, 2015.].
Коллега Макниладжа Пламптр соглашается:
– Если бы у них была гидроэнергетика и нефть и если бы можно было экологически чистым способом вырабатывать электроэнергию и газ вместо древесного угля, это было бы очень хорошо для окружающей среды.
Макниладж признает, что его точка зрения считается спорной среди защитников природы.
– Существует две концепции, две точки зрения, – говорит он. – Одна из них заключается в том, что это незаконно. Это объект Всемирного наследия. В идеальном мире мы делаем все возможное, чтобы этому воспрепятствовать, и это правильно[361 - Alastair McNeilage (primatologist, Wildlife Conservation Society) in discussion with the author, February 5, 2015.]. Другая точка зрения (и лично я придерживаюсь именно ее) заключается в том, что, если это все равно произойдет, будет лучше, чтобы British Petroleum или наиболее ответственная нефтяная компания выполняли свою работу наилучшим образом с минимальным воздействием и максимальной выгодой для местного населения, прозрачно и все такое[362 - Alastair McNeilage (primatologist, Wildlife Conservation Society) in discussion with the author, February 5, 2015.]. Если вам удалось отпугнуть Soco (лондонскую нефтяную компанию, которая пыталась пробурить скважину в парке Вирунга), означает ли это, что все пойдет по наихудшему сценарию и у вас будет, например, компания из Азии? Менее ответственная организация станет вывозить нефть, и ей будет наплевать, что об этом думает мир? По-моему, часто мы получаем кого-то хуже, кого меньше заботит опасность[363 - Alastair McNeilage (primatologist, Wildlife Conservation Society) in discussion with the author, February 5, 2015.].
Макниладж помог французской нефтяной компании TotalEnergies SE вести устойчивую добычу нефти в крупном национальном парке Мерчисон-Фоллс в Уганде, к северо-востоку от парка Вирунга в Альбертинском рифте. «Я всегда исходил из того, что хочу создать возможности для стран, в которых работаю, чтобы они могли сами выполнять эту работу и осознавали ее важность, – сказал он. – Это принципиально верный подход»[364 - Alastair McNeilage (primatologist, Wildlife Conservation Society) in discussion with the author, February 5, 2015.]. Мотивация Макниладжа в работе с нефтяными компаниями основана на сочетании реализма и гуманизма.
– Я понял, что мы гораздо сильнее погрязли в кризисе, чем предполагалось. Нефтяная промышленность обладает потенциалом, и масштаба доходов более чем хватает на содержание парка. Потенциально они могут приносить большой доход, если задействованные нефтяные компании будут стремиться защищать районы, которые разрабатывают. Если они сделают все правильно, это может принести пользу для рекламы, или вред, если они где-то устроят беспорядок[365 - Alastair McNeilage (primatologist, Wildlife Conservation Society) in discussion with the author, February 5, 2015.].
Бурение нефтяных скважин проходит на удивление спокойно.
– Уровень тревоги легко определить, – сказал Макниладж. – Животные стараются уходить подальше от тех мест, где производятся какие-либо операции. Но это не сильно нарушает жизнь парка в целом, если компания принимает меры предосторожности, стараясь свести свое вмешательство к минимуму. И им это удалось. Воздействие, которое оказывалось на животных, было временным[366 - Alastair McNeilage (primatologist, Wildlife Conservation Society) in discussion with the author, February 5, 2015.].
Тем не менее Макниладж признает, что это было нелегко:
– Было реально трудно заставить компании делать то, что они должны. Работать с Total было неприятно, поскольку это огромная бюрократия.
Я спросил Макниладжа, как этот опыт изменил его с тех пор, как он впервые прибыл в Конго более четверти века назад изучать бабочек.
– Не думаю, что я стал принципиально другим человеком, – сказал он, – просто теперь я гораздо менее наивен.
8. Сила для прогресса
Что касается плотины Вирунга, построенной Мероде на деньги Говарда Баффетта и ЕС, большинство экспертов считают, что ее нелегко расширить.
– Этот проект не может быть скопирован по всей стране, – говорит Кавана, репортер. – У вас есть богатый спонсор, вкладывающий деньги. У вас сложилась особенная ситуация из-за горилл и парка, а также из-за Эммануэля. Вирунга – это практически вотчина ICCN, которой управляет Эммануэль. Они могут обойти то, что обычной компании не обойти[367 - Michael J. Kavanagh (journalist) in discussion with the author, November 29, 2014.].
В конечном счете плотина обеспечит электричеством 20 тыс. человек, но это капля в море, если учесть, что только в Гома проживает 2 млн граждан[368 - Amy Yee, “The Power Plants That May Save a Park, and Aid a Country,” New York Times, August 30, 2017, https://www.nytimes.com.]. А высокая стоимость электроэнергии, выработанная на плотине парка Вирунга, приведет к тому, что только относительно состоятельные люди смогут себе это позволить. Первоначальная стоимость подключения к сети в размере 292 долларов США для большинства является неподъемной суммой[369 - Amy Yee, “The Power Plants That May Save a Park, and Aid a Country,” New York Times, August 30, 2017, https://www.nytimes.com.]. Напомним, что средний годовой доход населения составляет 561,79 доллара.
– Это помогает людям открывать фабрики, гаражи и шлифовальные станки, но люди из низшего класса не могут себе этого позволить, – признался Калебу один из жителей. – Поэтому эксплуатация парка в качестве источника древесного угля не прекратится. Древесный уголь по-прежнему тащат из парка. Цель программы заключалась в прекращении вырубки деревьев в парке, чтобы их больше не использовали для получения древесного угля. Но сейчас электричество стоит очень дорого. Пока это так, люди будут продолжать добывать древесный уголь из деревьев в парке.
Эксперты сходятся во мнении, что для Конго самый простой и дешевый способ производить большие объемы дешевой электроэнергии – это давно запланированное возведение дамбы «Гранд Инга» на реке Конго. «У Инги потенциал в 100 тыс. мегаватт, – говорит Кавана, – этой энергии хватит на всю Африку». Инга будет в пятьдесят раз больше плотины Гувера, которая обслуживает 8 млн человек в Калифорнии, Аризоне и Неваде[370 - “History of Hoover,” Arizona Power Authority, accessed January 20, 2020, http://www.powerauthority.org/about-us/history-of-hoover]. Но для того, чтобы дешевая электроэнергия и сжиженный газ самоокупались, а не зависели от благотворительных пожертвований европейских правительств и американских филантропов, Конго требуются безопасность, мир и индустриализация такого рода, какие в прошлом вывели из нищеты целый ряд стран.
Глава 5. Потогонные фабрики спасают планету
1. Война с модой
Осенью 2019 года, во время Недели моды в Лондоне, сотни активистов «Восстания против вымирания» протестовали против влияния модной индустрии на климат. Некоторые залили себя фальшивой кровью и разлеглись на улице. Перед показом мод от Виктории Бекхэм они подняли таблички с надписями: «Мода=экоцид» и «Бизнес убивает жизнь на Земле»[371 - Elizabeth Paton, “Extinction Rebellion Takes Aim at Fashion,” New York Times, October 6, 2019, https://www.nytimes.com.]. Представитель экоактивистов сказал: «Как раса, мы – в буквальном смысле – стоим в шаге от конца света»[372 - Olivia Petter, “Extinction Rebellion: ‘Why We’re Targeting London Fashion Week,” The Independent, September 12, 2019, https://www.independent.co.uk.]. Около двухсот протестующих устроили фальшивые похороны с гигантским гробом и марширующим оркестром. Они спустились по улице Стрэнд в центре Лондона и перекрыли движение. Они скандировали речевки и раздавали брошюры, указывавшие на то, что модная индустрия отвечает за 10 % всех выбросов углекислого газа[373 - Elizabeth Paton, “Extinction Rebellion Takes Aim at Fashion,” New York Times, October 6, 2019, https://www.nytimes.com.].
Более полудюжины активистов, одетых в кроваво-красные платья и с белой краской на лице, протестовали перед розничным магазином H&M в Лондоне, торгующим недорогой, «быстрой модой»[374 - Elizabeth Paton, “Extinction Rebellion Takes Aim at Fashion,” New York Times, October 6, 2019, https://www.nytimes.com.]. Сообщение на странице «Восстания против вымирания» в Facebook гласило: «Модная индустрия по-прежнему придерживается архаичной системы сезонной моды, что усиливает необходимость постоянно создавать новую одежду из новых материалов»[375 - XR Boycott Fashion, “On Friday 26th of July, we wrote to the British Fashion Council begging them to cancel London Fashion Week,” Facebook, August 4, 2019, https://www.facebook.com/XRBoycottFashion/posts/113234513352496?__tn__=K-R.]. На сайте «Восстания против вымирания» написано: «В глобальном масштабе мы производим до 100 млрд предметов одежды в год, нанося страшный урон планете и людям, которые эту одежду производят. Но хуже всего то, что новые отчеты предсказывают: к 2030 году производство одежды и обуви вырастет на 81 %, что создаст беспрецедентную нагрузку на и без того опустошенные ресурсы планеты».
Протесты, похоже, не прошли даром. Недавнее исследование показало, что более 33 % клиентов перешли на бренды, которые считают более рациональными, и 75 % указали, что экологическая рациональность важна для них при покупке одежды[376 - “Pulse of the Fashion Industry,” Global Fashion Agenda, Boston Consulting Group and Sustainable Apparel Coalition, 2019, accessed October 26, 2019, https://www.globalfashionagenda.com/pulse-2019-update.]. Кто-то утверждает, что индустрия моды и другие отрасли потребительских товаров нерациональны по своей сути, поскольку ориентированы на рост потребления. «Прекращение потребления людьми – действительно единственный способ оказать какое-либо влияние на данный момент, и многим людям трудно принять это послание», – заявил активист «Восстания против вымирания». «Как инструмент коммуникации мода очень влиятельна, – добавил другой протестующий. – Мы все должны носить одежду, в этом и есть сила»[377 - Elizabeth Paton, “Extinction Rebellion Takes Aim at Fashion.”].
Защитники окружающей среды нацелили свой удар на широкий спектр потребительских товаров, а не только на обувь и одежду. В 2011 году активисты «Гринпис» протестовали против производителя кукол Барби, американской компании Mattel в Калифорнии. В своем заявлении экоактивисты сообщили газете The Washington Post и другим журналистам, что принялись за Mattel потому, что данный производитель игрушек использует материалы индонезийской целлюлозно-бумажной компании Asia Pulp & Paper, которая, по словам «Гринпис», закупает целлюлозу из древесины, имеющей происхождение из тропических лесов Индонезии[378 - Sarah Anne Hughes, “Greenpeace Protests Barbie at Mattel Headquarters,” «The Washington Post», June 8, 2011, https://www.washingtonpost.com.].
Во время акции протеста активистка «Гринпис», одетая как Барби, управляла розовым бульдозером. «Как вы думаете, мне разрешат припарковаться в торговом центре?» – спросила она у зевак. Активистка забралась на крышу штаб-квартиры Mattel в Эль-Сегундо, Калифорния, и развернула баннер с унылым лицом куклы Кена и подписью: «Барби, все кончено. Я не встречаюсь с девушками, которые занимаются вырубкой лесов»[379 - Sarah Anne Hughes, “Greenpeace Protests Barbie at Mattel Headquarters,” «The Washington Post», June 8, 2011, https://www.washingtonpost.com.].
Но Mattel вряд ли является главным злодеем, уничтожающим леса. По сравнению с ежедневными газетами, Mattel потребляет минимальное количество бумаги. Причина, по которой «Гринпис» взъелся на Mattel, кроется не в том, что эта компания использует много бумаги, а в том, что Барби – признанный бренд. Нападение на компанию по производству игрушек наверняка привлекло бы к себе внимание СМИ.
С одеждой и другими потребительскими товарами, производимыми на фабриках в бедных и развивающихся странах, все обстоит совсем не так, как заявляют представители «Восстания против вымирания» и «Гринпис». Фабрики – вовсе не главные виновники уничтожения лесов, а были и остаются двигателем их спасения.
2. Уход с фермы
В 1996 году я бросил аспирантуру в Санта-Крус, штат Калифорния, и вернулся в Сан-Франциско, чтобы участвовать в кампаниях активистов Global Exchange, Rainforest Action Network и других прогрессивных экологических организаций. В те времена росло беспокойство по поводу воздействия производства одежды и других товаров, от кукол Барби до шоколадных конфет, на рабочую силу и окружающую среду. Поэтому мы решили запустить то, что назвали «корпоративной кампанией» против одной из крупнейших и наиболее прибыльных транснациональных компаний в мире. За образец мы взяли бойкот Rainforest Action Network, устроенный сети питания Burger King, на который я собирал деньги в старшей школе. Наша стратегия состояла в том, чтобы нацелиться на крупный, хорошо узнаваемый бренд. Недолго думая, мы выбрали Nike.
В то время компания Nike только начала продвигать свою обувь, связывая ее с расширением прав и возможностей женщин через спорт. Мы с коллегами из Global Exchange решили сосредоточиться на правах женщин. Global Exchange пригласила рабочего фабрики Nike из Индонезии совершить поездку по Соединенным Штатам и публично рассказать о работе на фабриках швейной компании, что вызвало широкую огласку по всей стране. Мы подготовили открытое письмо Филу Найту, основателю и тогдашнему председателю Nike. Разослали послание лидерам феминистических движений и предоставили копию в The New York Times. В письме мы попросили Nike разрешить местным независимым наблюдателям проинспектировать их фабрики в Азии и повысить заработную плату рабочим. Например, фабричные рабочие этой компании во Вьетнаме в то время зарабатывали всего 1,60 доллара в день.
Осенью 1997 года газета опубликовала статью с заголовком «Nike поддерживает женщин в своей рекламе, но не на своих фабриках, как считают некоторые организации». Репортер писал: «Коалиция женских групп атаковала компанию Nike, назвав ее лицемерной в связи с выпуском новых рекламных роликов с обувью для спортсменок. Что-то здесь не так, ведь компания призывает расширить права и возможности американских женщин, но при этом плохо оплачивает свою зарубежную рабочую силу, в основном женскую»[380 - Steven Greenhouse, “Nike Supports Women in Its Ads but Not Its Factories, Groups Say,” New York Times, October 26, 1997, https://www.nytimes.com.].
Наша кампания казалась успешной. Мы создали столько негативной рекламы, что нанесли ущерб бренду Nike. Мы отправили сообщение другим корпорациям, что они будут нести ответственность за условия труда на фабриках, с которыми заключили контракт за рубежом. «Я возвращаюсь в 1997 год, и первое, связанное с этим [корпоративной социальной ответственностью] событие, которое приходит мне в голову, – бойкот Nike, оказавший большое влияние на компанию», – говорит Джеффри Хил, профессор Бизнес-школы Колумбийского университета[381 - Jeff Ballinger, “Nike, Sexual Harassment and the ‘Corporate Social Responsibility’ Racket: How the Company Shut Down the New York Times,” Washington Babylon, November 9, 2017, https://washingtonbabylon.com.].
Не все согласны с тем, что кампания против Nike прошла успешно. Некоторые, например Джефф Баллинджер, который имел дело с индонезийскими фабричными рабочими еще в 1988 году, считает, что Nike рекламировала «экологическую рациональность» как инструмент связей с общественностью, чтобы затмить продолжающуюся эксплуатацию человека. «Парадигма перемалывания аутсорсинга все еще действует на большинстве низкоквалифицированных производств», – писал Баллинджер[382 - Jeff Ballinger, “Nike, Sexual Harassment and the ‘Corporate Social Responsibility’ Racket: How the Company Shut Down the New York Times,” Washington Babylon, November 9, 2017, https://washingtonbabylon.com.]. Между тем эксперты по охране окружающей среды и активисты говорят, что компании, производящие потребительские товары, не сделали ничего существенного для улучшения своей экологической практики. «Миссия устойчивой моды с грохотом провалилась, и все мелкие и постепенные изменения оказались затоплены взрывоопасной экономикой добычи, потребления, отходами и постоянным злоупотреблением рабочей силой», – заявили активисты в 2019 году[383 - “Statement on 2019 Copenhagen Fashion Summit,” Union of Concerned Researchers in Fashion, May 5, 2019, accessed October 26, 2019, http://www.concernedresearchers.org/ucrf-on-2019-copenhagen-fashion-summit. See also, “The changes we are seeing from some brands remain extremely superficial,” said one XR activist. Paton, “Extinction Rebellion Takes Aim at Fashion.”].
В июне 2015 года, через несколько месяцев после посещения Конго, Руанды и Уганды, я решил съездить в Индонезию и сам посмотреть, как там обстоят дела у работников фабрик. В качестве сопровождающего я нанял 24-летнюю индонезийскую журналистку по имени Сьярифа Нур Аида, которая называла себя Айпе. Она писала о проблемах с рабочей силой на фабриках и недавно раскрыла коррупцию в вооруженных силах[384 - Syarifah Nur Aida (journalist, Ipeh) in discussion with the author, June 8, 2015.].
– В прошлом году меня избили после того, как я рассказала, как военные офицеры скупили землю по низкой цене, – сказала она. – Мои родители жутко перепугались, но они никогда не настаивали на том, чтобы я бросила работу.
Айпе организовала для меня встречи с несколькими фабричными рабочими, одной из которых была 25-летняя Супарти, приехавшая сюда из маленькой прибрежной деревушки. Вначале она работала на фабрике Барби, затем – на шоколадной. Мы встречались дважды, сначала в офисе профсоюза Супарти, а потом у нее дома. На ней был ярко-розовый хиджаб, который она скрепила большой брошью.
– Каждое воскресенье мы проводили, играя в воде, но я так и не научилась плавать и никогда не погружалась в воду с головой, – сказала она. – Я жила в строгой исламской общине, где мы даже не могли пойти на общественные собрания, если там присутствовали мужчины.