– Переодевайся!
Сам он двинулся к рюкзаку Тоши. Выпотрошил и его, вытащил еще одну герму. Зубы клацали так, будто в рот запихали заводную челюсть-шутиху, судьба которой прыгать по столу и веселить людей. Из носа лило не переставая. Едва соображая, Игорь вернулся к палатке, ввалился внутрь, пребольно ударившись о камень. Застегнул тент, который тут же прижало ветром.
Стихия билась о тканевые стены, проминая их. Но тут «современные материалы» свое дело знали хорошо и ветер не пропускали.
– Хер тебе, – просипел стенающей буре Игорь.
Онемевшими пальцами принялся сдирать с себя мокрую одежду. Рядом дрожал раздевающийся Толик. Стуча зубами, они быстро переоделись в сухое, а затем забрались в спальник. Вдвоем, словно любовники. Еле втиснулись, но все же. Голова ныла, дрожь в теле притихла, но накатила слабость.
– Жопа жопенская, – вдруг вяло проговорил Драко-ша. – Но учти. Секса не будет. Я не в настроении.
– Пошел на хер, – буркнул Игорь.
Дождь стегал палатку, как разъяренный псих, упустивший добычу. Они лежали, прижавшись друг к другу спинами. Камни впивались в бедра, в плечи, в ребра, но это было лучше, чем сырость и холод. Дрожь отступала. Пальцы стало покалывать. Тепло разливалось по телу.
– Стас не дурак, да? – сказал Игорь. – Свалил ведь, как думаешь?
– Стопудово, – ответил Дракоша. – Хера себе июль.
– Тут в семидесятых в январе группа погибла. Десять человек, – поделился зачем-то Игорь. – Померзли все. Тоже на перевал в бурю ломанулись.
– Очень жизнеутверждающе, – спустя паузу сказал Тоша. – Спасибо за это. У меня и без этого в кишках каток открылся.
Игорь сам чувствовал лед внутри. Холод застрял в костях, в желудке, в сердце, превратив его в анатомический замороженный атлас.
– Сколько там сейчас? Минус стопятьсот? – спросил Дракоша.
– Не думаю, что ниже минус пяти, – не отреагировал на шутку Игорь.
Они замолчали, слушая воющий ветер. Где-то покатились камни. Палатку хлестанул еще один порыв ледяного дождя. Крошка врезалась в ткань и разочарованно осыпалась.
– Вещи предлагаю бросить, – сказал Игорь, когда отогрелся. – Иначе не дойдем.
– Поддерживаю. А что, если не распогодится?
– Тропу я видел. Если снегом заметет – по вешкам двинем. Я их видел. – Собранные из камней пирамидки шли вдоль тропы, обозначая направление для туристов.
– По турам. Правильно говорить – по турам, – поправил его Дракоша.
– Ты, смотрю, отогрелся, обезьяна?
– Ага. Как думаешь, надолго это? – сонно произнес Тоша.
– Не знаю, – признался Игорь. В спальнике было тесно, но тепло. Ноги, правда, стыли даже в шерстяных носках.
Дракоша засопел. Да и у Игоря веки смыкались сами собой. Организм выработал свой ресурс и требовал перезагрузки. Но спать нельзя. Если там ребята… ждут, то…
Он проснулся от стука камня о камень. Где-то совсем рядом. Приподнял голову, вывернул руку и глянул на часы. Стрелка показывала на девять. Черт! Игорь завозился, выбираясь из спальника. Вечер сейчас или утро вообще? С этим заполярным летом всегда сложно понять время.
Ветер молчал. Дождь стих. Снаружи царило безмолвие.
Игорь глянул на сопящего Дракошу. Пополз к выходу. Колено уперлось в камень под палаткой.
Цок.
Он замер.
Цок.
Палка еще раз лязгнула о камни. Затем послышался едва различимый скрип, какой бывает, когда под чьим-то весом продавливается снег. Игорь застыл, словно застигнутый врасплох сурикат. Повернул голову, вслушиваясь.
Цок.
– Стасик, – визгливо проскрипело где-то рядом с палаткой. Противный высокий голос, как у попугая. Говоривший находился в метре от Игоря. Будто кто-то присел рядом, заглядывая под тент. Во рту стало горько, тело прошиб холод.
– Кто здесь? – гаркнул он. Рванулся к выходу, вцепился в молнию. Собачку заклинило.
– Кто здесь, – повторили снаружи. Совсем-совсем у полога, почти у земли. – Кто здесь. Кто здесь. Кто здесь.
– Что это? – дернулся Дракоша.
Игорь рванул застежку, срывая молнию. Вывалился наружу. Что-то шумно бросилось наутек, разбрасывая камни.
Цок-цок-цок-цок.
– Что это? – чужим голосом прохрипел из палатки Дракоша. Непробиваемый Толик – испугался.
Игорь отбросил тент, выпрямился. Холод облепил его мелкой противной пленкой. Вокруг клубилось белое марево. В молоке таяло рыжее пятно.
– Стой! – заорал он. – Стас? Юля?
Цоканье затихло. Все звуки исчезли. Облако опустилось на перевал – уже в десяти метрах видимость резко падала.
– Что это было? – Из палатки показался изумленный Тоша. – Наши?
Игорь присел, запихивая ноги в мокрые насквозь ботинки.
– Не знаю!
Он вновь посмотрел в сторону, куда убежал рыжий гость. Потом глянул на раскуроченные рюкзаки, почти засыпанные снегом. В них кто-то рылся. Палка исчезла. Игорь зашнуровал ледяные ботинки, встал. Приблизился к следам, оставленным гостем. Птица? Три длинных пальца, один короткий. Размеры только не птичьи совсем.
– Что это за херня? – вырвалось из груди.
Дракоша выбрался из палатки, встал рядом.
– Есть идеи? – спросил у него Игорь. Друг покачал головой. – Оно сказало: «Стасик». Ты слышал?
– Я проснулся, когда ты заорал. Но «кто здесь» уже слышал, да. Херня какая-то.