Отложив телефон, Эбби повернулась обратно к столовой, и сердце у нее дрогнуло от страха, когда она мельком увидела стоящую там фигуру.
О боже, это всего лишь Саманта…
Ее дочь стояла рядом со всеми этими вещами из скрытого прошлого Эбби. С кипой бумаг в руках.
Нет, нет, нет…
– Сэм? – тихо позвала Эбби.
Саманта подняла голову от страницы, безучастно встретив ее взгляд. Эбби пришло в голову, что она не слышала ни скрипа двери, ни обычно громких шагов дочери. Неужели Сэм намеренно бесшумно прокралась из своей спальни?
– Вот уж не знала, что община Уилкокса имела какое-то отношение к наркотикам, – ровным голосом произнесла Сэм, кладя газетную вырезку, которую читала, обратно на стол – одну из тех статей, освещающих массовое убийство в секте, которые Норман вырезал и хранил все эти годы. – В смысле… То есть я понимала, что они сделали что-то, что привлекло внимание копов, но никогда особо об этом не задумывалась.
– Сэм… уже поздно. – Эбби подошла к столу.
– Я хотела поговорить. Про твою поездку, – отозвалась та, опуская на стол остальные бумаги. Расшифровку беседы с Эбби – Абихейл, состоявшейся много лет назад. Фотографии семилетней Абихейл. Сэм явно сосредоточилась на документах, которые только что просматривала Эбби. Но, по крайней мере, не успела залезть в конверт.
Эбби оказалась на словесном минном поле. Другой родитель на ее месте попытался бы солгать, или изобразить гнев, или прикинуться дурачком. Но у Эбби сработали инстинкты переговорщика. Если вам нечего сказать, то в большинстве случаев лучше всего просто промолчать. Так что вместо всяких слов она взяла отчеты о вскрытии и аккуратно уложила их вместе с коричневым конвертом обратно в сумку. Что бы дальше ни случилось, ей не хотелось, чтобы дочь смотрела на все эти фото обугленных человеческих тел.
– Это ты, верно? – Сэм постучала пальцем по снимку.
– Да, – тихо ответила Эбби. Сэм и раньше видела ее фотографии в детстве, хотя и не в столь раннем.
– Ты жила в общине Уилкокса.
Эбби встретилась с ней взглядом.
– В секте Уилкокса. Я была одной из выживших.
– Раньше тебя звали Абихейл?
– Да.
– Почему ты изменила имя?
– Так назвал меня Моисей Уилкокс, когда я родилась. Я начала ненавидеть это имя. – Эбби ненадолго задумалась. – А кроме того, учителя в школе постоянно неправильно произносили его, и дети смеялись надо мной. Я спросила бабушку, можно ли мне его изменить, и она согласилась.
– Сколько тебе было лет? – Сэм сохраняла невозмутимое выражение лица, но Эбби было не одурачить. За этим спокойным фасадом явно назревал ураган.
– Семь, в ночь пожара, – сказала Эбби.
– Семь, – эхом повторила Сэм. – Ты всегда говорила мне, что тебя удочерили еще младенцем. Что ты не помнишь своих биологических родителей.
– Дважды! – не сдержавшись, выпалила Эбби.
– Что?
– Я говорила тебе это не всегда. Я говорила тебе это всего лишь дважды.
Это было легко вспомнить. Потому что всегда легко вспомнить, когда именно ты так нагло соврал своему собственному ребенку. Это вам не какая-то там безобидная ложь вроде того, что Санта все равно попадет в дом, даже если у вас нет дымохода. Это та ложь, которая, как ты знаешь, уже не укладывается ни в какие рамки. О которой, как ты знаешь, тебе однажды придется горько пожалеть.
– Не все ли равно, два раза или двадцать? Ты позволяешь мне думать… – Сэм закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Явно едва сдерживаясь. – Почему ты не сказала мне правду?
– Сначала ты была слишком мала, а потом…
– Нет. Не вешай мне лапшу на уши! Все-таки есть способы рассказать об этом маленьким детям. Например, ты могла бы сказать: «Мама выросла в плохой семье». – Сэм изменила голос, имитируя слащавый, покровительственный тон. – «Но потом однажды ночью случился пожар, и мама сбежала, а дедушка с бабушкой удочерили ее, и все они были счастливы, потому что мама наконец нашла семью, которая полюбила ее».
– Ладно, – сказала Эбби. Горло у нее сжалось.
– Ты рассказала мне, как дети появляются на свет, когда мне было всего четыре годика! Ты могла бы найти способ объяснить и это. Ты ведь вроде неплохо владеешь словом.
– Я не хотела говорить об этом.
– Тогда давай поговорим об этом сейчас. – Сэм скрестила руки на груди.
– Хорошо, но давай-ка на полтона ниже. Я не хочу, чтобы Бен проснулся.
– Не то, не дай бог, он услышит правду.
– Сэм, прошу тебя…
– Ладно, хорошо, – уже тише произнесла дочь.
– Я родилась в секте Уилкокса, – начала Эбби. – Мы называли это Семьей. Моих родителей завербовали в конце семидесятых. Вскоре после вступления в секту они поженились. Лидера секты, как ты, вероятно, уже знаешь, звали Моисей Уилкокс.
– Почему ты сказала «завербовали»? Это же не армия.
– Люди почти никогда не присоединяются к секте. Их вербуют. Ими манипулируют, и они постепенно втягиваются. – Заметив нечто в глазах у Сэм, Эбби добавила: – Я понимаю, как это звучит… Ты думаешь, что любой, кто присоединяется к секте, тупой на всю голову. Но это очень далеко от истины. Лидерам культа не нужны тупые люди. Им нужны умные люди, благодаря которым все колесики будут исправно вертеться. Твоя биологическая бабушка была педиатром, а твой дедушка – инженером.
– Это было… типа… ужасно?
– Для некоторых. Но только не для меня. Хотя кое-что из этого было не слишком-то хорошо… Постоянные проповеди, и Моисей Уилкокс заставлял нас все время мыть руки. По нескольку часов. Пока руки у нас не начинали кровоточить.
Глаза Сэм расширились, на них навернулись слезы.
– Но я любила этих людей, – продолжала Эбби. – И секта дала мне цель. Так что все было не так уж плохо.
– Какого рода цель?
– Сэм, я не думаю, что нам следует обсуждать все это прямо сейчас…
– Какого рода цель, мам?
Эбби вздохнула.
– Я должна была вырасти и вы?носить отпрысков Мессии. Считалось, что у них будут крылья и они защитят нас во время грядущего апокалипсиса.
Вид у Сэм стал уже совсем бледный.