Темные числа

– Простите! Нельзя ли… – затараторил он. – Позвольте рассмотреть ваш значок.

Получив значок, мужчина внимательно изучил его и предложил Мирейе обмен на значок «Олимпиада-80». Заметив скепсис в глазах Мирейи, вахтер принялся описывать впечатляющие победы кубинских боксеров на той Олимпиаде в Москве, славные моменты, благодаря которым значок представляет особую ценность для кубинских коллекционеров. Тем не менее он готов в придачу предложить бронзовый значок ГТО.

– Это неравноценная замена, – возразила Мирейя, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Таких значков, как у меня, всего одиннадцать, на Первой Спартакиаде кубинская сборная была весьма немногочисленной.

– Всего около десятка, говорите, – протянул вахтер. Должно быть, он мысленно перебирал свои дубли: задача непростая, а тут еще телефон звонит. Сняв трубку, он положил ее рядом с аппаратом. В ответ на следующее предложение Мирейя отрицательно покачала головой. Вахтер заколебался и пригладил рукой волосы, которые все равно остались растрепанными. После очередного повышения ставки Мирейя пообещала отдать ему значок, когда Спартакиада закончится.

– Дайте слово, – настаивал вахтер. Когда сделка вступила в законную силу, он вспомнил наконец об обязанностях, опустился на стул и спросил Мирейю, чем может ей помочь. Он слушал, склонив набок голову.

– Первый раз слышу, – сказал наконец вахтер, – и уж поверьте, если мы тут на посту ничего об этом не знаем, вашу команду точно сюда не привозили. К тому же, – добавил он с упреком, – об этом ни слова не написали в «Советском спорте».

Тем не менее вахтер потянулся к телефону. Разговор с карантинным отделением начался с вопроса о состоянии здоровья полузащитника московской команды, но все же довольно быстро выяснилось, что никаких кубинцев в Русаковскую не доставляли и о местонахождении юных программистов никто ничего не знает. На вопрос Мирейи, куда в таком случае ей следует обратиться, вахтер заверил:

– Не волнуйтесь, я тот, кто вам нужен.

Белая кнопка, которую вахтер нажимал, прежде чем набрать номер, видимо, помогала дозвониться без всяких проблем. Уже через пятнадцать минут он сообщил Мирейе, что кубинская сборная не поступала ни в одну детскую больницу и что в медицинском отделе Московского горсовета, как обычно, не берут трубку.

– И что теперь делать?

– Продолжать звонить, – ответил вахтер. Он полистал какую-то книжечку, нажал белую кнопку и еще раз поднял взгляд на Мирейю: – Вы посидите пока. Там за углом есть скамейка.

Между кронами деревьев, росших на обширной территории больницы, виднелись красные крыши. Помощники повара перевозили на тачке ведра из приземистого кирпичного домика в восьмиэтажное панельное здание. Медсестры толкали к деревянному павильону кровати-каталки, в которых сидело по шесть бледных малышей. Мирейя откинулась на спинку скамейки, посмотрела сквозь листву на небо. В вышине тянулись две параллельные полоски облаков. Их пересек реактивный самолет, нарисовав в небе двойной крест. Казалось, там, наверху, не было ветра, и следы не исчезали несколько минут, белея, как два провода на голубой пластине.

•

– Хотите чаю?

Когда Мирейя открыла глаза, небо было словно усыпано увядшими цветами. Вахтер стоял у навеса и протягивал ей небольшой поднос. Как только они отпили из стаканов, вахтер рассказал, что обзвонил все больницы Москвы, но ни в одну не привозили кубинских участников Спартакиады. В горсовете по-прежнему никто не подходит к телефону. Но есть и хорошая новость: главный санитарный врач Шереметьево-2 видел, как кубинскую команду забирали из аэропорта.

– Значит, он знает, куда их отвезли?

– Нет…

– И почему тогда эта новость хорошая?

Вахтер взъерошил одуванчиковую шевелюру и с гордостью провозгласил:

– Теперь мы знаем имя водителя автобуса, который их забирал. Знакомый санитара, поняли? И я уже попытался с ним связаться по телефону. Мне сказали, что раньше девяти он домой не вернется. Так что на сегодня обзвон закончен.

•

Давка, какое выразительное слово, особенно в час пик, особенно в Москве. Набившиеся в вагон бухгалтерши защищали добытое ценой неимоверных лишений содержимое сумок, растопыривая локти и закрываясь чашечками синтетических бюстгальтеров, будто щитами. Ветеран Великой Отечественной пробивался к сиденью в стремлении получить положенное ему по праву; оттесненный маляр устроился стоять на ноге Мирейи. Между станциями потные спортсмены упражнялись в остроумии. Усталые мясники, строители и монтеры не замечали, что их портфели упираются в колени окружающих. Мирейя протиснулась к дверям и вышла, чтобы сделать пересадку.

Москва выглядела потрепанной жизнью, но все же то тут, то там возникали строчки новых жилых домов или отдельно стоящие здания. Иногда мелькали избы, черные от непогоды, покосившиеся от ветра, но на них красовались провода и крестики антенн.

Когда Мирейя приехала в СССР, ее поначалу удивляла многочисленность домов, тронутых временем: одни заброшенные, их давно пора снести; в других всеми силами поддерживали порядок, но они, обомшевшие в тени новостроек, готовы были сползти под откос скоростной магистрали. Подобных осколков былых времен Мирейе порой не хватало на открытках и в научно-фантастических фильмах, где мир будущего часто выглядел так, словно прошлого не существовало вовсе, словно все старые постройки в селах и городах внезапно исчезли, сменившись бетонными и стеклянными фасадами.

А вот церквушка за остановкой, кованая ограда и амбар, переоборудованный в гараж, напоминали, что под новостройками могут находиться следы давно забытых могил или свалок царских времен, обуглившихся юрт монгольского лагеря и с трудом отвоеванных у девственных лесов пашен, осколки неолитической керамики, ископаемые останки насекомых, отложения мезозойской эры… Можно ли вообще разглядеть за этими слоями мегаполисы вроде Москвы, Гаваны или Дублина? Даже огромного «Улисса» оказалось недостаточно, чтобы назвать каждую дверную ручку в Дублине. Город, добросовестно восстановленный, остался бы дырявой кулисой, где на кладбище лишь на некоторых могильных камнях указаны имена; он оказался бы сотканным из лоскутков отдельных проспектов, мостов и следов в иле на Сандимаунт-стрэнд. А вот как добраться до других многочисленных слоев…

Конечная. Когда Мирейя под лучами заходящего солнца вышла на улицу, уже горели фонари. Пахло сиренью и свежим торфом. На лавочках у троллейбусного кольца сидели шесть игроков в домино. На вопрос, как пройти к нужному дому, они изобразили путь с помощью костяшек: каждая стала уменьшенной моделью возвышавшихся вокруг блочных многоэтажек. Кое-где светились окна – точки на костяшках. Этот признак мог в любой момент измениться, но для приблизительной схемы вполне подходил. Мирейя поблагодарила игроков и взяла курс на дубль 7:7 – дом № На сложенных у дороги железобетонных трубах сидели и курили подростки. Тротуар пересекала разрытая яма, полная воды. Мирейя пробралась по деревянному мостику к входной двери, скользнула в полутемный подъезд. Светившаяся рубиновым кнопка лифта явно потеряла связь с кабиной. Чертыхаясь, Мирейя направилась к лестнице. Из надписей на перилах и стенах она узнала, что жильцы дома:

• в большинстве своем болели за «Спартак»;

• некоторых соседей именовали чурбанами, черножопыми и чижами;

• пылали страстью к Нюре, Гале, Вале, Клаше, Марине и Поле;

• при сложении независимо от слагаемых (О+Н, В+Г, В+Л) получали всегда одинаковой результат.

Некоторые каламбуры и пейоративы не были в ходу в Ленинграде, и Мирейя пожалела, что оставила в гостинице тетрадку со словами. Добравшись до седьмого этажа, она позвонила в квартиру Дверь открыла радостно улыбающаяся беременная женщина. Увидев Мирейю, она удивилась, и через доли секунды на глазах проступили слезы:

– Вы к к-ко-о-ому?

– К Маканиным, они здесь живут? Я насчет детей, которых Михаил Михайлович…

– Вот скоти-и-ина, я так и зна-а-ала, – выпалила беременная и захлопнула дверь. Сквозь березовый шпон на площадку долетали обрывки разговора («что?.. но ведь… опять?»), очевидно, в квартире была еще женщина. И в самом деле, когда Мирейя снова позвонила, на пороге возникла другая беременная:

– Вы из Русаковской больницы? Входите. Это я говорила по телефону с вахтером. Я Любовь Андреевна, подруга Маканиных. Приятно познакомиться.

В узком коридоре было совсем тесно из-за двух дорожных сумок.

– Готовимся к прибавлению, – пояснила Любовь Андреевна, пока они пробирались к кухне. Не успела Мирейя сесть на предложенный стул, как из соседней комнаты донеслись рыдания.

– Простите, пожалуйста, я посмотрю, как там Галина. Бедняжку всю беременность мучают навязчивые идеи. Вот, кстати, свежий чай, угощайтесь, пожалуйста. Михаил Михайлович вот-вот придет.

Кухню украшали шторы и полотенца с украинской вышивкой, хлорофитумы и финский киноплакат. В кастрюльке варились яйца, они стукались о стенки и заглушали голос Любови Андреевны, которая шепотом утешала подругу: «Я же рассказывала тебе, Галочка. Это кубинский тренер, у нее команда пропала… Ну откуда Миша может ее знать? Разве он был на Кубе?.. Ну вот! Пойдем, я умираю от голода. Мы потом с ним второй раз поужинаем. Мы же не знаем, какое спецзадание ему опять поручили».

Вернувшись в кухню, Любовь Андреевна окатила вареные яйца холодной водой, нарезала хлеб, поставила перед гостьей тарелку, не обращая внимания на отговорки. Вскоре к ним присоединилась Галина Петровна. Поддерживая руками спину и тяжело дыша, она извинилась за грубый прием. Любовь Андреевна кивнула и сменила тему:

– А где именно на Кубе вы родились?

Мирейя охотно поведала об исторической части Гаваны и о роли своей семьи в кубинской революции. Глаза будущих матерей заблестели, когда Мирейя принялась перечислять красивые кубинские имена. В ходе разговора она вытащила из бумажника сложенный рисунок, который сделала мать, попросив Мирейю поискать в Ленинграде отца. Будучи опытным плакатистом, мать постаралась учесть, что прошло много лет, и снова и снова накладывала на рисунок 1962 года кальку с различными линиями морщин, кругами под глазами и другими ожидаемыми следами старения. Пока все, к кому обращалась Мирейя, качали головой, так было и в этот раз, когда она под выдуманным предлогом спросила о бесследно исчезнувшем госте Кубы. Галина Петровна сказала, что Юрий Гагарин, если бы не погиб, выглядел бы сейчас как мужчина на рисунке. Любови Андреевне он смутно напомнил Никиту Хрущёва, «вот только волосы… нет, он бы никогда в жизни не стал носить парик».

– А как зовут этого знакомого вашего дяди?

– Сергей Варданович Богосян.

– Никогда не слышала. А ты, Люба?

– Когда мы жили на Пятой улице Строителей, у нас был сосед по этажу Саргис Петросян. Он работал настройщиком роялей, и у него была крупная родинка в углу рта.

– Если этого Богосяна нет в телефонном справочнике, вам его никогда не найти.

– Что поделаешь. Жаль, что дядя потерял его адрес, – мирно сказала Мирейя и снова положила потрепанный портрет призрака в бумажник. – У меня и времени мало для поисков, программа Спартакиады очень напряженная.

– А какую команду вы тренируете? В смысле, по какому виду спорта? Бейсбол? Или бокс?

Оглядев себя, Мирейя усмехнулась: