Его заложница

Так, ближайшие полчаса будет серьёзно штормить. Надо набрать в лёгкие побольше воздуха и просто пережить эту вспышку.

* * *

П.С. Дорогие читатели, у родителей Алисы – Яны и Алексея – есть своя история любви. Сложная и эмоциональная. Она состоит из двух частей: «Сахар со стеклом» (электронная версия на Литрес опубликована бесплатно) и «Сахар на дне» – сегодня можно приобрести со скидкой 30 % (электронная и аудио)

Буду очень вас ждать:**

«Сахар со стеклом» ЧИТАТЬ по ссылке бесплатно: https://www.litres.ru/book/masha-malinovskaya-31978811/sahar-so-steklom-67602180/ (https://www.litres.ru/book/masha-malinovskaya-31978811/sahar-so-steklom-67602180/)

«Сахар на дне» ЧИТАТЬ – 30 %: https://www.litres.ru/book/masha-malinovskaya-31978811/sahar-na-dne-67602194/ (https://www.litres.ru/book/masha-malinovskaya-31978811/sahar-na-dne-67602194/)

«Сахар на дне» СЛУШАТЬ – 30 %: https://www.litres.ru/audiobook/masha-malinovskaya-31978811/sahar-na-dne-67792086/ (https://www.litres.ru/audiobook/masha-malinovskaya-31978811/sahar-na-dne-67792086/)

Глава 3

Алиса

«Он в курсе», – приходит сообщение от мамы.

Блин.

Бли-и-ин.

Прячу телефон обратно в карман и закусываю губы. Бури не избежать, и нужно настроиться на это.

Я прекрасно понимаю, что папа бы рано или поздно всё узнал. Скрывать от него вечно тот факт, что я пошла на практику в следственный изолятор, не получилось бы.

Он был против, но вообще-то я уже взрослая! Когда до него дойдёт, что его маленькая дочка уже совсем не маленькая?

И тем не менее я начинаю нервничать. Даже не столько из-за страха перед отцом – он у меня не бездумный тиран, и я не боюсь его, – сколько из-за того, что расстрою.

Папа очень любит меня. Мне кажется, даже слишком сильно, если вообще можно любить слишком сильно. С одной стороны, он во многом мне потакал, но с другой же, мне часто приходилось отвоёвывать всё, что было связано с самостоятельными шагами в жизни. От первой прогулки во дворе без присмотра взрослых до первой ночёвки в четырнадцать у подружки. Я думала, он сначала с собаками там всё прошерстит, потом камер слежения наставит, а потом ещё и охрану.

Но самым сложным во всей этой ситуации с практикой в СИЗО оказался не запрет отца, а отсутствие его одобрения. Мне уже не пять и не восемь, но для меня по-прежнему важно, что он скажет, важна его поддержка.

Уже подъезжая к дому, делаю глубокий вдох и протяжно выдыхаю. Настраиваюсь.

– Всего доброго, – киваю таксисту и выхожу.

Бодрым шагом направляюсь к воротам и открываю калитку, а потом иду к дому. Ключ сжимаю крепче, чтобы пальцы не дрожали, когда открываю дверь в дом.

Мама и папа стоят на кухне. Отец обнимает маму и целует. Ну, к таким картинам я привыкла, они не особенно свои нежности скрывают.

– Привет, родители! – говорю максимально бодро, но голос на пределе, чтобы не дрогнуть. – Чего такие хмурые?

Отец переводит на меня тяжёлый взгляд, а мне хочется по-заячьи прижать уши.

Молчит. Давит своим авторитетом. Глаза как два штормовых облака.

– Голодная, дочь? – Мама встаёт между нами, принимая на себя ментальный огонь. Она всегда так делает, только каким-то лишь ей доступным образом разоружая отца.

– Чай пили на… на практике. Но поела бы. Но ты не колотись, мама, я и сама могу приготовить. Или с Даной съездить в кафе.

– В кафе она съездит. Сейчас, – раздаётся вибрирующий голос отца. Похоже, начинается. – Она у меня не то что в кафе, а вообще из дому не выйдет!

Ничего себе заявочки. Он несколько раз угрожал ко мне охрану приставить, но чтобы из дома не выпускать – это уже слишком так-то.

– А кандалы на ногу не повесишь, пап? Или ошейник, что током бьётся, как у собак?

Мамин взгляд мне сигналит о том, что палку я знатно перегибаю. Я это и сама чувствую, но меня тоже начинает нести. Вспыхиваю, как порох. Недаром же я дочь Алексея Шевцова. Вся в папочку.

– Это ты у себя на практике увидела, что такая умная?

– Там таким уже давно не занимаются. Я не в «Полярную сову» пошла на практику, папа.

– Ещё не хватало! – Он лупит кулаком по столу, отчего у меня все внутренности поджимаются. Папа никогда не бил меня, да и не наказывал даже, но у него такая энергетика, что когда он злится, все готовы пятый угол бегать искать. – Ты разбрасываешься такими понятиями, в которых ни хрена не смыслишь, Алиса. Это тюрьма, там преступники. Это не кино, понимаешь?

– Не все, папа!

Вот мы и дошли до сути.

– Ты лезешь не в своё дело, Лиса.

– Но я хотя бы что-то пытаюсь сделать!

Отец совсем уж мрачнеет. Мама кладёт ему ладонь на плечо, но кажется, даже её суперсила сейчас почти не помогает.

– Ты ведь знаешь, что он не виноват, и ничего не делаешь, – мой голос внезапно дрожит. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы родители поняли, что я неравнодушна к Шторму. Но, кажется, уже поздно…

По лицу отца невозможно ничего прочитать сейчас. Он поджимает губы, а мама хмурится.

– А ты что можешь сделать, м? – глухо спрашивает отец.

Этот вопрос я уже задавала себе, когда задумала попасть именно на этот поток практики. И сознавала, что… понятия не имею.

Не знаю что. Не знаю!

Я думала, что сделаю шаг, а там уже по ходу поймаю подсказку.

Но этот вопрос, прозвучавший вслух от отца, хлестнул больно. Задел.

– Держись от всей этой истории подальше, Алиса, – говорит отец, не дожидаясь, пока отвечу. Но мне, по сути, и нечего сказать ему. – И от самого Шторма в том числе. Разговор окончен.

Папа, смахнув с полки ключи от машины, широким шагом покидает гостиную и хлопает из коридора дверью, а я остаюсь в кухне с мамой. Устало опускаюсь на стул, пока мама включает чайник и что-то достаёт из холодильника. Они с папой очень редко покупают еду, предпочитают готовить сами.

– Мясной пирог будешь?

– Угу, – киваю угрюмо, а у самой слюнки течь начинают. Вот что за организм такой? Девчонки на стрессе всегда худеют, говорят, есть не хочется, а на мой аппетит ничто не способно повлиять.