Мечта мужчины

Она засуетилась, занервничала немного. Махнула рукой в сторону парфюмерного отдела, при этом с ее плеча съехала сумка, раскрылась, упала… Эдуард помог собрать с пола рассыпавшиеся мелочи – бумажник, авторучку с изгрызенным концом (какой позор! Позор!), гигиеническую губную помаду, носовой платок – слава богу, свежий, пахнущий лимонным мылом.

– Как зовут вашу маму? – спросила она, просто для того, чтобы не молчать. Затянувшееся молчание вгоняло ее в краску не хуже его пристального взгляда.

– Лидия Юлиановна.

– Да вы что? – ахнула она. – Мою прабабушку звали Лайма Юлиановна. Редкое имя – Юлиан.

– Вы знали свою прабабушку?

– Кажется, да, – рассмеялась она, – а какие запахи нравятся вашей маме? Какая она?

– Странный вопрос, – нахмурился Эдуард, – она учительница музыки. Высокая. У нее нет ни одного седого волоска. Представляете, а ведь ей уже под шестьдесят. Такая прихоть природы. Она ни разу в жизни не красила волосы.

– Наверное, ей к лицу естественные запахи. Никакой тяжести, пыли.

– Пыли? – удивился он.

– Есть такое выражение: «пыльный» аромат.

– Все-то вы знаете, – и он сжал ее локоть.

– Все же я женщина, – улыбнулась Оля, – ароматы – это единственная косметика, которой я пользуюсь.

– Давно не встречал девушку, которая не любит краситься. Знаете, это отвратительно – целоваться, когда у девчонки накрашены губы.

Оля нервно прикусила нижнюю губу. И попыталась замаскировать смущение, придав своему лицу серьезный, заинтересованный вид. Она схватила с полки первый попавшийся флакон, брызнула из него в воздух и сосредоточенно принюхалась.

– Гуччи, «Раш», – объявила она, – вообще-то этот парфюм считается молодежным.

– А мне нравится, – Эдуард смешно пошевелил кончиком носа, – а если честно, я уже и не чувствую ничего… Оль, а может быть, сделаем перерыв? Если у тебя есть время, приглашаю на обед, – ненавязчиво перешел он на «ты». – Должен ведь я как-то компенсировать свое нахальство.

– Но мне было совсем несложно…

– Да брось. Здесь есть хороший ресторанчик с кубинской кухней, «Че». Любишь остренькое?

– Люблю вкусненькое, – улыбнулась она и неловко пошутила: – А разве по мне не видно?

Он вежливо проигнорировал ее самоуничижительную остроту.

– Значит, берем Гуччи и идем есть кесадилью.

– Что такое кесадилья?

– Вот и узнаешь заодно. Надеюсь, ты не за рулем?

Она отрицательно помотала головой.

– Вот и замечательно. Тогда будем пить настоящий кубинский ром.

Кесадилья оказалась тонкой лепешкой с острой начинкой из курицы и расплавленного сыра. Что-то вроде пиццы, только пресное тонкое тесто прикрывало горячую начинку с двух сторон. Вдохнув дразнящий аромат курицы, Ольга осознала, как она проголодалась. По привычке она продолжала придерживаться необременительной диеты. На завтрак – яйцо и грейпфрутовый сок, на обед – ничего. А вот вечером Оля, как правило, не выдерживала и наедалась по полной программе. Опустошала холодильник с аппетитом вернувшегося со смены лесоруба. Толку от такой «диеты» было – ноль. С силой воли Оле Бормотухиной, как и с телосложением, не повезло. Впрочем, иногда ей все же удавалось сбросить три-четыре килограмма – только вот внешне выстраданная потеря веса не была заметна вовсе. Что такое три кило, если в тебе почти полтора центнера?

После двух порций рома Оля заметно повеселела и расслабилась. Она сидела напротив окна. В январе темнеет рано – так что вместо улицы она была вынуждена созерцать собственное весело жующее отражение. И – надо же – размытое лицо, отражающееся в стекле, почему-то вовсе не казалось ей безобразным. Может быть, она все же немного похудела? Или это игра света?

– Куда ты все время смотришь? – обернулся Эдуард.

– На себя, – вздохнула Оля. – Не очень-то я похожа на человека, которому к лицу самолюбование, да?

– Слушай, почему ты так себя не любишь? – Он, казалось, был искренне удивлен. – Все люди любят смотреть на себя в зеркало. И ты не исключение.

– Но не все люди весят сто двадцать девять килограммов, – выпалила она перед тем, как с ужасом подумать: «Что я несу?! С мужчинами так нельзя…»

– Полнота женщину не портит, – дипломатично заметил Эдуард, который с каждой минутой нравился ей все больше и больше, – вот у мужиков с пивными животиками вид жалкий… А ты… Твоя полнота не безобразна. Ты очень красивая женщина. С формами.

– Ох, скажи, пожалуйста, что-нибудь еще! – рассмеялась Оля.

– В смысле?

– Ну, мне так редко делают комплименты. Хочется наесться их на год вперед… Если хочешь, я могу тебе тоже что-нибудь приятное сказать. Например, что у тебя красивые волосы. Ой, я, кажется, немного перебрала.

– Ничего страшного, – он накрыл ее ладонь своей.

Оля дернулась, как будто бы это была не теплая мужская ладонь, а противная желеобразная медуза. Она не привыкла к подобным проявлениям нежности, или дружеского расположения, или… кто его знает, этого странного Эдуарда. Зачем он все это ей говорит? Зачем он держит ее за руку, не отпуская? Зачем он смотрит на нее с какой-то вкрадчивой улыбкой? С похожим выражением лица смотрит оператор Гоша Кудрин на Олину сестру Владу, и в такие моменты она их обоих готова убить.

– Согласен, – он несильно хлопнул другой ладонью о стол, – идет. Мне тоже давно никто не говорил ничего приятного. Итак, я начинаю… У тебя красивые руки.

Оле захотелось спрятать свои руки под стол. Может быть, они у нее и красивые, но ухоженными их не назовешь. Ногти не растут и ломаются. И она сто лет не была у маникюрши. Хотя давно пообещала самой себе при любых обстоятельствах следить за собой.

– Твоя очередь, – поторопил Эдуард.

– У тебя глаза, как у Бемби из мультфильма, – промямлила Оля.

– Образно, – похвалил он. – А у тебя… у тебя роскошные волосы. Как у Шакиры.

С этим, пожалуй, поспорить было трудно. Тяжелая копна цвета осеннего поля – единственная королевская роскошь, которой наградила Ольгу незнакомая Лайма Юлиановна. Несколько раз ей даже предлагали продать волосы – для того чтобы из обрезков золотого Олиного богатства состоятельные дамочки смогли заказать для себя шикарные парики. Но она не согласилась лишиться своей самой привлекательной черты, даже когда победитель международного конкурса парикмахеров предложил ей полтысячи долларов за ее локоны.

– У тебя… у тебя… слушай, не могу я больше. Что за глупости…

– Ну вот, – притворно расстроился он, – девушку смутил… Оль, а ты случайно не актриса?

– Что? – развеселилась она. Его наивное предположение и смутило Олю, и польстило ей. – Какая из меня актриса?

– У тебя просто мимика очень богатая.

– Я работаю на телевидении, – она нарочно подчеркнула последнее слово – пусть знает, что, несмотря на треклятые килограммы, Ольга тоже не лыком шита.

– Да ты что? – с провинциальной непосредственностью восхитился он. – А звезд каких-нибудь знаешь? Якубовича? Меньшову?

Ольга покрутила в руке бокал с прозрачным ромом. Льдинка с легким стуком ударилась о тонкие стенки. Кажется, настал подходящий момент для того, чтобы выложить на карточный стол козырного туза.