Я ухмыльнулась.
– Согласно действующему законодательству, порча попадает под статью «о нанесении особо тяжкого вреда здоровью». И карается смертью. «Через повешенье или сожжение на усмотрение хозяина местных земель», – процитировала я.
Мать и дочь переглянулись.
– Это земли короля. А до столицы далеко. Пока суд да дело, – насмешливо протянула Равелла, незаметно, как ей казалось, поигрывая пальцами возле рукояти ножа.
Шаритта треснула дочь по руке, и я одобрительно кивнула.
– Твоя мать недобрая, но умная женщина, – спокойно констатировала я. – И в отличие от тебя сообразила: кто я.
– И кто же? – испепеляя меня ненавидящим взглядом, прошипела молодица.
– Принцесса рода Ок’Мена, – насмешливо представилась я. – Так что это и мои земли. И я имею полное право вершить на них правосудие.
Старая ведьма уперлась в меня тяжелым взглядом.
– А что мне мешает нарушить свое обещание потом, когда тебя здесь не будет?! – прищурясь, хмыкнула она.
– Совесть, которую я разбудила в твоей душе, – заговорчески подмигнула я ей. – Она слишком долго спала, бедняжка. Пора бы ей поработать, – сладко улыбнулась я.
Шаритта ошарашено прижала руки к груди, глаза ее забегали, из горла вырвался стон.
– Мама, что с тобой? – испуганно затеребила ее Равелла.
– Тоже самое, что и с тобой, – сурово вынесла я ей приговор. – Ты замыслила против воли привязать к себе человека, в рабство его обратить. И ради этого не побрезговала убийством. Детей осиротить – тебе пустяком показалось, лишь бы желаемое получить.
Лицо молодой женщины перекосилось от ненависти.
– А меня кто-нибудь пожалел?! – сдавленно прорычала она. – Когда лихие разбойники в лесу ограбили, еле удрала от них, снасильничать не успели. А в столице хозяин трактира каждым куском хлеба попрекал, когда подавальщицей работала. Мало того, сыночек его жениться обещал, да попользовался и бросил. Никто мне не помог, никто не пожалел. С чего тогда мне-то добренькой быть?!
Я неприязненно смотрела на нее.
– Захвалила тебя матушка в детстве, – поморщилась я. – Ты ведь, наверное, думала: вот как в столицу заявлюсь, так все двери передо мной и откроются, все высшее общество знакомство за честь почитать будет, король к воротам выйдет встречать. Так, что ли?! Ты уж, извини, но в каждом селе своя красавица-Равелла имеется, а королевство у нас большое, не набегаешься к воротам. А если ты что-то о себе возомнила, так это благодаря любви материнской, да увереньям ее в твоей неотразимости. Люди-то чем виноваты?! Что дел своих не бросили, чтобы хороводы вокруг тебя водить?! Вот и получается, сама ты в мир большой ушла, похвалиться собой хотела, никто тебя не гнал, а теперь виноватых ищешь, – фыркнула я.
Равелла в ступоре смотрела мне в рот. Похоже, ей и в голову никогда не приходило обвинять себя в собственных несчастьях. Все вокруг были виноваты, только не она.
Шаритта меж тем злобно сверлила меня глазами.
– Одно скажи, Целительница, почему приворот мой не удался? Все ведь правильно сделала. Ушел бы этот Юлис к Равелле моей, и все шито-крыто, не докопалась бы ты.
Я покачала головой.
– Не ушел бы. Ты когда-нибудь про «Истинную любовь» слышала? – знахарка недоверчиво кивнула. – Так с чего ты взяла, что она только в сказках бывает?! Если у тебя не срослось, значит, и нет ее вовсе?!
Шаритта в ужасе округлила глаза.
– Как же я не догадалась?! – простонала она.
Дочь потеребила ее за рукав.
– О чем, о чем не догадалась?
Старая ведьма обреченно вздохнула.
– Да, права ты, Целительница, что совесть мне подарила. Свою-то я придушила давно. На «Истинную любовь» руку подняла. Разуверилась в ней, потому и не признала.
Она тяжело встала и, поклонившись, глухо произнесла:
– Я сейчас же сниму порчу и клянусь, что до последнего вздоха не помыслю о подобном.
Дочь ошеломленно взирала на мать. А я догадалась, что задумала Шаритта.
– Не советую, – пристально глядя на нее, прошептала я. – Но это твоя жизнь.
– Да, – мрачно кивнула старуха. – И моя смерть.
Я развернулась и вышла. Мне нечего было ей сказать.
Люк ждал меня на крыльце.
– Мелисса, что с тобой? – он схватил меня за руку, заглядывая в глаза. – Ты пахнешь обреченностью и болью. И правотой. Не знаю: как, но все вместе.
Я прижалась к нему.
– Все так и есть. Я разбудила совесть в старой ведьме. И она теперь сама себе и судья, и палач. Пойдем отсюда.
Он обнял меня за плечи, и мы пошли к соседскому дому.
– Все будет хорошо, – успокоила я взволнованного хозяина. – Завтра твоя жена проснется.
Он начал, было, благодарить, но я лишь устало улыбнулась ему и повернулась к Люку.
– Мне бы купель, – смущенно попросила я. – А то, будто в грязи вывалялась.
Я лежала в теплой воде и плакала. Сколько же на свете боли и ненависти?! Сколько всего мне еще придется увидеть, почувствовать, через сердце пропустить?! Нелегка ты, доля Целительницы! Но раз уж взялась, неси. Я вытерла слезы. Хватит! Я поступила правильно, обратной дороги нет. Значит, пойдем вперед. Я вылезла из купели и вытерлась полотенцем. Ой, время уже к вечеру, поздно выезжать.
Когда я появилась в коридоре, Люк, сидевший на корточках у двери, вскочил.
– Ты как, в порядке? – обеспокоенно спросил он.
Я пожала плечами.
– Еще не совсем, но уже лучше, чем было, – заверила я. – Только кушать очень хочу.
Мы спустились в зал, где застали всю нашу команду в нетерпении ожидающую нас. Наемники вопросительно уставились на меня.
– Ну, что смотрите, – смущенно проворчала я. – Порча это была. Ведьма соседская решила дочке своей чужого мужа приворожить.