Искры из глаз сыпятся. Близка к чему то грандиозному!
Подбоченившись, отхожу на несколько шагов назад и строго смотрю на него, устанавливая зрительный контакт.
– Пошел вон! – рука сама стремительно вверх взмывает и указывает на дверь.
Яр тяжело вздыхает.
– Ты чего завелась? День тяжелый был? Давай ванну тебе наберу. Полежишь, расслабишься. Можешь поужинать в теплой водичке. Соль, пена, бомбочки – полный набор?
Глядя в его безмятежное, абсолютно открытое, живое лицо, начинает казаться, что я схожу с ума. Как будто мне причудилось, дескать, он посмел закрыться в кабинете с моей коллегой и не пойми чем там заниматься!
Неужели хватит совести делать вид, что ничего не случилось?!
Меня передергивает, на что Яр вопросительно вскидывает бровь.
– Я хочу, чтобы ты ушел! Выметайся!
Словно бы не слыша моих слов, он за секунду преодолевает расстояние, разделяющее нас, и, подхватив за талию, привлекает к себе.
– Ты обиделась что ли? Из-за девки этой? Как её там… – делает вид, что забыл имя. – Согласен, вышло не очень. Но я тебе просто сюрприз сделать хотел. Обед привозил. Знал, что голодная. Ты ведь в столовку так и не ходишь?
Пытаюсь вырваться из лап этого медведя-переростка. Ничего не выходит.
Яр лишь сильнее прижимает к себе.
Крепко держа одной рукой, вторую подносит к моей шее, безошибочно находя пульсирующую венку. Замирает на несколько секунд, словно проверяя пульс.
– Отпущу, когда успокоишься.
Его спокойный тон воспламеняет кровь. Горю, как веревка, пропитанная бензином.
А ещё на себя злюсь. Пора бы привыкнуть и начать избегать этих прикосновений, которые он совершает как бы невзначай.
Они всегда обезоруживают. Подсознательно принимаешь их за заботу.
Умом, вроде как я всё понимаю.
– Ты можешь трахать всех, кого хочешь! Но не надо это делать у меня на работе и тем более в моем присутствии! – рявкаю.
– Всех, кого хочу? Серьезно? Так чего же мы ждем? – слух избирательный.
Теснее прижав к себе, он меня тащит в сторону гостиной.
– Прекрати это немедленно!
Остается уповать на хорошую шумоизоляцию, потому что я близка к истерике.
Обычно у меня дома тихо. Не хотелось бы, чтобы соседи лишнего подумали, а ещё лучше – полицию вызвали.
В юности мы дрались так, что пух и перья летели.
Вернее я его била.
Сейчас хочется повторить.
У Яра расширяются глаза.
– Ты сама мне сказала, что можно! – снова вздыхает протяжно, после чего отпускает. – Попробуй вас, женщин, разобрать.
– Да пошел ты! – снова толкаюсь.
Ловлю его взгляд и напряжение между нами становится почти нестерпимым.
Если бы я не боялась выглядеть жалкой, то непременно бы спросила, за что он так со мной поступает.
Сложно разобрать, когда он серьезен, а когда шутит, глумится или потешается. Слушать ложь в очередной раз не хочется.
Я ведь старшая, нужно быть умнее. Сдержаннее. Рассудительнее.
– Яр, я очень устала. День был тяжелый. Давай ты поедешь к себе, а я приму душ и пойду спать, – на ходу меняю тактику, потому что весь боевой настрой улетучивается.
Моргаю, стараясь скрыть влагу.
Он перерастет. Мы с мамой несколько раз обсуждали поведение Яра. Конечно, она переживает. Деньги и вседозволенность так лихо кружат голову взрослым мужикам, что порой это плачевно заканчивается. В лучшем случае, для них самих. В худшем… Да о чем говорить, все всё понимают.
Для своих лет он неплохо справляется. Если бы не ослиное упрямство, с ним бы можно было общаться, как с человеком.
– Так не пойдет, – берет меня за руку и снова ведет на кухню. – Хочешь сказать, я зря старался? Часа два убил. А до этого по магазинам ходил. Знал, что пожрать у тебя ничего не найдется. Как ты вообще так живешь?
На столешнице стоит блюдо с запеченными – моими любимыми – овощами.
Яр приподнимает стеклянную крышку, чтобы мне показать – баклажаны, кабачки, перец спрятались под запеченной корочкой.
– Ещё есть конкиле с креветками в сырном соусе. Не вредничай. Я знаю, что ты голодна.
– Мы с Давидом поужинали,– говорю скорее из вредности.
Если желудок сейчас заурчит – провалюсь сквозь землю.
– Обманываешь. Я знаю, что ты не поехала к нему на свидание. Кстати, спасибо. Приятно, что ты своего благоверного даже не предупредила, – его тон становится игривым.
Очень хочу сказать ему что-нибудь едкое, но замечаю, как Яр обхватывает большим и безымянным пальцем половинку грейпфрута, лежащего на разделочной доске, и проводит средним пальцем по сердцевине.
Рот наполняется слюной и не потому, что я хочу его съесть.
Его плавные поглаживания – какое-то очень откровенное кулинарное порно.
«С едой так делать нельзя,» – пищу мысленно.