Она превращается в женщину. Стихи и верлибры

красной нитью дёргает слегка.
Спрашивает – и не ждёт ответа,
что кораблик ищет в облаках:

он их ловит парусами вдоволь,
девочку он тоже зачерпнул.
«Не люблю ни моря, ни улова», —
девочке он на ухо шепнул.

Нить оборвана, и он на дно уходит.
Девочка раскинулась звездой.
Спи, кораблик! Пусть русалки водят,
когда дремлет память-рулевой.

    14 декабря 2016

Бумажное

Что это было? – спросила Люся,

когда отошла от наркоза.

Соседки не ждали её вопроса,

но сказали: «Уже не волнуйся.

Что это было, никто не знает. И хорошо – не надо».

Нет, говорит, я спрошу у знакомого Васи,

анестезиолога. Пусть мои дни он скрасит.

Вы представьте – я была шуршащей бумагой!

Я плыла по бумажному морю на пароходе

бумажном. Я летела в бумажном небе,

держала в клюве бумажный стебель

и видела, как бумажные воды сходят.

Потом я стала бумажной собою.

Мои щёки и груди шуршали, как шуршат журналы.

Моя рана тлела, превращалась в пыль и улетала,

когда я посыпала её бумажной солью.

И вот я осталась куколкой – для вырезанья,

помните, в детстве, в «Весёлых картинках», что ли.

Если надрежешь лишнего – ничего, никакой ведь боли.

Интересно, а едят бумажные куклы, к примеру, лазанью?

Мне сейчас захотелось лазаньи с мясом или с грибами

и очень крепкого кофе, желательно с пряной корицей.

Дорогие, мне кажется, нет, я уверена – наша больница

превращается в Большой драматический театр оригами.

Маша ответила коротко: «Не пи..и».

Гуля: «Я будто камнем с горы летела».

Надя: «У меня ничего; ни души, ни тела…»

Люся чиркает спичкой: бумага, гори!

    апрель – май 2016

«От стены к стене, от окна к окну…»

От стены к стене, от окна к окну.
Так усталая кукушка тоскует.
Так глухим, двусложным своим ку-ку
навлекает беду лихую.

От травы к траве, от куста к кусту.
Не поёт (и дитя нет баюкать) —
словно боль зубная: ку-ку, ку-ку.
И крыло превращается в руку.

А второе крыло равноценно листу —
опадает, хрустит, ржавеет.
И не речь совсем, но её искус
над усталой птицей алеет.

    11 мая 2016

«И снова падаешь – море, море…»

И снова падаешь – море, море;
и снова взмываешь из-под бесцветных вод.
Оскому набившее memento mori