Город, который построил Я. Том 14

Город, который построил Я. Том 14
Марс Чернышевский – Бускунчак

В 2009 году я начал вести дневниковые записи. Первоначально это были скетчи, которые со временем переросли в небольшие рассказы. Если говорить о жанровой принадлежности, то это мемуары, написанные в форме юмористических и сатирических историй, эссе, рассуждений, нелепостей и абсурда. Книга вмещает в себя пока около 90 небольших произведений и будет делиться на множество томов. Сколько их будет в результате, пока неизвестно. Поэтому могу сказать только одно: начало книги мной положено, а о точных сроках ее завершения вам объявит уже кто-то другой. Содержит нецензурную брань.

Записки сумасшедшего охранника

Сижу, охраняю объект. Пропускаю всех подряд, хотя нужно строго по пропускам. Господи! Как же мы все друг другу не доверяем! Я видел, как работают другие охранники. Они никого не пускают даже по пропускам, и их все боятся и уважают…

Сотрудники фирмы проходят мимо меня и не здороваются. Ведут себя высокомерно или обиженно. Глядя на них, чувствую себя виноватым. Но я совершенно открыт и внутренне жизнерадостен, а они почему-то не догадываются или просто боятся это приметить…

Сегодня утром мне нагрубили в магазине Ашан, а я возьми и ответь, причем в не менее резкой форме. В том момент (да и сейчас тоже) не чувствовал никаких угрызений. Это плохой симптом…

А вообще, жизнь протекает нормально: ни хорошо, ни плохо. Видимо, так и должно быть. Если жить в духе момента и не философствовать, то все перетекает из одного в другое очень мягко и ненавязчиво. Мне так больше нравится…

Вот прошел еще один сотрудник, не поздоровался и посмотрел подозрительно исподлобья. Неприятно, но жить можно…

Продолжаю думать и писать слова, хотя особо писать не о чем. Просто нет подходящих мыслей, чтобы интересно было поделиться с читающими, то есть с посторонними людьми. Родные и друзья давно уже не то что не читают мои слова, а просто даже уклоняются от общения…

Но вот прошла девушка: поздоровалась и даже улыбнулась. Приятно. И я тут же поймал себя на мысли, что Бог есть. Жалко, что эта мысль скоро уйдет…

Пока никого нет, и я устремляюсь опять в глубокую аналитическую думу. Но свежих тем нет. Я тут же ловлю себя на идее, что отсутствие потока сознания – это определенный сдвиг к чему-то новому и возможно более качественному. А вдруг нет? Вдруг это просто усталость от проведенных накануне суток в душном помещении, или, что еще хуже, обычная леность мозга, не желающего воспринимать ничего нового и серьезного? Как вы думаете? Лично я точно не знаю…

Вот прошел еще один и не поздоровался. Но он что-то бормотал себе под нос, поэтому я его уже простил. Видимо, шизофреник или ученый…

А вот прошло еще четверо. Двое поздоровались, двое – нет. Даже не знаю, как на это реагировать…

Когда приходит весна, то почему-то на душе не становится теплее и благоуханнее. Наоборот, есть какая-то недосказанность. Зима прошла впустую. Не донасытился свежим прохладным воздухом, не доиграл в хоккей, не докупался в проруби, так и не слепил снежную бабу. А весной делать нечего. Сидишь на работе, смотришь в окно и наблюдаешь, как снежные торосы, смешиваясь с оттаивающей глиной, постепенно превращаются в непроходимые массивы грязи, пропитанные изнутри человеческой желчью, заболачивающие город. В этот момент все выглядит невзрачно и томно. Даже такой шикарный и блистательный город, как Нижний Новгород (особенно его нижняя часть), выглядит немного томно и невзрачно…

Я устроился в охрану второго ноября 2015 года и работаю здесь до сих пор. Обычно я задерживаюсь на новых работах не более, чем на месяц, а тут уже целых пять! Единственное оправдание этому является то,  что я втихаря пишу ноты и слова. Начальство об этом пока даже не догадывается. Если оно узнает, то произойдет нечто страшное. Оно потребует от меня отчета о проделанной работе, то есть придется читать. А я не хочу этого. Я мечтаю, чтобы мои слова исчезли с лица Земли и появились бы снова лет через восемьсот. Как когда-то что-то подобное произошло с Раби Шимоном. Представляете, через множество столетий ходят по Земле киборги и читают мои слова. Причем, слова всех остальных авторов забыты. Время их не сохранило за ненадобностью и неактуальностью…

Вот пришла уборщица, долго на меня смотрела, и сделала вид, что меня не знает. Потом ушла мыть пол на другой этаж. Но я зла на нее не держу, думаю, она сама от себя не в восторге.

Сижу, смотрю в стену. На стене большая фотография лыжников на Эвересте, а под ними текст на английском: "The path to greatness is along with others". Как-то не очень верится, что кто-то со мной хочет разделить мою участь…

Накопилась некоторая усталость в области тазобедренных частей. Пойду, пройдусь по коридору, скоро приду…

Пришел. Еще мне показалось, что чем больше сидишь и ничего не делаешь, тем больше устаешь. Начальник мне сказал, что это моя судьба. Пожалуй, с ним здесь соглашусь. Когда-то известный виолончелист Пабло Казальс сломал руку и был искренне счастлив. Он думал про себя: " Ну, наконец-то нашлось настоящее оправдание, чтобы не заниматься на инструменте". Вот так и я, работая здесь и просиживая сутками, лишен возможности нести ответственность за определенные вещи перед требовательным человечеством. Примеры вещей приводить не буду…

Но вот толпа пошла. Тут уже не до пропусков. Люди рябят в глазах! Господи! Как все друг на друга похожи, в одинаковых очках! Я думаю, что для инопланетян было бы невозможно отличить землян одного от другого. Как вы можете отличить двух комаров, например? Можно конечно, но только если под микроскопом…

Вдруг… тишина. Все занырнули в свои аудитории. Наверное, работают. А может, притаились и за мной следят через специальные коридорные камеры? Все может быть. Здесь нет однозначного ответа. Это как палка о двух концах. Или две стороны одной медали. Или два кольца, два конца, а посередине гвоздик. Или еще вот: "Золотое решето, черных домиков полно"…

Сейчас подходил ко мне менеджер по успешному аутсорсингу и предложил такой вариант: "Сам алый сахарный, кафтан зеленый бархатный"…

Все, что я пишу – не смешно и не грустно. Просто никак. Ни талантливо, ни бездарно. Ни о чем. Ни о себе, ни о людях, ни о жизни и смерти, ни о любви, ненависти, смирении или трусости. Просто слова, не наполненные ни смыслом, ни бессмыслицей. Ведь надо как-то вложить свое усердие в так беспрепятственно и бесцеремонно утекающее время. А оно вкладывается почему-то в слова. Не в ноты, не в краски, не в камень, не в бездоказательные теоремы. А именно в разрозненные слова, навеянные угасающим и немного комканым вдохновением.

Посвящается светлой памяти Олега Петрыкина

Сегодня (в крайнем случае, завтра) исполняется сорок дней со дня кончины моего товарища Олега Петрыкина. Но вместо того, чтобы идти на поминки или в церковь, я лучше напишу несколько слов о том, каким был этот талантливый человек.

Он был тем, кем должен был быть. Прошел короткий, но сложный путь. Учился в ПТУ, потом был выгнан из духовной семинарии (или сам ушел, это неважно). Любил музыку, женщин, ругался матом, но при этом был одним из самых добрых и отзывчивых (что в наше время является неслыханным подвигом). Почти все мои СD были оформлены его чуткой и вдохновенной рукой. За работу он брал с меня деньги, но небольшие. На них можно было ему два дня питаться, а мне поголодать. Единственный его недостаток – он был человеком не легким (сто тридцать кг). Думаю, что его это, в конечном счете, и подвело. Он умер от сердечной недостаточности в момент сильной алкогольной интоксикации.

Когда я пришел на похороны, то, подходя к подъезду, увидел пустой двор и аккуратно раскиданные еловые ветки вдоль дороги… Опоздал… И долго осознавая момент, не знал что делать. Я подумал, что все должно как-то быть в этом мире взаимосвязано. Но в это утро я не находил никаких логических узлов, которые нужно было бы распутать. Просто повернулся и пошел домой. Ни мыслей, ни воспоминаний, ни огорчений. Не знаю, хорошо это или плохо? (Я пишу очень быстро, чтобы не потерять нить того, о чем должно быть записано, поэтому могут быть любые несоответствия и алогизмы относительно основной мысли повествования.)

Итак, был человек, и нет. Говорят, что и меня когда-нибудь не будет. Но я в это не верю. Для себя я буду всегда. А что касается всех остальных – я не знаю. Может и они будут там со мной, а может, и нет. Наверное, Олег мог бы сейчас сказать об этом точно, но он молчит, как и вся природа, притаившись в вопросе без ответа.

Помню, когда я рассказывал ему анекдот, то поймал его возбужденный взгляд, полный ожидания развязки. Он посмотрел на меня под определенным углом так, что я запомнил это надолго. Мне просто захотелось именно этот взгляд запечатлеть в памяти.

Теперь нет ни Олега, ни этого угла зрения. Люди умирают каждый день, и мы к этому привыкли. Но куда исчезают эти углы и впечатления ушедших? И где сейчас нахожусь я относительно его теперешних координат местоположения и ощущений? Я не верю, что они видят нас или как-то влияют на нашу жизнь. Это похоже на утешительный сеанс. Наша жизнь не иллюзорна, а совершенно реальна, и мы, находясь в ней, подвергаемся жесточайшим пыткам материальной вселенной. Кстати, это немного успокаивает. Ты знаешь, что всему этому наступает конец. И все тут! А от ожидания возмездия в будущих параллельных мирах становится как-то неуютно и мысли тебя настигают тревожные. Я, конечно, не материалист и не коммунист, но иногда так хочется поговорить с Л.И.Брежневым. Он ведь тоже уже наделен нечеловеческой мудростью как один из покинувших эти пределы.

Теперь я не вижу больших различий между Гомером, Робеспьером, Мерлин Монро и Олегом Петрыкиным. Они все покинули этот мир, и никто не может даже представить где они сейчас. В любом случае эти люди из моего прошлого, и, скорее всего, они никогда не узнают о существовании этих строк. В настоящее время, когда пишутся эти слова, никто из ныне живущих не догадывается об их появлении на свет. Но когда человечество настигнет будущее, то, надеюсь, этот рассказ будет передаваться из уст в уста, из поколения в поколение. Если это даже так произойдет (а произойдет это неминуемо), то какой смысл все это будет иметь для меня? Думаю, что примерно такой же, какой для Олега сейчас имеют эстетическое и духовное значения мои альбомы, оформленные его рукой:

Rokus Tonalis (2007), Nutcracker In Fury (2008), Peer Gynt In Favour (2009), Brandenburger Tor (2010), Red Room Blue (2011) и более 30 иллюстраций к моим электронным альбомам: Electronic Delicacies in 4 volums (2012 – 2014)

Неожиданная встреча

Малоизвестный, но весьма гениальный (как он сам полагает) китайский композитор и дирижер Маккаллок жил и работал в Китае. Потом он женился и уехал жить в Воронеж. В России ему очень не нравилось. Особенно то, что его нигде не знали. Не выдержав такого фиаско, он вскоре переехал жить и работать в австрийский город Вену. Там он снял дешевую квартирку на краю города в бедном районе для эмигрантов с востока, где через пять лет, гуляя по местным подворотням, случайно натолкнулся на Анатолия Дмитриевича (моего отца, героя некоторых предыдущих рассказов), который куда-то спешил с виолончелью за спиной:

– Анатолий, привет!

– Ой, привет, привет, Мак!

– Ты как здесь оказался?

– Да, как-то непонятно как.

– Ну, а вообще, ты как?

– Я ничего, а ты?

– Да, хунья везде какая-то…

Автозаводские романтики

Валентин Учеблов был страстным поклонником дам. Никогда не упускал возможность подойти к обладательнице могучего таза и попросить закурить. Формат знакомства был не совсем джентльменский, но в автозаводском районе он зачастую имел успех.

И вот, одним морозным январским утром, когда первые предрассветные лучи лениво проступили чрез свинцовые облака, чуть осветляя унылые «хрущевки» на фоне зловещих автозаводских труб, двое друзей, а именно Валентин и его новый друг Валера Силантьев прогуливались по Парку Героев, наслаждаясь беседой о новых достижениях в искусстве исполнения на акустической гитаре. Были несмолкаемые споры по поводу освобождения правой руки, а также жарко обсуждалось различие приемов апояндо и тирандо. Разговор продолжался уже более трех часов, но собеседники не чувствовали ни усталости, ни легкого обморожения в суставах.

Подойдя к перекрестку, сердце Учеблова стало биться более интенсивно, чем обычно, и он сразу понял, в чем тут дело.

Действительно, через семь минут, подходя к месту пересечения проспектов Кирова и Ильича, взгляд Валентина упал на одинокую женскую фигуру, которая, подняв воротник, куда-то торопилась в этот предутренний час.

Ускорив шаг, друзья, наконец, настигли даму, и Учеблов первым окликнул ее:

– Девушка, извините, а у Вас не найдется закурить?

– Есть, – ответила она и полезла доставать из сумки папиросы, искоса поглядывая на уличных романтиков.

– Ой, дома оставила пачку. Что делать, даже не знаю, – посетовала она.