Действительно, быстро устранив все препятствия для брака, решили провести торжества в Аррасе; церемония бракосочетания состоялась в соборе города Амьена. Так как карет с крытым верхом в то время еще не было, королеву доставили в собор в носилках, окутанных золотистой тканью.
Несколько неприятных событий омрачили свадебные торжества, а как записано в книге судеб, одно несчастие влечет за собой другое, поэтому брак сей изначально не сулил никому счастья. А вскоре фламандцы повернули оружие против Франции, и, прервав бои турнирные, французским сеньорам пришлось вступить в битву настоящую; дротики Беллоны заменили стрелы Амура.
Брачные узы нисколько не умалили страсть Карла к оружию. На чрезвычайном совете решили направить военные действия главным образом против Англии. Но когда после первых шагов стали ясны намерения герцога Бургундского, все с удивлением вспомнили, что первым предложил начать войну именно он.
Итак, начались приготовления к войне. Потребовались деньги; на накопления, сделанные Карлом V, рассчитывать не приходилось: их уже присвоил Анжуец. Ввели новые налоги, провели принудительные займы, убыточные для всех, кому пришлось давать деньги в долг. Меры, предпринятые двором, понимания не встретили; царствование Карла VI начиналось дурно.
Напуганные нашими военными приготовлениями, англичане собрали армию в триста тысяч человек, но мы бы наверняка одолели эти силы, если бы, как часто случается в подобных обстоятельствах, частные интересы не вступили в противоречие с интересами государственными.
Тем временем жители Гента попытались сжечь наш флот в проливе Л’Эклюз; заговор раскрыли, но герцог Бургундский не оставил мысли в следующем году начать военные действия против англичан, ибо под сей замысел он уже получил немалые средства.
Собранную армию следовало чем-то занять; тогда ее повели на тех, кто хотел уничтожить наш флот; до сражения дело не дошло.
Многие разгадали стратегию герцога Бургундского и обвинили его в получении взятки от англичан, заплативших за бездействие его войска. Герцог, говорили они, положил к себе в сундук и деньги, полученные на войну, и деньги, полученные, чтобы эту войну не начинать.
Таковые нравы царили при французском дворе, когда туда явилась Изабелла. Поэтому неудивительно, что дурной гений немедленно завладел ее душой, которая, как мы уже видели, изначально тянулась к злу!
Едва Изабелла появилась при дворе, как знатные сеньоры наперебой бросились оказывать ей почести; скоро юная принцесса более всех отличала Буа-Бурдона. Молодой, прекрасно сложенный, исполненный изящества, первый во всех физических упражнениях, что в век рыцарства ценилось особенно высоко, умный, но всегда готовый к компромиссам, он в высшей степени обладал талантами, необходимыми придворному. Такой мужчина не мог не нравиться женщинам, и многие из них жаждали его любви, особенно те, кто более заботился об удовольствиях, нежели о репутации. Привыкнув к дамскому поклонению, молодой дворянин дерзнул намекнуть на свою пылкую любовь повелительнице, и страсть его недолго оставалась безответной.
Едва их соединили узы любви, Изабелла воспользовалась любовником для получения полезных сведений. Буа-Бурдон немедленно поведал ей обо всем, что надлежало ей знать, дабы не стать жертвой неведения.
– Вам необходимо разделять все беспутные похождения придворных Карла Шестого, сударыня, – заявил ей фаворит, – если не хотите, чтобы вас вовлекли в них против воли. Когда плотина не в состоянии сдержать волны, лучше отдаться на волю этих волн, и они вынесут вас на берег, усыпанный золотым песком, особенно если у вас хватит ловкости и дерзости направить бурный поток в нужное вам русло. Возле молодого и неопытного государя, окруженного ловкими интриганами, можно преуспеть, только став таким же интриганом; если вы не станете им подражать, они будут вас бояться и погубят вас; став такой, как они, вы свяжете им руки. Грешно самому прокладывать путь злу, однако, когда путь уже проложен, опасно сворачивать с него.
– Прекрасный сеньор, – ответила королева, – будьте моим провожатым; рядом с вами мне ничего не страшно. Я знаю, вы постараетесь отвести от меня зло, но, как вы справедливо заметили, в некоторых обстоятельствах лучше стать жрецом, нежели жертвой, а если совесть станет мучить меня, сердце напомнит, что я совершаю зло ради вас, и тревоги успокоятся.
О, чувствительность, скрывающая за собой преступление, весьма опасна!
– Король, – продолжала Изабелла, – самый лучший человек во всем мире, я почитаю его и премного уважаю. Однако голова его слаба, я же чувствую в себе деятельные силы, коими по слабости своей он обладать не может. Обуреваемая благородным честолюбием, я вознамерилась править всем и не стану ни перед кем пресмыкаться. Как вы сказали, дядья короля наверняка захотят воспрепятствовать мне, а посему придется удалить их от двора. Брат Карла герцог Туренски. [1 - В урочное время мы станем именовать его герцогом Орлеанским.] молод и полон сил, он поддержит наши планы, надо лишь приковать его к себе.
– Вы хотите, чтобы у меня был соперник, сударыня?! – встревоженно воскликнул Буа-Бурдон.
– Друг мой, – ответила королева, – я доказала вам свою любовь, но не надейтесь навечно привязать меня к себе; вечной верности можно требовать от обычной женщины. В моих глазах любовь является слабостью, которой я всегда готова пожертвовать ради честолюбия или выгоды; лишь эти две страсти лелею я в своем сердце. Если новая связь пойдет на пользу моим страстям, я непременно соглашусь на нее, при этом я по-прежнему останусь вашей, и мы вместе станем приумножать и состояния наши, и наслаждения. Вы говорите, при дворе все берут взятки; я и сама это заметила; грабежи здесь совершают нагло и в открытую. Анжуец захватил все, что сумел скопить Карл Пятый; теперь остатки растаскивают Бургундец и Берриец; здесь каждый думает только о себе: так почему бы мне не поступать так же? Если бы я встретила здесь добродетель, я бы, возможно, последовала ее стезей, но я увидела совершенно обратное… так вот, повторяю вам, Буа-Бурдон, вы станете моим провожатым. Я очень молода, вы же достаточно опытны, чтобы давать мне дельные советы, и если они совпадут с моими замыслами, я им последую, а если разойдутся, то не воспользуюсь ими.
Буа-Бурдон бросился к ногам государыни и заверил ее в своей преданности; он поклялся сохранить разговор их в великой тайне, и отвратительные руки преступления завязали возмутительные узы этого тайного союза.
При подготовке второго вооруженного похода против англичан коннетабль Клиссон пожелал набрать людей, числом равным населению целого города; погрузив войско на корабли, он намеревался направить их к вражескому берегу. Великолепные и роскошные суда, предназначенные для этой экспедиции, напоминали плавучие крепости.
Все полагали, что герцог Бургундский, слывший приверженцем англичан, сделает все, чтобы и вторая экспедиция не состоялась. Она и в самом деле не состоялась, однако подозрения рассеялись, а неудачу отнесли на счет герцога Беррийского, медлившего с отправлением в порт Л’Эклюз, место сбора и отплытия; причиной подобной смены настроений явился герцог Бургундский, стремившийся как можно ловчее скрыть свои планы.
Когда все отбыли во Фландрию, при дворе наступило затишье, хотя брат короля герцог Туренский не покидал Парижа.
Молодой, нетерпеливый и неукротимый, он не мог равнодушно смотреть на Изабеллу, а та желала привязать его к себе, ибо понимала, сколь он необходим ей для исполнения давно лелеемых ею замыслов; часть этих замыслов она, как мы уже знаем, открыла Буа-Бурдону. Однако, намереваясь сохранить при себе обоих мужчин, она решила сообщить Буа-Бурдону об успехах, одержанных ею над сердцем его соперника.
– Милый друг, – сказала она ему, – помните, что я говорила вам относительно брата мужа? Тогда я сказала вам, что, приковав к своей колеснице вас, я тем не менее приму в число своих поклонников также и его. Теперь послушайте, Бурдо. [2 - Так Изабелла по-дружески называла своего любовника.]: герцог Туренский обладает неограниченной властью над моим супругом, а я хочу безраздельно господствовать над герцогом. Поэтому смиритесь, друг мой, с тем, что я заведу роман с герцогом; я стану любить его ровно настолько, насколько это будет соответствовать нашим общим интересам. Речь идет не об измене, кою я намерена совершить, а об интриге и ловкой комбинации. Будьте по-прежнему скромны, и я не стану ничего от вас скрывать; вы нужны мне для осуществления моих планов, я помогу вам исполнить ваши замыслы, и тогда честолюбие, любовь и выгода объединят нас и сблизят еще более.
Фаворит вновь поклялся в верности, и интрига с герцогом началась.
– Вы не на своем месте, брат мой, – однажды сказала Изабелла герцогу Туренскому. – Карл не способен править; трон должен был бы принадлежать вам; так будем же вместе делать все, дабы придать ему необходимый блеск, если уж мы не можем возвести на него единственного достойного его человека.
– Мое честолюбие нисколько не меньше вашего, сударыня, – отвечал герцог, – и мне горько видеть, как жадные и развратные дядья морально угнетают монарха и грабят богатства его народа. Уже дважды герцог Бургундский вверг в нищету наш народ и обогатил свою личную казну, не допустив принятия решений, способных принести славу Франции. Поэтому, сударыня, нам следует либо препятствовать подобным его поступкам, либо самим извлекать из них выгоду. Объединим наши интересы и сердца и, не считаясь с ценой, выпустим на волю наши страсти; иных способов преуспеть в наш век интриг и слабой власти монарха я не знаю.
Сговор Изабеллы и Орлеана породил ужасные смуты и бедствия, охватившие Францию, и нам предстоит сии бедствия живописать… Как же несчастлив тот народ, чьи повелители, обязанные быть его опорой, становятся ворами и грабителями!
Алчность герцога Бургундского многие считали причиной странной смерти короля Наваррского: все знали, что герцог давно хотел захватить его имущество, и после смерти Наваррца он сделал это в ущерб наследникам.
Третью экспедицию против Англии снова отложили на неопределенный срок, хотя время для экспедиции было подходящее: юный английский монарх, возглавивший слабое правительство, не пользовался доверием и не располагал достаточными силами. Подобно Карлу, над ним главенствовали дядья, разорявшие, бесчестившие и угнетавшие его. Словом, все способствовало успеху похода, слабость Ричарда II, занимавшего английский престол, казалось, гарантировала победу Карлу VI.
Но слишком многие лица были заинтересованы в провале кампании против англичан, а посему она, как и предыдущие, провалилась. В этот раз виновником неудачи называли герцога Бретонского, в прошлом уже запятнавшего себя изменами, так что теперь все поверили в возведенные на него подозрения. Никто не сомневался в его симпатиях к Англии, но, с другой стороны, разве герцог Бургундский не разделял эту пламенную приязнь? А нам известно, что думали по этому поводу Изабелла и герцог Туренский. О ужас, в какие руки попал злосчастный Карл и его несчастный народ!
Попробуем, однако, объяснить поступки герцога Бретонского, дабы уразуметь их последствия.
Старший из сыновей Карла Блуаского находился в то время в английском плену. Герцог Бретонский обязался выкупить его, но, когда ему об этом напомнили, сдержать слово отказался. Коннетабль Клиссон же решил, что этот молодой принц вполне может стать супругом одной из его дочерей; Карл согласился. Оставалось только вызволить узника из плена; коннетабль обратился к герцогу Ирландскому, умевшему добиваться всего от Ричарда. Герцог Бретонский, разозленный тем, что Клиссон хочет преуспеть в деле, куда он более не хотел вмешиваться, поклялся в вечной ненависти к коннетаблю. Первый шаг по пути этой ненависти кажется нам достойным упоминания, а посему мы о нем расскажем; и, хотя многим он хорошо известен, обязанность наша о нем поведать, ибо он связан с рядом других важных для нас событий.
Пригласив коннетабля к себе в крепость Эрмин осмотреть ее укрепления, герцог Бретонский пожелал получить совет относительно фортификационных сооружений, в которых коннетабль разбирался превосходно. Подойдя к входу в башню, коннетабль, изъявляя почтение к хозяину замка, стал пропускать его вперед, дабы самому войти следом. Однако герцог заторопил гостя, и тот вошел первым. Едва Клиссон оказался в башне, как по знаку герцога дверь захлопнулась, а коннетабля быстро опутали цепями. И когда комендант крепости Бавалан пришел к герцогу за дальнейшими распоряжениями, тот велел ему зашить коннетабля в мешок и бросить в реку.
– Ваш приказ достоин варвара, сударь, – ответствовал Бавалан. – Однако мой долг подчиняться вам.
На рассвете герцог в нетерпении призывает офицера, дабы узнать, исполнен ли его приказ.
– Сударь, приказ исполнен, – говорит Бавалан.
– Несчастный, что ты наделал! Разве ты не понял, что я только в сердцах мог отдать такой приказ?
– Я понял, принц, поэтому коннетабль жив и здоров.
– Ах, друг мой, как я тебе обязан! Обними меня, Бавалан! Отныне ты можешь рассчитывать на меня; тебе я обязан и честью, и жизнь. [3 - Настоящий эпизод послужил Вольтеру для создания «Аделаиды Дюгеклен».].
Но человеческое сердце непостоянно: преступление замышляют в бреду страстей, угрызения совести предупреждают проступок или карают преступника, но стоит угрызениям удалиться, как преступление вновь вступает в свои плачевные права и добродетель не в силах одолеть его.
Очень довольный, что коннетабль жив, герцог Бретонский захотел получить за него хороший выкуп. Клиссон пожаловался королю, и тот, желая отомстить за коннетабля, решил немедленно объявить войну Бретани. Герцог Бургундский сумел отговорить короля от этого поступка, и тот удовольствовался деньгами, выуженными у герцога Бретонского, которые тот, в свою очередь, получил от коннетабля. Сделав вид, что он помирился с коннетаблем, Бретонец в душе затаил ненависть к нему; увы, непостоянный характер герцога заставлял его то оскорблять противников, то испытывать угрызения совести, то вести себя низко и подло; мы рассказали об этом для того, чтобы читатель смог лучше разобраться в поведении герцога Бретонского.
Деньги королевства продолжали разбазаривать; происходили небольшие стычки с врагом, нисколько не приумножавшие славу государства и выгодные только тем, кто извлекал из них прибыль.
Когда королю исполнился двадцать один год, принцев крови и прелатов призвали на Совет, где, вспомнив о грабительских наклонностях дядьев его величества, было высказано мнение, что отныне Карлу следует править самому. Особенно усердствовал кардинал де Лаон, чем несказанно разозлил герцогов Бургундского и Беррийского, ибо они не ожидали такого решения. Король же, повернувшись к дядьям, поблагодарил их и сказал, что послушается данного ему совета. На следующий день кардинала отравили.
Вот так поступали в те времена с теми, кто пребывал в меньшинстве; анархия питала эгоизм, и, если ваши интересы противоречили интересу сильных мира сего, с вами поступали как с врагом. Трагическая кончина кардинала наделала много шума, но все поняли, в кого был нацелен удар; без сомнения, Изабелла приняла участие в Совете, обсуждавшем освобождение короля от опеки. Собственно, созыв Совета и принятое решение явились результатом интриг Изабеллы и герцога Туренского: удалив от короля всех, кто им препятствовал, они хотели сами руководить королем.
– Эти интриганы достаточно пограбили, – говорила Изабелла герцогу Туренскому, – теперь наша очередь…
Как непривычно звучали такие слова в устах девятнадцатилетней женщины!
Дядьев с отцовской стороны удалили от двора, и начались перемены; подле монарха остались только герцог Бурбонский, дядя короля с материнской стороны, и герцог Туренский, отныне именуемый нами герцогом Орлеанским. Придворные сменились, льстецы прежнего двора испарились. Остались те, кто ранее держался в тени; среди новых фаворитов Буа-Бурдон занял достойное место.
Людовик Орлеанский не знал, что королева расточала милости этому рыцарю, но мы знаем, что Изабелла не скрывала от Буа-Бурдона, что брат ее мужа стал ее любовником; понимая, что не может единолично владеть сердцем королевы, молодой человек решил довольствоваться ролью конфидента. Подобное положение могло сложиться только при развращенном дворе; примеры таковых дворов обильно предоставляет нам XVIII столетие.
Доверенным лицом молодого герцога Орлеанского стал маркиз де Краон. Был ли он достоин этого звания после того, как предал герцога Анжуйского?.. На этот вопрос у нас ответа нет; скажем только, что принцы охотно поверяют свои ошибки тем, кто сообразуется с нравами времени.
Среди дворян, отныне постоянно присутствовавших при дворе, следует назвать Монтагю, Вилена, Мерсье, Ларивьера и некоторых других, которых поддерживал коннетабль, вновь вошедший в фавор после падения герцога Бургундского; последний по-прежнему поддерживал тесные отношения с герцогом Бретонским, непримиримым врагом Клиссона.