Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Вы просили меня зайти к вам?

– Да, Валерия Осиповна. Проходите, садитесь.

Верещатская устроилась за столиком для посетителей. Сегодня она была одета в строгий костюм и внешне мало походила на ту неполностью одетую даму, которая пыталась установить со Свиридовым более тесный контакт.

– Тема нашего с вами разговора – Оратынцев. Я решил поговорить с вами, поскольку вы достаточно близко знаете и самого Леонтия Павловича, и его супругу Алину Яковлевну. Считайте, что о степени вашей близости я знаю столько же, сколько и вы сами.

Верещатская не выказала удивления и спокойно слушала Свиридова.

– Кроме ублажения приезжих начальников женским телом своих любовниц профессор оказался вовлеченным в незаконный вывоз отсюда золотых изделий и наркотиков. При передаче дела в суд ему грозит длительный срок либо лагеря особого режима, либо ссылки. Учитывая, что он еще вдобавок виноват в невыполнении тематических планов лаборатории, созданной для него, то участь его незавидна.

– Почему вы говорите это мне? Есть жена.

– Вы прекрасно знаете, что Алина Яковлевна – пустышка, неспособная самостоятельно мыслить и действовать, и их брак – типичный брак по расчету. Поэтому я говорю с вами, а уж вы потом сами решите, что и как говорить профессору и его жене.

– Итак, в случае передачи дела в суд будут затронуты многие люди здесь и не здесь, дело приобретет значительную огласку и пострадавших будет много. Вы – в том числе. С другой стороны можно избежать огласки, ограничившись служебным разбирательством. При этом не будет такой огласки, многие из причастных лиц будут наказаны символически, а Леонтий Павлович с супругой хотя и будут наказаны, но несколько иначе.

– Мне больше нравится второй вариант и скорее всего мы им и воспользуемся. При этом те женщины, которых Леонтий Павлович тем или иным способом использовал для своих целей, отделаются легким испугом и смогут продолжать свою работу. Что вы на это скажете?

– Но Леонтий Павлович может не согласиться …

– Пока меня интересует ваше мнение. Его мнение меня не интересует.

– А моя жизнь вас интересует? В какой мере? Вы знаете, она … Отчим жил со мной с семилетнего возраста. Я была крупной, развитой девочкой. Сперва я что-то испытывала, потом перестала. Когда мальчишки затащили меня в подвал и изнасиловали всем классом – я ничего не почувствовала. Ни боли, ни удовольствия, ни стыда. Мальчишки были поражены моему спокойствию. Потом это неоднократно происходило в школе. Запрут дверь, поставят меня раком на парту. Это продолжалось и в институте. И преподаватели, и студенты пользовались мной, а некоторые просто приходили ночью к нам в комнату и просили – дай. Преподаватели ставили положительные оценки, ребята дарили что-нибудь. Я ничего не чувствовала – пользовались как вещью. После института я попала в один НИИ, так там начальник оберегал меня и держал для личного пользования. Но не могу сказать, что диссертацию делал мне он – я все сама делала. Здесь Оратынцев сразу понял и использовал меня. У него было много любовниц в лаборатории, он не упускал случая. Подкладывал он меня под Нефедова, под Беляся. Оба они были порядком развращены и много требовали. Подкладывал и свою собственную жену. Были случаи, когда мы вместе с ней обслуживали Нефедова – она не отказывалась. Для чего я вам это рассказываю? Хочу, чтобы вы поняли – для меня это совершенно естественный с самого раннего детства способ использования своего тела. И не такой уж корыстный – ну, что там я получала от Леонтия Павловича. Одни неудобства.

Верещатская говорила совершенно спокойно и буднично. Помолчав, она продолжила.

– Не будет профессора с его наклонностями – я не буду испытывать потребности в этом. Что лучше для него из предложенных вами вариантов? Не знаю. Мне все равно. Для меня, для многих сотрудниц лаборатории лучше обойтись без огласки – почти всех своих наложниц Леонтий Павлович принудил к сожительству с ним. Нам всем более подходит второй вариант.

– Тогда поговорите с его женой, объясните ей по возможности ситуацию. Ей придется разделить его участь. А вам и другим женщинам, имевшим связь с Оратынцевым, представляется возможность продолжить работу. Приедет новый начальник, он будет решать судьбу каждого сотрудника в соответствии с производственной необходимостью.

ТОНЯ с ГРИШЕЙ ГОТОВЯТ КОМНАТУ СКВОРЦОВУ

Тоня и Гриша готовили комнаты к приезду Скворцова. Комнаты – гостиная и кабинет-спальня были обставлены так же, как и у Свиридовых, только у Свиридовых было три комнаты.

С помощью Гриши и девочек из обслуги все это приобретало жилой и уютный вид.

Появились занавески, покрывала, уютные подушки на диване, плед на кресле, полотенца, халат и всяческая мелочь в ванной, посуда в кухонном уголке.

В кабинете-спальне появился кроме письменного еще один громадный стол, на котором Скворцов мог разбрасывать свои чертежи и другие бумаги и устраивать тот беспорядок, называемый им «порядком», к которому он привык и который считал необходимым элементом своей работы.

Советуясь друг с другом они наполнили холодильник.

– Ну, как ты думаешь, ему будет здесь хорошо?

– Думаю, да. Мы старались.

– Старались, старались … Может быть, вазочку на стол поставить? Или не стоит? Ты проверил телефон? Работает?

– Проверил. Работает. А пепельницу можешь подарить ему на новоселье.

– Мне так хочется, чтобы ему стало сразу уютно и тепло … Он же будет тут один, без своих …

– Привет! Мы же будем с ним!

МАЛЬЧИК С БУДУЩИМ

В кабинет проник Мальчик.

– Привет, несносный ребенок!

– Привет, строгая женщина по имени Галя! Дядя Толя, нам с мамой надо с тобой пошептаться. Можно сейчас?

– Давай. Где мама?

– Сейчас приведу, – Мальчик вышел в приемную.

Суковицина вопросительно взглянула на Свиридова и вышла.

– Ну, давайте. Кто начнет?

– Давай я. А Олег пусть меня поправляет и дополняет. – Полина заметно нервничала.

– Мама, поспокойнее. Нет причин для паники.

– Я постараюсь … Как ты знаешь, Толя, у Олега сохранился мысленный контакт со мной до сих пор. Если я со всеми вами мысленно общаюсь … дискретно, когда нужно, то с Олегом у нас полный контакт постоянно. Мы его отключаем, иначе просто невозможно – мы чувствуем себя как одно целое … с двумя головами.

– Это может быть даже занятно. Представляешь, я только что напился до горлышка, а маме вдруг очень захотелось пить – и если я не скорректирую, то тоже начну пить снова. Или когда я один раз расшиб себе ногу, а заорала мама, ты представляешь?

– Можно вопросик?

– Давай, дядя Толя. Только небольшой, ладно?

– А вот когда мама целуется? – ехидно спросил Свиридов.

– Дядя Толя, ты нахал! – ответила Полина.

– Я тебе потом отдельно расскажу, хорошо, дядя Толя? – Мальчик задумчиво поглядел на нее.

– Ты только … не очень, хорошо, Олежек?

– Ладно, ладно … Не отвлекайся.

– С вами не отвлечешься, так заблудишься … Самое интересное, что когда мы не заглушаем информации друг от друга, то наши возможности возрастают – например, я могу с легкостью мысленно общаться на большом расстоянии, общаться сразу с несколькими и так далее. Поэтому когда Олег рядом, мне все это удается лучше.

Мальчик задумчиво сползал со стула, стараясь принять привычное для него уютное лежачее положение.

– Утром Олег рассказал мне, что он видел во сне. Нет, не словами – он передал мне эту информацию. Это был праздничный концерт со всякими световыми эффектами, с прожекторами, с дымом и взрывами, с небольшим оркестром …