Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

Разумеев разлил остатки вина, встал с рюмкой.

– За тех, кого сегодня с нами нет.

Встала Тоня, встали остальные мужчины, встали непонимающие женщины, но так же серьезно и молча выпили.

– Завтра в двадцать три у вас мальчишник, – прощаясь сказал Свиридов офицерам. Женщины переглянулись.

А когда Свиридовы ушли все дружно засобирались прогуляться перед сном.

КАК ХОРОШО ПАХНУТ ТВОИ ВОЛОСЫ

– Как хорошо пахнут твои волосы…

– Это меня твоя Галина научила. Отвар из трав … Неужели не замечал, что у нее волосы так пахнут?

– Правда? Ревнуешь?

– Ага … Вокруг тебя столько красивых молодых баб, и ты постоянно так много времени им уделяешь …

– Наверное, это очень плохо … Но я почти не замечаю … красивы они или нет … Мне надо заставлять себя сказать им какой-нибудь комплимент … что-нибудь не по работе, оказать знак внимания … Они присутствуют как … как функции, а не как люди … и я превращаюсь в функцию, мне некогда … У меня нет времени на длинные вежливые обороты – «пожалуйста, сделайте то-то и то-то» … кто-то считает меня сухим и даже грубым – я говорю коротко … наверное, очень жестко … Я могу, конечно, вспомнить, во что была одета Галина Климентьевна сегодня, но для этого мне нужно сделать усилие … А вот такое прикосновение к тебе – это такое … блаженство … разве это можно на что-нибудь променять? Я понимаю, как мало тебе – и Грише – я уделяю внимания … Но я стараюсь …

– Ты устал, а сам заводишь меня… Ну, что ты делаешь!

– Не делать?

– Вот глупый!

А через час с небольшим полковник Свиридов ехал в город, оставив спящую и улыбающуюся во сне Тоню.

МАЛЬЧИШНИК. БЕЛЯСЬ НАПУГАН

Белясь был несколько удивлен ночным вызовом и напуган тем, что вызвал его Свиридов.

Он жмурился от яркого света, но вряд ли заметил видеокамеру, внимательно наблюдающую за всем происходящим в комнате.

– Я полковник Свиридов Анатолий Иванович провожу допрос бывшего подполковника войск Комитета Государственной безопасности Беляся Вениамина Львовича по вновь открывшимся обстоятельствам …

Сперва Белясь старался помалкивать, отвечал односложно, но потом, удивленный степенью информированности Свиридова разговорился.

Задавая вопросы, Свиридов то и дело открывал лежащие на столе папки, и обращался к материалам допросов других задержанных.

Уже под утро, потягивая кофе из бумажного стаканчика, Белясь узнал о переводе в Москву и испугался. Но все сказанное им только что было настолько страшно, что он истерически начал выдавать то, о чем его не спрашивали и называть такие фамилии, рассказывать о таких событиях, что Свиридову стало не только противно, но и очень горько.

Две машинистки в соседней комнате печатали протоколы с кассет магнитофона, и Белясь подписывал их, читая и сам ужасаясь прочитанному.

– Что вам известно, Вениамин Львович, о семерых мальчиках, родившихся в научном центре примерно четыре-пять лет назад?

То, что услышал Свиридов и то, что он почерпнул из информационного поля Беляся, было настолько страшно, что у него зашевелились волосы. Но он продолжал задавать вопросы таким же спокойным и доброжелательным голосом, который так располагал и успокаивал перепуганного Беляся.

Около четырех часов утра Свиридов подозвал капитана Воложанина.

– Юра. Вот кассеты видеозаписи, магнитофонные кассеты и протоколы допроса. Материал страшный во всех отношениях, его нужно надежно спрятать – сейчас он может быть смертельно опасен. Отвези Галине.

– Сделаю, командир.

– Вот адреса двух … человек. Их нужно взять незаметно, тихо. Отвезти к нам и посадить отдельно. Знать друг о друге они не должны. Полная изоляция. Наблюдение – чтобы волос с их головы не упал. Они сыграли … большую … роль в судьбе мальчиков.

– Понял, командир. Сегодня они будут у нас. Брызгу можно привлекать?

– Ограниченно. Он-то все равно узнает, что это моих рук дело. Действуй, капитан!

– Есть, командир! Маленького я оставлю с вами.

В кабинете Брызги Свиридова ждали полковник Вагапов Леонид Кукуриевич, начальник следственной бригады Главного Управления исполнения наказаний – низенький, очень толстый, лысый и хитрый человечек, и подполковник Апреликов Ким Кириллович из штаба внутренних войск.

Они явно трусили и вели себя чрезмерно тихо и даже угодливо, чему Свиридов немало подивился – неужели слухи о его жесткости так быстро дошли до них?

Разговор с ними завершился быстро, они ознакомились с полномочиями Свиридова и порядком работы сотрудников и откланялись.

К ВАМ ДАША ОГОРОДНИКОВА

Свиридов вернулся к себе, в привычный кабинет, к спокойной и внимательной Суковициной. И начал он с дискеты, переданной ему подполковником Патрикеевым.

Повозившись с паролем и почти уже решив позвать на помощь Потапа, ему все-таки удалось открыть файл и он увидел на экране доклад Худобина. Кое-что из материала было старательно убрано, но главное – словесные портреты и выполненные по ним рисунки в файле были. Портрет Дианы был на редкость хорош – она была почти похожа, хотя с совершенно другой прической и намного моложе.

Свиридов внимательно разглядывал другие рисунки агентов, которые могли быть посланы к Худобину. Этих людей ему встречать не доводилось. Он отпечатал все рисунки и положил в карман.

– Анатолий Иванович, к вам Даша Огородникова.

– Маргарита Эдуардовна, попросите ее подождать три минуты – я приму ее.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Лейтенант Огородникова …

– Здравствуйте, Дарья Федоровна! – Свиридов вышел из-за стола и поздоровался с Дашей.

– Присаживайтесь. – он усадил Дашу за приставной стол и сам сел напротив нее.

– Товарищ полковник …

– Анатолий Иванович.

– Слушаюсь. Анатолий Иванович, я насчет мальчиков. Они такие умные. С ними заниматься надо. Развивающими играми-то я с ними могу позаниматься, ну, там прибрать, погулять с ними, писать, читать могу научить. Только им нужно поболе, а там я уже не осилю.

– Вы считаете, что их нужно учить читать и писать ?

– Читать так точно – не нужно. Вон Петя Ложников на английском языке книжку читает и другим переводит. И говорить на английском языке пытается не только он, и другие тоже, а я не умею.

– Дарья Федоровна, а как вы думаете, русские народные сказки они знают? И не русские – тоже?