Каждый ступающий по земле желает заточить меня в плен. Я отрастил крылья.
Каждый с оружием в руках желает меня изничтожить. Теперь мои когти и рога острее их железа.
Каждый видящий называет меня врагом. Но слепы они пред моим взором.
Они именуют меня Зверем. Так будут же они моей добычей.
Из походных записей Фокаса, переведено Луи Клодом д’Энкриером
– И ты так и не спустился за ними? – спросил Илай, сосредоточенно растапливая морозный узор на стекле ладонью. Ту уже покалывало от холода.
Михаэль ответил не сразу:
– Спустился. Но там уже никого не было – кобольды ушли, прокопав подземный ход, а дверь вновь оказалась заперта. Жаль, я не знаю, как у них так вышло, но те иллюзорные цепи снова очутились на месте. Видимо, они лучше моего умеют управляться той клюкой, – усмехнулся Топаз. – Тогда-то, десять лет назад, они и забрали сингон Катерины по заказу ее отца. Поднимаясь, я заприметил и те пики, что выскакивают и перекрывают лаз, но в тот раз они не сработали. – Он потер шею и отвел глаза. – Возможно, потому что Хранитель отсутствовал и не поднял тревогу. А потом я просто вернулся на свое место, запер двери и никому об этом не сказал.
– Никому? – нахмурился Илай, уловив в голосе куратора неуверенность.
– Ни наставникам, ни служителям, разумеется. Зато я все описал в красках своим друзьям. Своим… тогдашним друзьям.
Илай на это просто кивнул, вглядываясь в предрассветную синь за окном, где курсировала княжеская гвардия. Несмотря на все, что они пережили этой ночью, сейчас его отчего-то не тронул рассказ Михаэля о проникновении кобольдов в потайной подвал, где хранились сингоны. Кобольды – они и есть кобольды, натура у них такая. Другое дело он сам. Кто он теперь? Что с ним будет? И почему все разумные вопросы посещают дурную голову так поздно?
О том, чтобы как ни в чем не бывало вернуться в сыскное управление, не могло быть и речи, это он уже понял. Назад дороги нет, а что впереди – неизвестно. Теперь Илай, как и Михаэль, отступник. А ведь он хотел служить закону и короне! Но вместо этого стоит в столовой охотничьего домика Клюковых, пытаясь отморозить себе ладони, чтобы хоть как-то отвлечься от тянущего нутро страха. Хмель давно выветрился, оставив его опустошенным и несчастным.
– Что ты чувствуешь? – внезапно спросил Михаэль.
Илай нахмурился.
– Я бы поел, если честно.
Куратор хмыкнул и привалился плечом к тяжелой гардине, отбросил рыжие волосы, собранные в хвост, на спину.
– Не глупи. Я хочу знать, как ты теперь ощущаешь сингон.
Илай едва удержался от того, чтобы не обернуться на стол, где среди ваз с цветами и яствами притулился черный бархатный мешок. Он уже понял, что ему больше не позволят прикоснуться к желтому камню, а тот тихо, на самой кромке сознания, звал Илая, точно брошенный в стужу кутенок. Янтарь стиснул кулак, царапнув по морозному стеклу, на подоконник посыпалась ледяная крошка.
– Как отрезанную руку. Как отломленный кусок души.
– Вот оно что… – протянул Михаэль. – Что ж, может, и к лучшему, что я так и не видел свой.
Илай на это промолчал. Теперь и ему казалось, что лучше бы он не проникал в тайну сингонии, не видел глиняных сводов демонического святилища в Архиве Церкви. Жил бы себе – не тужил, службу служил.
«Всю жизнь в шорах, на цепи», – подсказал ехидный голосок.
Парень зажмурился. Поскорей бы все закончилось! Хоть как-то.
– Пойду узнаю, отчего Их Светлость медлит. – Михаэль оттолкнулся от стены и, уходя, ободряюще хлопнул Илая по плечу. Янтарь кивнул, хоть и знал, что куратор не смотрит.
Он мог бы и догадаться, что их авантюра прошла при поддержке княжеского дома Клюковых. Кобольды первыми проникли в хранилище десять лет назад, а у Михаэля была при себе явно преисполненная мистерии палка-клюка, с помощью которой он отпер зачарованную дверь. Сияющий давно спелся с этим семейством – он буквально вручил им потерянного наследника родового дара, неизменно выбирал в качестве убежища их дом, а на балу даже танцевал с племянницей князя. Вот только Илаю было невдомек, с чего между ними завязалась столь нежная дружба. Раньше он считал ее следствием достоинств Михаэля, как если бы его вознаграждали милостями только за то, каков он есть, – такое ведь бывает, когда власть имущие бескорыстно приближают к себе ярчайшие таланты. Но теперь он догадывался, что за всем этим кроется нечто более сложное и опасное.
Какое место в этой живой картине отведено ему? Восторженного оруженосца или шута-подпевалы, что болтается подле истинного героя? Прежде он не мог даже мечтать о подобной роли, но теперь во рту горчило.
Сингон звал. Тихо, звонко, настойчиво, умолял взять его в руки и вжать, втиснуть прямо между ребер в грудную клетку, сделать вновь частью себя. И бежать. Прочь, как можно дальше отсюда, не останавливаясь, до самого края земли…
Илай боднул холодное стекло. Нет, нужно успокоиться. Он ведь не дикарь какой-то, он еще может трезво мыслить.
Вдали, у усадебных ворот, раздался выстрел.
Янтарь поднял взгляд, сфокусировался. Колдовские глаза, подаренные гемму зазеркальным демоном, без труда различили миниатюрную фигурку, что уже оседлала, вскарабкавшись, створку. За прутьями, на заснеженной дороге, вздымая обметенный пеной бок, исходила паром загнанная лошадь.
– Не может быть, – выдохнул Илай.
Но, когда речь шла о Диане, невозможное отступало в тень.
Охрана суетилась, размахивала оружием, что-то выкрикивала, угрожая. Малахитовые глаза сестры фосфоресцировали точно звериные. Засветили с дюжину факелов. Младшая спрыгнула на землю и тут же выгнулась назад под немыслимым углом, уходя от очередной пули. Затем ловко перекувыркнулась, подобралась и, опираясь на руки, одной ногой сшибла двоих гвардейцев разом. Далее за ее движениями не смог бы уследить и Илай – такой невероятно быстрой она стала. Диана скакала, точно ласка в мышином гнезде, выкручивая руки, вышибая ружья и осыпая мужчин на две головы выше себя градом точных ударов, что поражали болевые точки, как мишени на стрельбище. Как бы ни была многочисленна охрана лесной усадьбы Клюковых, она неизбежно редела под натиском малахита, стремящегося к своему сингону.
– Какая поразительная ярость, – раздалось за плечом у Илая. Он вздрогнул, наконец сообразив, что обмер, даже не попытавшись дозваться до сестры. – Диамант определенно не понимает вашего потенциала, раз ограничивает его подобным образом. Хотя…
Илай медленно обернулся и вблизи увидел скептическую гримасу князя Клюкова. Тот стоял, поджав тонкие губы, и щурился, будто прицениваясь к очередной безделице досерафимских времен, чтобы спрятать ее в свое хранилище.
– Думаю, мы видели достаточно, – бросил князь, обращаясь к Михаэлю. – Прошу, – и поднял крышку окованной серебром красной шкатулки, которую держал в руках.
Сияющий Топаз чуть согнул спину, галантным жестом приложив ладонь к груди, а затем взял бархатный мешок и по одному начал бережно перекладывать сингоны в предложенный князем ларчик. Они ложились каждый в свое парчовое гнездо и с каждой секундой мерцали все тише, все тусклее.
У Илая сжалось сердце, но он только стиснул челюсти. Он не мог выказать протест и одним малодушным жестом перечеркнуть доверие Михаэля. По крайней мере, теперь он знает больше, чем сутки назад. И знает, где искать сингоны, если того вдруг потребуют обстоятельства. Илай отвернулся. Диана как раз выпустила из удушающего захвата последнего стража усадьбы. Тот кулем свалился к ее ногам. На псарне вразнобой выли борзые, точно почуяв вблизи крупного хищника. Диана решительно перешагнула через беспамятное тело и двинулась по подъездной дорожке к дому, неумолимо наращивая скорость с каждой саженью. Она вот-вот окажется на крыльце и наверняка без раздумий снесет дверь, как до этого умел только Лес.
– Всего четыре, – произнес Михаэль с сожалением. – Малахит, яшма, лазурит и янтарь. Но они надежны.
– Этого более чем довольно, – отрезал князь и захлопнул крышку явно зачарованной шкатулки.
От этого звука у Илая в груди что-то оборвалось и умолкло. Сингон больше не звал его к себе. Его точно скрыла непреодолимая преграда, стерла из реальности, не оставив и отголоска. Илай будто во сне поднял руку и снял со щеки горячую слезу. Та повисла на пальце, несказанно озадачив его самим своим существованием. И чего он так взволновался?
А там, снаружи, под возобновившейся метелью, его младшая сестра опустилась на колени и медленно завалилась набок, упала, точно стрела, потерявшая цель. Снежинки таяли, не достигая ее кожи.
– Смотрю, нашего полку прибыло, – ухмыльнулся Михаэль, придержав портьеру.
– В нашем деле нужны союзники. Теперь касательно преследования со стороны…
Но Илай уже не слушал, устремившись к Диане. Вероятно, теперь она подпустит его к себе, не попытавшись убить.
Осторожно приблизившись к лежащей на снегу сестре, Илай мельком отметил рябь потустороннего свечения на стеклах ее защитных окуляров. Как только она погасла, Диана распахнула глаза и уставилась прямо перед собой. Затем медленно села на заснеженной дорожке и обхватила колени, обтянутые брюками парадной формы. Только сейчас Илай понял, что она в том же облачении, в котором была на балу, как и он сам; Янтарь успел сбросить мундир с эполетами и остался в одной рубашке, под которую уже запустил пальцы мороз.
– Давай-ка поднимайся. – Не придумав ничего лучше, он протянул сестре руку, и она тут же за нее ухватилась.
– Где это мы? – Диана закрутила головой, сдвинув брови. – Как я здесь очутилась?
Такого Илай не ожидал. В последний раз она впадала в беспамятство после катаклизма гнева в ущелье, но на этот раз все было иначе. Несомненно, чувство близости собственного сингона подействовало на сестру не менее разрушительно, чем старинное проклятие. Как-то отреагирует она на правду? Окуляры целы, но даже они не смогли удержать ее от погони через всю Вотру и ее предместья.
Илай обернулся на стражей – те со стонами и скабрезной руганью поднимались с земли, помогая друг другу, но даже и не думали задерживать геммов. Напрашивался единственный вывод: Михаэль успел отдать команду неслышным голосом, чтобы Диану не трогали.