Перевернутое сознание

Вспомнил, как мой «папанька» избил мою мать. Мне тогда было лет семь-восемь. В этот день еще был какой-то праздник и к нам домой должны были придти родители этого монстра. И мой отец заставил мою маму скрывать косметикой все те синяки, которые он посадил.

Мне это отчетливо запомнилось.

Представьте, каково это, а?! Видеть, что с твоей матерью обращаются как с тряпкой и ничего не мочь сделать – ведь тебе всего семь или восемь лет. И даже если ты скажешь что-то кому-нибудь, то дома тебе от него не скрыться, не избежать последствий расплаты. КАК ЖЕ ДЕРЬМОВО БЫТЬ МАЛЕНЬКИМ И ЖАЛКИМ! Тогда мамаша этого выродка и отец ничего не заметили, и все прошло хорошо, каждый сыграл свою часть, а затем с наигранно добрыми улыбками распрощались.

Когда все свалили, то необязательно сдерживать себя, и можно быть самим собой… истинным. На ум приходят слова из фильма «В аду» Ринго Лэма, негр там, от лица которого ведется повествование, сказал: «Большинство из нас знают, что мы прячемся за лживыми масками, но рано или поздно маски спадают, именно тогда, ты находишь самого себя настоящего».

Вечером я все-таки не сдержался и нагрубил этому ублюдку, давшему мне жизнь. Он спросил с гребаной ухмылкой на роже: «Ты оперился что ль, птенец? Я СПРАШИВАЮ: ты оперился…

«НЕТ.– Проорал я. На этот момент эта грань, сдерживающая меня, была разбита в дребезги, я походил на безумного маньяка, который готов кромсать и чтобы ошметки мяса летели во все стороны, потому что вид крови доставляет ему неописуемое удовольствие. – НЕ ОПЕРИЛСЯ. Я ВООБЩЕ НИКТО-О-О!!!».

Этот монстр, накаченный пивом, двинул мне кулаком по левой скуле. Пнул. Я пытался сопротивляться, но он треснул меня снова, так что я грохнулся на пол и стал молотить. Если мама не взяла самый большой нож и не закричала на моего папашу («ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРЕКРАТИШЬ, ТО Я ВСАЖУ ЕГО В ТЕБЯ!!!»), то возможно я превратился бы во вкусное кровавое пюре боли и переломов.

ЭТА СУКА ЖИЗНЬ!

Папаша фыркнул и прошел в комнату к телеку (перед которым он и захрапел). Мама помогла мне встать. Я буквально горел. Я хотел идти в комнату и нарваться на отца (пусть я проиграю, но я его выведу, а это охрененно приятно, пусть ты и будешь потом ходить на полусогнутых, боясь шевельнуться). Мама прижала меня к себе. Я зарычал от боли, ярости и безнадеги, которые пылали адским пламенем. Посмотрела на меня, закрыла глаза (из одного упала слезинка) и мотнула головой чуть заметно. Больше она ничего не сказала, да и не стоило.

Слова порой все только портят.

Сегодня целый день я с Беном смотрел фильмы по видаку, зашторив в комнате шторы. Когда звонил телефон (это, должно быть, были Серый и Рик, и хотелось бы верить, что Нэт /надеюсь, она меня простила за мой дебильный поступок с Жердиной/), я не снимал.

Как мне не доставало бутылки водки, чтобы поплавать на бурном потоке. Пришлось довольствоваться пузырьком пиона, в котором 40% этилового спирта, и крепким чаем, в котором была одна заварка. Конечно, это был не бурный поток, но мне достаточно – это был ручей средней скорости. Из башки все исчезло и превратилось в белую шелковую материю.

В этот день у меня то и дело возникали мысли о самоубийстве. Может быть, у Александра, из-за которого я и начал вести этот дневник, все так начиналось? Перед тем как убрать дневник с зелеными твердыми корками, хочу записать, что после четвертого марта, каждый вечер я запираю дверь своей комнаты, потому что думаю, что отец может придти ночью, когда я буду спать, и убить меня. Я дергаю ручку двери и проверяю, закрыл ли ее по три-четыре раза, это нечто вроде фобии.

Глаза слипаются. Белое пятно. Кажется, свет проникает в глаза и разъедает их.

ТИХИЙ ПЛЯЖ

МЯГКИЙ МОРСКОЙ ПЕСОК

БЛЕДНО-ОГНЕННЫЙ ШАР СОЛНЦА С ЧЕРНОВАТО-БАГРЯНЫМ НЕБОМ

11 марта

Все эти дни ничего не записывал, потому что не было времени, а когда сил или же желания. Два дня назад (вроде, это было в четверг) снова чуть не повздорили с отцом. Когда я хотел что-то сказать ему, он велел мне заткнуться, пока кости целы – мамочка в этот раз не поможет. Я отправился к себе в комнату, резанул изо всех сил себя по плечу складным ножом. Порез оказался больше, чем я думал: в длину сантиметров семь, а в ширину около пяти миллиметров. Что самое интересное, не было никакой крови – только какая-то слизь и чуток крови. Я перепугался (первой моей мыслью было, что у меня теперь будут гангрена и мне оттяпают руку по самое плечо, и останется одна коротенькая культя), но это чувство боязни быстро исчезло, когда я мысленно перенесся в комнату и увидел моего папашу, развалившегося на диване. Я заклеил рану пластырем, оделся и отправился на улицу. Там как раз накрапывал мелкий дождь. Знаете, я заметил, что когда мне херовей некуда, то прогулки очень успокаивают и помогают. Обычно я отправляюсь к автобусному депо, оттуда поворачиваю и захожу в пятизвездочный видеопрокат. Я ничего не беру там – просто рассматриваю пустые боксы кассет, читая на задней стороне, о чем тот или иной фильм. Всякий раз, как я захожу сюда, то замечаю, что видеокассет становится все меньше и их место заменяют диски. Это печально. Мне, конечно, больше нравятся кассеты – они, словно старые друзья. Я выхожу из видеопроката и иду дальше вдоль рядов магазинов. Захожу в «Книжным Мир». Какое-то время гуляю там среди множества книг, листая некоторые из них (под пристальным присмотром двух продавщиц, стоящих у выхода. Вероятно, им не понравился мой удрученный видок, помятые джинсы и черная рубашка, высовывающиеся из-под куртки, или подумали, что я хочу что-нибудь стибрить). Находясь там, ощущаю себя некоторым мудрецом. Бывает, я думаю о том, что если бы у меня было достаточно денег, я бы купил все эти книги, но мое желание пропадает, когда хотя бы купишь одну из книг и прочитаешь – один треп и ничего классного, кроме, возможно, обложки. Выхожу из книжного магазина и отправляюсь дальше к винному магазину. Навстречу идут люди, которые возвращаются с работы. У мужчин в основном головы опущены или отсутствующий взгляд: им быстрей бы добраться до своих домов, пожрать (перед этим наорав на жену, которая не успела приготовить поесть) и плюхнуться на диван, а потом все начнется с начала; у женщин (молодых) иногда на лице увидишь улыбку и радостный блеск в глазах, потому что они еще чего-то ждут и на что-то надеяться, но мне больше нравится выражение лица у пожилых женщин лет шестидесяти-шестидесяти пяти: оно у них доброе и ласковое, в глазах порой можно заметить страх или некую боязнь (они как бы говорят: Мне страшно, и мне нужна поддержка). Также по глазам таких пожилых женщин порой можно видеть, что они смирились со сложившимися обстоятельствами и полностью отдали себе в руки Госпожи Рутины. Но лица этих женщин освещает такая милая улыбка, если вы только скажите им «здравствуйте и открыто улыбнетесь – им это очень приятно. Когда вот так наблюдаешь за окружающими, то чувство, что твоя жизнь говно исчезает (на некоторое время).

В винном магазине покупаю бутылку вина и бутылочку конька «Три звезды» объемом 0,1 л. Кулюторно укладываю это все в пакет, засунув сдачу в карман джинсов. Когда выходил из магазина, мимо проследовала горяченькая деваха (русые волосы с перьями, губы накрашены так, словно она нажралась свеклы, черная кожаная юбка, едва прикрывающая задницу, ажурные чулки и белые сапоги на высоком каблуке). Честно признаться, на несколько секунд я засмотрел на ее ноги и задницу, обтянутую юбкой, но потом вспомнил Нэт. Понравилось бы ей такое? НЕТ. Я обозвал про себя эту девку шлюхой и отправился в садик за книжным магазином.

ВСЕГДА НЕОБХОДИМО РАЗМЫШЛЯТЬ И ДУМАТЬ О ПОСЛЕДСТВИЯХ

У бутылки вина пришлось отбивать горлышко, потому что в нее запихали эту проклятую пробку, а штопора в кармане у меня привычки носить не было. Часть драгоценного красного вина я разлил. Потом порезал нижнюю губу о торчащее стекло. Когда выпил половину бутылки вина, то во рту появился какой-то кисловатый вкус (вероятно, вино дерьмо) – я решил залить этот паршивый вкус коньком «Три звезды». В горле приятно зажгло. Коньячок был ничего (напоминал самогон, который я воровал у деда (отца мамы), когда он уже хорошо нагружался). Когда я все влил в себя, то прислонился к железной трубе, закрыл глаза и представил себя далеко-далеко, на каком-нибудь экзотическом острове вместе с Натали.

Не знаю, сколько я проспал на скамейке в этой веранде. Когда открыл глаза, то было темно и где-то поблизости кто-то лаялся (по голосу бухие). Я стер с лица капли дождя и, покачиваясь, двинулся домой. По дороге домой с полузакрытыми глазами я напоминал пилота.

На следующий день мать со мной не разговаривала – мне было по фигу. В этот день я купил бутылку крепкого пива и выпил. Последнее время я не могу заснуть, если не выпью что-нибудь предварительно. Становлюсь наркоманом. Во сне приснилось, что у меня распадается все тело, и я, разваливаясь на кусочки, иду к моему отцу, чтобы разделаться с ним раз и навсегда. Во сне у меня был кусок трубы, чтобы долбануть его по башке и вышибить мозги, но потом все это внезапно прекратилось, и я очутился на отвесной скале, с которой и упал, положив конец всему. Разумеется, я перепугался. Меня больше не существует – от одной только этой мысли мурашки по чертовой коже пробегают. Падал, я довольно долго, а когда наконец я ударился об острые камни, то почувствовал огромную пустоту и одиночество – я один и никто не придет мне на помощь, затем я умер, перед этим увидев перед глазами лицо Нэт.

Когда мы на грани отчаяния или депрессии, то на ум приходит то хорошее, милое и простое, что мы просто не ценили, когда у нас все было нормально. Долбанный парадокс! Также и со мной. Когда со мной все было хорошо, я не ценил в должной мере Натали и ее отношение ко мне, а когда было уже поздно, мне на ум пришли все ошибки, которые я допустил по своей тупости и эгоизму.

ИМЕЕМ – НЕ ЦЕНИМ, ПОТЕРЯЕМ – СОЖАЛЕЕМ.

Проснувшись, я стиснул одеяло в руках, и по моему телу пробежала дрожь. Как же мне хотелось, чтобы кто-нибудь лежал сейчас со мной рядом, обнял и утешил. Черт, как бы я этого хотел!

В субботу я, Рик и Серый закололи школу. Бухали около стройки за полем. Потом играли с какими-то парнями в баскетбол – они нас разгромили почти подчистую. После игры еще выпили, и Рик с Серым помогли мне дойти до дома. Благо, что дома не было родителей. Парни довели меня до дома и отправились к себе. Как я мог так нахлестаться? Я проблевался и пошел спать. Мне приснилось, что мы с парнями играли в баскетбол и разнесли тех недоносков, которые надрали нам задницу – было круто.

Вечером около десяти (когда я смотрел на часы, то перед глазами все плыло, я увидел лишь цифру 21 на электронных часах, а дальше ничего) я проснулся. Умыл свою раскрасневшуюся рожу и попил чаю. Спросил у мамы, которая стирала свою кофту, как дела. Она лишь глянула на меня и продолжила стирать.

Пытался дозвониться до Натали, но у нее никто не снимал. Надо будет купить ей какой-нибудь подарок, чтобы загладить вину окончательно.

Отец в этот день и на следующий день не ночевал дома – не трудно догадаться, где он был. Я все равно запирал дверь своей комнаты.

ЧУДЕСНЫЙ ЗАКАТ

ПАЛЬМЫ

ШУМ ПРИБОЯ

Мне бы чертовски хотелось оказаться в этом чудесном тихом месте (а кому бы не хотелось?!), но я могу отправляться туда, наверно, лишь во сне да в собственном воображении (как же здорово, что у людей есть такая штука!). Вспомнил деревню родителей моей матери. Когда я был маленький, то все лето и каникулы проводил там: зимой катался с горки, валялся с соседскими ребятами в снегу; летом не вылезал из речки, ходил в походы с деревенскими друзьями, а вечером мы сидели у костра и рассказывали друг другу страшненькие историйки или просто болтали о разной чепухе. Разумеется, не обходилось без спиртного: немного пива, иногда самогон. Когда тебе восемь или девять пробуешь спиртное чисто из любопытства (Почему взрослым это так нравится?), но когда тебе семнадцать или восемнадцать, то любопытства больше нет, потому что за свой короткий жизненный период ты уже попробовал все, и ты пьешь только для того, чтобы почувствовать легкость и отключиться, позабыв обо всем. В то время у меня был друг Геннадий, с которым мы любили откалывать разные шуточки. Как-то, когда мы отправились в один из походов, то после страшилки про людоеда, рыскавшего по лесам в поисках лакомых человечков, мы с Геной, отправившись перед сном справить свои нужды, увидели толстую мертвую жабу. Мысли у нас тут же сработали в одном направлении. Мы нашли палку, подцепили жабу и, угорая от смеха (потому что уже рисовали в уме, какой девчонки поднимут ор), направились к палатке, где они спали. Двое других мальчишек (я уже не помню их имена) выбрались из палатки, заметив нас. Гена им показал знаком, чтобы не шумели, кивнув на жабу. Они прикрыли рты и затряслись от смеха. Все мы тогда были возбуждены до предела. Если еще принять во внимание, что была ночь, мы были в лесу, стрекотали кузнечики, и с темного звездного неба на нас смотрела половинка луны. «Я приоткрою палатку, а ты швыряй жабу», – шепнул мне Гена. Я кивнул, переводя все больше учащающееся дыхание. «На счет три». «Давай быстрей, я этого не вынесу», – прошептал я, весь трясясь. Мертвая жаба ездила по палке, точно по вертелу. «А вы, как Димыч закинет сюрприз нашим девочкам-трусишкам, вопите не своим голосом». «Раз, два…». Трех я не дождался. Парни тут же завопили как по команде. Один крикнул: «Людоед!» и изобразил предсмертные муки. В палатке девчонок послышалась возня и напуганные голоса. Когда зажглись фонарики и керосиновая лампа, то мы услышали крик Ани Кировой. Жаба шмякнулась ей прямо на руку, из нее вытекла еще что-то, как рассказывали потом другие девчонки. Следует отметить, что такой крик не в каждом фильме ужасов услышишь, мы аж уши закрыли. Мы, хохоча, как слоны, побежали в свою палатку. Затаили дыхание и стали ждать. «Секунд черед десять выйдем из палатки и притворимся дурачками, которые только проснулись». «Хор-р-рошо», – ответили мы Гене через разрывающий нас на части смех.

– Это людоед. Он играет с нами, а потом разорвет на кусочки и съест.

– Да не мели чуши, дура.

– Тогда что же это?

– Да это просто эти засранцы решили придать истории большей реалистичности.

«Весь кайф обломала, Ирка», – прошептал Гена.

«Не то слово. А они и впрямь купились. Умора просто».

Затем девчонки ворвались в нашу палатку, накричали, бросив назад жабу. Как мы не отнекивались (что, мол, тихо спали в палатке и не подкидывали мертвых жаб), они нам не поверили. В основном разглагольствовала Ира Шлендрова (она была своего рода лидером и настоящей реалисткой у девчонок), а другие девчонки стояли в сторонке. Шлендрова назвала нас дураками и балбесами. Девчонки после этого подумывали о том, чтобы дежурить перед палаткой посменно, а то вдруг мы учудим что-нибудь еще, но мы их заверили в обратном. После этого Кирова рассказала обо всем родителям, и нам досталось. Вернее, досталось лишь Гене (отец всыпал ему пару раз ремнем по заднице), а мой дедушка лишь улыбнулся своей приятной детской улыбкой и велел больше так не делать. Потом мы с Геной еще выслушали нотацию от матери Кировой, которая делала из нас чуть ли не преступников-рецидивистов. Но если бы у нас с Геной появился шанс проделать подобную шутку, то я уверен, что мы бы это обязательно это сделали – ведь это круто, а как бодрит.

Как печально, что моих бабушки и дедушки больше нет. Этим летом я мог бы погостить у них, и добрая бабуля побаловала бы меня своими пухлыми блинчиками. В прошлом году мы с мамой съездили в деревню (я ее уговорил, она не хотела). Там уже больше не было того духа, который я запомнил: веселье, доброта и открытость – а полуразрушенные дома, а самое главное… черная тоска. Чувство, словно в воздухе витает смерть. Мы прошлись с мамой по берегу речки, погуляли в парке и к концу дня уехали. Больше у меня нет желания побывать в деревне, где я провел почти все мое детство, потому что это уже не та деревня.

ВРЕМЯ В ДЕРЕВНЕ, КОГДА Я БЫЛ МАЛЕНЬКИМ ПАРЕНЬКОМ, – САМОЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ!!!

12 марта

Сегодня весь день казалось, что за мной следят. Чувство было такое сильное, что я даже начал подозревать Рика и Серого. Мы собирались потусоваться и бухнуть после уроков, но я сказал, что не приду. Когда я говорил с ними, то старался не смотреть им в глаза – не то они догадаются. Сердце у меня тогда стучало так, словно я учинил кровавую резню. На уроке обществознания хотелось вскочить и бежать без оглядки, пока я не пойман. Внутри у меня все щекотало, хотелось засмеяться истерическим смехом, но я понимал, что если это сделаю, то выдам себя. На уроке алгебры Цифроед сверлил меня то и дело своим крысиным взглядом. Мне показалось, что он догадывается каково мне и ждет лишь подходящего момента. К концу урока за место лица Цифроеда я увидел покрытую оспой и гнойниками рожу с выпученными глазами – это было реальное обличье Цифроеда, того, кто скрывался внутри него. Я опустил голову в парту и сдавил ручку в руке. В тот момент я подумал о том, что если он приблизится ко мне, то я воткну в него эту ручку. Когда прозвенел звонок, и я разжал ладонь, то увидел, что ручка треснула пополам. Поглядывая исподлобья на Цифроеда, копошившегося у своего стола, я не спеша вышел из класса (хотя внутренний голос толкал меня сорваться на быстрый шаг). С последних двух уроков я ушел. Просидел до звонка на урок в туалете, а потом вышел из школы, пока не было охранника. Придя домой, закрыл дверь на все замки и зашторил шторы во всех комнатах. Лег и постарался успокоиться, но ощущение, что мне нужно бежать, не уходило. Мне надо убегать, не то со мной разделаются фрэссеры (пожиратели страхов и ужасов). Они ворвутся в квартиру и убьют меня. Я встал с постели и проверил, запер ли я, входную дверь. Поглядел в глазок – нет ли кого на лестничной площадке. Все было чисто. Недели две назад, когда меня опять накрыло с головой чувство преследования и что за мной охотятся Фрэссеры, я видел на лестничной площадке какого-то сгорбленного урода с вытянутой башкой и прижатыми к бокам скрюченных желеобразных рук. Я вернулся к себе, заперев перед этим дверь своей комнаты. Подергал несколько раз дверь. А вдруг мне показалось, что дверь закрыта? И не в коем случае не следует в такие моменты снимать телефон – это могут быть Фрэссеры. Они способны копировать голоса твоих друзей и знакомых, так что и не отличишь. Когда я однажды снял телефон, то фрэссер говорил голосом Серого и пытался выманить меня из дома. Я остался дома, несмотря на его настойчивые уговоры. Голос Серого послал меня к такой-то матери. А когда на следующий день спросил его, он сказал, что и не звонил мне вовсе. После этого звонка я обнаружил, что коврик в ванной комнате был искромсан – фрэссеры оставили свой знак.

НУЖНО БЫТЬ ОСТОРОЖНЫМ!!!

13 марта

Была контрольная по истории. Я все аккуратненько списал – когда из учебника, а если, что не знал, то копировал у Людмилы Менской, у которой был тоже второй вариант. Перекинулись парой фраз с Натали. Она хоть смотрит на меня нормально – не осуждающе. Один раз улыбнулась, когда я пошутил насчет того, что зря наша школа купила несколько новых компьютеров – ведь у нас есть Цифроед. Но все равно еще ощущается некая невидимая преграда, барьер между нами, который сдерживает нас и не дает быть самими собой. Вероятно, это остаточное, и вскоре пройдет, я надеюсь на это.

ТО, ЧТО РАЗРУШИЛО ОТНОШЕНИЯ, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТУТ ЖЕ ЗАБЫТО – для этого требуется время и усилия