Полеты Средствами Водоплавающих

Лару прервал жуткие мысли Меркурия строгим щелчком пальцами перед лицом ученика, условно, конечно – Меркурий про себя давно решил, что больше так не называется, – На этот раз нас с тобой зовут на пир вместе. Вставай, мы, пожалуй, выходим прямо сейчас. Намечается грандиозный праздник, мне не продлили аренду участка, так что деревушку, к огромному сожалению, придется на время заморозить.

Через некоторое время они находились где-то в достаточно неопределенном по сведениям Меркурия месте.

Никандр ждал гостей с распростертыми объятиями, мягко поприветствовал Лару и обратился к Меркурию, – Ты не позабыл ли еще про Марсианский корпус первобытного общества? –казалось, он находится в композиции состояний: сразу и в улыбающемся, и в твердом, устойчиво-строгом.

– Помню.

– Восхитительная идея, не так ли? Каждый раз поражаюсь глубине заинтересованности некоторых лиц в таком деле. Ведь им грозит смертельная опасность исходя из одних только побуждений.

– Вряд ли вас восхищает непреклонность перед смертью.

– Не груби, – перебил Лару, – Перед тобой пожилой человек.

Меркурий окинул взглядом Никандра – тот, чуть не разваливаясь, весь скукожился.

– Позволь посеять в твоем банке размышлений некоторые выпавшие кусочки, – он опустил руку Меркурию на плечо.

Сатурн проблевался с распадающимися мыслями, концентрирующимися при этом в одну большую – как отвратительно будет находиться здесь все последующие часы.

В кабинет вошел Никандр и улыбнулся по-настоящему, хотя можно было чему-то посомневаться. Он мягко подхватил качающегося из стороны в сторону Сатурна, повелительным жестом отодвинул в сторону от входа каменное человекоподобное изваяние и, еле слышно ступая, вышел вон из пропитанной страхом комнаты.

Никандр передвигался быстро, ступая при том чинно, подобно неподверженному сомнениям воителю. Сатурн смутно понимал проплывавшее вокруг, но из всех усилий не отставал и даже принял довольно прагматичную маску, скорчив безразличную мину.

Далеко впереди выделился Михаил Валерьевич, и по достижении примкнул к их колонне третьим. Сатурн попытался приветствовать друга, но рот не поддался, да и Миша жестом показал, что не стоит сейчас словами нарушать текущее вокруг пространство.

И тут все кончилось примерно в том же духе. Никандр открыл из ниоткуда выпорхнувшую дверь и пропустил своих спутников вглубь.

– Ты же понимаешь, Меркурий, как сложно будет мне отыскать или, что еще хуже, восстановить тот мир, – Никандр серьезно посмотрел на немного ошалевшего от происходящего Меркурия, – Почему ты сразу не сказал, что видел внутри Её? Как я догадался? По творящимся вокруг тебя безобразиям, к которым не имею никакого отношения.

Все ещё удивленный повышенным тонам Меркурий отчеканил, – Думаю и думал, что вы сами знаете, ведь для меня не секрет…

Впервые за весь период знакомства Меркурия пронзила улыбка Лару, – Для того, чтобы объяснить конкретнее, необходимо покинуть твою реализацию, – улыбка Лару постепенно становилась всепоглощающей и в конце концов перекрыла абсолютно всё. Меркурий же не ощутил ничего.

И вот одним прекрасным утром, не видевший двенадцать лет человечества Ной очнулся в заросшей пылью кровати, окруженный сильнейшей головной болью.

Бывало Ной задавался вопросом о количестве дней, проведённых им в одиночестве, но, порой казалось, будто так было всегда и везде. Какое-то время с ним обитал его маленький питомец, но и они умирают от старости. О, те божественные дни Ной вспоминал с умилением понимающего.

Эту легенду он придумал сам, как и все остальное, просто из скуки. И через несколько лет Ной уже порой не мог совладать со своим воображением. Все его любимые персонажи: Никандр, Лару, Меркурий. Каждого он наделил своими чертами, чертами своего сердца и играл подобно детям, сталкивал, рисовал картины бессвязных детективов, в чреде которых могло произойти все, что угодно. И та самая легенда родилась у него давно, практически в самом начале одиночного пребывания в карцере «планета Земля».

Легенда, в которую и сам Ной в конце концов поверил, полностью отдавшись фантазиям, включала в себя присутствие внутри реализации иного разума. Того, который будет воображать что-то отдельно, но в совокупности с Ноем. Зачатие подобного явления должно происходить более, чем плавно. Флуктуации собственной предопределенности истории сперва будут еле заметны, но, разрастаясь, достигнут апогея в точке, где Ной уже не сможет их не заметить. И тогда они повлекут за собой ни что иное как разбой в заранее отрежиссированном проекте.

Возможно, что именно тогда всё это и сыграет с ним злую шутку. Но для одинокого разума обернется лишь счастьем.

И вот, судя по всему, Лару не зря разбудил Ноя. Где-то внутри, в закрытых слоях воспоминаний, наложенных на собственных персонажей, Меркурий наткнулся на нечто не то, что бы не вписывающееся в общую картинку, он открыл нечто, для чего эта картинка была изначально нарисована.

Потрясенный Ной, испытал непередаваемое возбуждение, каждый его мускул напрягся – впереди маячило неизведанное, что могло поразить его больше? Сколько себя помнил, он искал что-то изысканное, высокое, парящее над его собственными реализациями. Перебитое воображение как ни странно радовало его в миллиард раз больше, нежели очередная распланированная собственная версия.

Крошечная надежда. То, что порой просыпается внутри каждого. Единственность ситуации, и те сладкие чувства. Ной попытался вспомнить, но все давалось с трудом. А потом мысли облеклись в оболочку попеременно творящих друг друга нацеленных на дальнейшие действия комбинаций.

Но что-то, очнувшееся внутри, разбавило мыслительный процесс. И в какой-то момент Ной остановился. Не стоит стремглав падать в ловушку и рушить зародыш прекрасного обдумыванием.

Нет, существование Ноя всегда имело подоплеку и смысл, возможно, неопределенный, но что с того. Нельзя сказать будто посетившая догадка отрезвила или, может быть, вывела из бытия и обратила в сторону прекрасной волшебной сказки. Нет, Ной ощутил присутствие независимого разума. Внутри находилось именно нечто. И он не мог управлять, не мог заставить слушаться, не мог открыть до конца, не мог победить. Да Ной теперь в принципе никого не хотел победить.

Меркурий улыбнулся, посмотрел в окно, как много вокруг неисхоженных солнечных дворов. Спустя несколько минут он отправился в путь, в самую глубь. Он чувствовал, теперь они с Никандром будут действовать сообща. Так что встреча, как ни странно, но была предопределена. Необходимый компонент все-таки был в распоряжении Ники.

Утконос лежал недалеко от постели умирающего старца, совсем не похожего на того Никандра, которого знал Меркурий.

– Все твои игрушки постепенно придут в негодность, – улыбнулся он, – Чтобы открыть новое, просто необходимо избавиться от старого, – жалобно простонал старик.

– Что за чепуха, – послышался насмешливый голос позади Меркурия, – Чтобы что-то открыть, нужно старое применить!

Никандр нехотя откинул одеяло и снял маску.

– Извини, Меркьюри, меня повергло твое длительное отсутствие. Ты, кстати, знаешь, что нам постепенно будет отведена совсем другая роль?

– Предполагал. Тоже «кстати», сильно извиняюсь, но меня, пока вы не испарились или не притворили в жизнь еще какой-либо фокус, очень интересует: что именно вы тогда сказали в сцене убийства Боба Зу?

– Да, а я все-таки тебе не поверил, – Никандр провел пальцами вниз по бороде и улыбнулся Лару, – Ровным счетом, раз ты не услышал, значит на то была чья-то воля, сам знаешь. Лучше поведай нам о причинах твоей глухоты.

– Думаю, ты догадывался.

– Своими догадками я не стану отнимать у вас время.

– Меня, как бы сказать, то ли на уровне воспоминания, то ли взаправду. Разницы нет. Как бы сказать помягче, «отнесло» в тот домик, откуда меня забрал ты во время нашего первого знакомства с домашним животным.

– Судя по всему, вернуло выстрелом?

– Точно.

Никандр еще раз провел по бороде сверху вниз и посмотрел на Лару. Тот вновь и вновь потрясая Меркурия, улыбался, – Зовет тебя.

Очнулся он где-то в глухом и темном, явно не предвещавшем легкого исхода месте. Последнее время Меркурий разучился считать неотъемлемой частью происходящего нерешительность и долговременное обдумывание. Каждый шаг рассматривался исключительно как сопоставление сторон. Понимание победы действия над раздумьями было всегда, однако сейчас все складывалось слишком естественно.

Цель, преследуемая им уже на протяжении месяца, после потери контакта с Никандром представлялась все более и более недостижимой.

Смерть Лару каждый день давала о себе знать. Если раньше в разногласиях общий контакт и правильное решение неминуемо имело место быть, то сейчас, даже не смотря на полный контроль действий и ежедневные графики перед глазами, Меркурий не мог себе целиком отдать отчет по проводимым попыткам осуществить связь со своей первой частью.

Каждая мысль питалась от другой лишь новой информацией, которой в данный момент Меркурию катастрофически не хватало. Оружием было терпение, а лекарством – понимание неминуемого окончания предпринятого путешествия.

Глава XIII

Меркурий оказался наедине с утконосом, на животное не походившим ни внешне, ни на ощупь. Несмотря на казавшееся убийственным отсутствие жизни, выразительные глаза и согревающее тепло чрезвычайно спокойного тельца возвращались волной доверия.

Окружающий мир ничем не был примечателен и впустую плутать Меркурий не собирался. Утконос, будто прочитав его мысли открыл сонные глаза и посмотрел вглубь комнаты. Казалось, он в поисках завтрака.

Меркурий заинтересованно-молча проводил взгляд утконоса до края комнаты. Видимо это был кабинет Никандра – красочный зал, увитый неведанными прежде изгибами рисунков. Приближающееся деревце изгибами веточек напоминало застывшего в прыжке морского леопарда, снующего в сумерках, стараясь увлечь на дно свою законную добычу. Солнце уже зашло, необходимо скользить медленно, не причиняя вреда обитателям из-под камней. Меркурий поднял глаза на выключатель, свет потух, но не стоило и минуты тратить на пустое обдумывание своей нацеленности на включение. Впереди леопардовое дерево, самки будут начеку. Милые хвостики, нет покоя тому, кто не вцепится в них страшной хваткой. Порой он начинал чувствовать стихами. Прекрасное время! Только закончилась спячка и мягкие крылья, сопровождавшие его позади и спереди, творили непокорную речную живность стать темно-алеющим мягким завтраком. Голод тянул за собой и камни на дне небольшого пролива теснились от скачущих вокруг фиолетовых в ночном свете клыков.

После гнетущего животного спаривания в глубине леопардового ствола, он перебрался глубже к теплым корням и, опоясав их прощальным водным поцелуем, ринулся в покачивающуюся впереди простую суть темной воды.