Полеты Средствами Водоплавающих

– Так тебя беспокоят последствия последнего сна – вскользь ты упоминаешь только самое главное. Понимаешь, в игрушки Никандра я не могу влезать, поэтому конкретно ничего не говори, не забывай, я работаю лишь с переживаниями и эмоциональными потрясениями. Честно говоря, он предупредил о твоем желании что-то обсудить.

Сатурн смотрел на разорванные липкие от соуса бумажки, скреплявшие до этого местного пошиба шаверму. Однако сквозь слова Миши и столь знакомый запах употребленного блюда он различил две вещи, которые не удостоил вниманием раньше. Он не понимал свое переживание, а значит Никандр в данный теме делал выводы по-своему, не основываясь на догадках Сатурна, которые пока что попросту не родились в его голове. Значит, здесь и есть первый слабый намек на точку Никиной слабости.

Сатурн с самого детства приучил себя в подобных ситуациях действовать, а не придаваться размышлениям. Будучи чистым листом в ладони Никандра, он начинал бормотать бессвязные слова, перетекающие в настолько же бессвязные предложения и целые поэтические этюды, в следствие которых на мгновение вспомнить то, что он скрывал, удавалось вообще-то не всегда.

Можно было различить Мишино сочувствие, поддаваться же его чарам не стоило. Потому Сатурн внезапно встал и молча покинул заведение. По пути домой ночными дворами, вперемешку с шумовыми помехами искусственных бессвязностей, он, забываясь, вспоминал где мог читать про лунные иглу и предполагаемые основы марсианского устройства.

В темноте, проплывая взглядом сквозь колеблющиеся улицы обыкновенных полуразвалившихся зданий эпохи русской смерти, Сатурн рисовал картинки диких и не совсем животных, разгуливавших свободными особями по оставшимся от человека пустыням, казалось, силящихся понять однобокость строений и уразуметь причины столь упорной работы их несмышленых соседей по планете.

Волки небольшой стаей обнюхивали разбросанные повсюду кирпичи, в это время суток кристально серые подобно им самим. Перебежками, исчезая и появляясь – порционно делясь информацией о передвижении, группа синеватых белок молча летела из квартиры в квартиру сквозь пустые окна старого пятиэтажного дома. Могучие обезьяны фундаментально свешивались с деревьев, оставляя в качестве поддержки одну лишь правую переднюю лапу. Львы чинно, торжественно прогуливались по мягкой изысканно убранной летней траве небольшого футбольного поля, острова чистоты, отгороженного от общего, но не большого беспорядка внутри двора.

Сатурн засмотрелся на величественную львицу, лежавшую на спине внутри штрафной прямо на одиннадцатиметровой отметке. Казалось не ясным, что именно притягивает взгляд, но сделать попытку оторваться с каждой секундой представлялось все более и более трудоемкой задачей. Волшебство осанки и выдержки манили внутрь сознания, Сатурну показалось будто испытывает странное забытое детское чувство, которому присущи необходимость и желание развиться. Чуть подавшись вперед, он ощутил неестественный контроль снизу правого глаза. Понимание и осмысление происходящего отступили под давлением животных инстинктов.

В какой-то момент перед Сатурном вновь промелькнула возможность догадки, сменившись яростными потоками мыслей, требующих своего представителя за круглым столом происходящего. Однако правый глаз Сатурна оставался все также на месте под влиянием цепкой хватки, очевидно, львицы.

Не находя лучших альтернатив, он подался слегка вперед и, преодолев барьер с чем-то мягким по типу «чпок», свободно понесся в сторону ожидавшего животного, протекая сквозь ее левый глаз в характерном направлении.

– Ты не дослушал, – Миша улыбнулся, – Извини, последнее время настолько оголтелых приходится вытаскивать через детские фантазии. Не откажешься от небольшого внушения?

– Мне казалось, свобода воображения частично соблюдается.

– Темный ты человек, Сатурныч, методов не знаешь. Обижаться на шутки подобные моей – лишать себя бесплатных аттракционов.

– Будто тебе неведомы мои стремления.

– Я бы сказал, – он посмотрел на Сатурна с заговорщицкой улыбкой, – Заведомы.

Они рассмеялись бесшумно.

Миша Корневой был скорее куратором Сатурна, нежели обычным другом. Но в общем случае на кого и можно было надеяться и с кем приятно было скоротать немного времени, так это с Мишей. Он не всегда был таким, как вечером того дня, Сатурн помнил его ещё до откровенной работы на Никандра. Миша, подобно своему планетарного масштаба другу, ничем до конца не увлекался. И все вокруг для него несло не больше пользы, чем для кота информация на экране ноутбука, клавиатуру которого он использует как теплую лежалку. Миша Корневой не беспокоился о разговорах и молчал практически постоянно, да и вопросов ему никто не задавал. Когда-то Сатурн, увидев его, воскликнул, стоя лицом к приближающемся Корневому, – Вот, по истине идёт мертвец, и истина под ним прогибается!

Корневой в тот момент ничего не слышал, потому как грел уши в наушниках. Увидев же впереди Сатурна, Михаил промолчал и прислушался к наушникам, там ничего не было, батарейка уже давно села, а он и не заметил. Тогда Миша остановился и посмотрел на Сатурна, тот протянул руку и поздоровался, – Сатурн.

Миша, ничего не подозревая, ответил с важным видом, – Земля.

Они поклонились друг другу и интерпретировали межпланетные отношения как дружественные. Сатурн последовал за Мишей и всю следующую неделю прослушал сотни интересных историй о Земле и землянах, и в частности центром межпланетных коммуникаций Корневой заслуженно определил свою квартиру, так как ни в одной из прочитанных прежде книг Хокинга и Тайсона, он не нашёл информации о предыдущих контактах людей с внеземной жизнью.

Тогда Сатурн, чрезвычайно вдохновленный Мишиной силой духа при встрече с чуждым разумом, его упорством, да и вообще всем, чем только было можно, остался с Михаилом Корневым и каждый день наблюдал.

После подобных событий Никандр не мог не завербовать Мишу к себе в штат и с тех пор его представителем Миша-то в основном и являлся. Сатурн, конечно, отношений не порвал и не обиделся, но и не обрадовался, просто понемногу отошёл от вечерних посиделок и вернулся на постоянное пребывание к себе в квартиру. Но дружеские отношения сохранил и очень любил дорогого куратора. Тем более в качестве гида Корневой вначале перед Сатурном и предстал.

И даже тогда, сидя в кафе, когда Сатурн после вчерашнего ощущал себя не вполне комфортно, спокойный и добродушный Мишин взгляд отвлекал от размышлений, то есть тем самым как раз-таки избавлял от Никандра, что было довольно странно, потому как Никандром скорее всего и планировалось, а значит и… И тогда Сатурн вновь переводил взгляд на молчаливого Мишу, заканчивающего небольшую постную трапезу, и забывался.

Именно тогда сквозь молчание друга, Сатурн во второй раз ощутил внутри тоску и досаду, но проникнув глубже, синтезировал эти чувства скорее как радостный плач по потерянному, извратив в итоге первоначальное понимание до неузнаваемости, определил окончательно радость, ломающую старые принципы, поддержанную и продленную радостью действа. Сам процесс не был похож на обыкновенный поток одной мысли, сменяющейся ветками других, часто интуитивно связанных. Сатурн скорее посетил тихий безлюдный аквапарк, пронёсся сквозь несколько связанных горок, пересекающихся, но непреклонно движимых в одном направлении. Под плеск воды, набирая скорость, в конце концов горка все-таки закончилась, а Сатурн влетел в толщу воды финального бассейна и в общем-то остался плавать под, оказавшись чуть позже в омуте непонятного происхождения.

Миша аккуратно поблагодарил официанта взглядом и встал с намерением прощаться, но Сатурна рядом не было. Тогда Михаил Корневой улыбнулся маленькой красивой барменше и выдвинулся из кафе в сторону аквапарка.

Сатурн плыл быстро, насколько хватало энтузиазма. А заинтересованность впервые наполняла его всего, не пуская порочащие мысли слиться с ней суть в одну.

В определённый момент он достиг земли. Оглянувшись, Сатурн понял, что сидит на берегу искрящейся предрассветным солнцем реки.

Глава XI

Спустя минут двадцать непонятных перебежек с целью примерно определить местонахождение, что в общем-то представлялось почти невозможным, Меркурий набрел на небольшое поселение.

По мере его продвижения по главное улице этой небольшой деревушки, все чаще и чаще с деревьев спрыгивали непонятные люди и, пробегая мимо, проводили ладонями Меркурию по спине, не произнося ни слова.

Меркурий не предпринимал попыток осмыслить происходящее. Его тянуло вперед чётким понимаем дела. Он знал кого должен здесь обнаружить, уж очень всё вокруг напоминало старого друга Лару.

Приблизившись к хижине на расстояние нескольких шагов, Меркурий молча сел, написал на песке «Лару», а затем просто закрыл глаза.

Всё кончилось, он не мог пошевелиться. Ощущение себя так просто и полностью в чужих руках, казалось, несмотря на понимание жизни-иллюзии, очень таинственным и непривычным.

Меркурий не видел происходящего вокруг, однако если бы мог, то картинка показалась бы ему еще более теплой, нежели являлась на самом деле. Постепенно, группами по пять-семь человек останавливались населявшие деревню странного вида существа. Они, не говоря ни слова, присаживались на песок рядом и молча удивленными глазами осматривали Меркурия. И также, ничего не понимая, рисовали у своих ног каракули, чем-то вблизи напоминавшие имя Лару. После очень усердного, с высунутым языком, труда, они глупо, вытаращившись в непонимании до предела, казалось пытались найти объяснение теперь уже в странном рисунке.

Когда непонимание раскалилось до предела, человекоподобные существа начали у-укать друг другу разного рода вопросы, отвечая на свои точно таким же манером. Меркурий ничего не слышал и не чувствовал, закрыв глаза, он будто упал в страшное забытье. Со стороны он был похож на отработавшего задание робота, отдыхавшего в спящем режиме.

Сидел по-турецки, ни о чем, кругом творящемся, не ведая. И тогда из лесу появился Лару и разогнал палкой всех окруживших человеков. А потом подошел и стер сандалиями свое имя. Меркурия передернуло, затухающими волнами накатила головная боль.

На этот раз наружу вырвало что-то массивное. Он чувствовал себя бессильным и разбавленным, как некрепкий чай. Не представлялось возможным разобраться в природе явления, потому как оно само требовало полного подчинения, а попытка в чем-то разобраться выглядела неуважительной и неуместной. Меркурия так или иначе вытянули за шкирку. Сделать это не представляло никакого труда, внутри своего тела он хранился подобно небольшому спящему младенцу. Ощущение возвращения в командный пункт тела напоминало облачение в доспехи.

Лару устроил все наименее правдоподобно, дабы Меркурий ни с кем подобного повторить не смог.

– Как тебе моя реализация? – поинтересовался Лару, как только Меркурий окончательно очнулся.

Тот сразу все понял. Выходит, Никандр обучил Лару некоторым элементам предопределённости.

– Скорее всего ты и сам знаешь, но мне казалось отчетливо ясным, мир расположен совершенно не так. А значит ты не сглаживал углы, как делает Никандр. – Меркурий размял затёкшую шею, – А что вокруг за гуманоиды?

– Да так, немного недоразвитые эректусы. Не переживай – их сознание не трогают, хотя, наверное, скорее из азарта.

Через несколько минут Лару помог Меркурию подняться, спокойствие которого логически мыслящему наблюдателю со стороны могло бы показаться ужасным и, возможно, вызвало бы даже исступлённую внутреннюю панику. Однако в конце концов всё равно все переполнявшие наблюдателя эмоции слились и образовали бы ту самую невозмутимость Сатурна.

– Для чего введена глупая двойственность меня?

– Всё, что реализуется Никандром, является прямым отражением твоих собственных желаний. Легко видеть, и сам он выглядит прямым отображением. Но не будем о глупостях, кстати, Никандр говорил, под моей реализацией предопределённости только мне подвластны мысли участников, в данном случае твои и эректусов. В свою очередь, подобно системе рефералов, меня читает он. Но то, что говорит Никандр, нельзя назвать обманом. Уверен, тебе уже как-то казалось будто он сам создал рациональность и логику родную для тебя, – Лару ступал мягко, еле касаясь Меркурия рукавом балахона.

– Для чего ты меня лечишь, Никандр? Вокруг слишком четкими буквами выводится желание втолковывать. Если ты смог отобрать у меня Лару, то какова же суть двойственности, дорогой учитель?

– Мой мальчик, лечить тебя не за чем.

Тем временем они подошли к воде. Очень быстро, Меркурий ощутил внутри бессильный порыв к диссонансу. Лару прыгнул внутрь, широко раскрыв балахон.

Меркурий ощутил жгучее желание написать что-нибудь едкое, мудрое, закрепленное в веках. И спустя неосознанный промежуток времени вылетел обратно в кафе.

Стул напротив пустовал, да и кафе, казалось, стремится к закрытию. Сатурн окинул заведение взглядом и остановился на открытой двери, ведущей в служебное помещение.

Через пятнадцать минут он остановился на остановке подождать троллейбус в сторону собственной квартиры. На лавке сидел разодранный старик вида неопределенного времяпрепровождения и читал потрепанную книгу. Спустя пять минут безрезультатного ожидания, Сатурн снова посмотрел на старика. Тот занимался чем-то сперва непонятным. Стоя на скамейке, он раскладывал вещи на крыше примыкающего ларька.