Многие мусульмане, находившиеся в окружении Османа, были суфиями, или мистиками. Не отдельной исламской сектой, а суннитскими или шиитскими спиритуалистами. Отмеченный отношениями мастера и ученика и церемониями посвящения, такими как препоясывание мечами, ислам в Анатолии часто приобретал суфийское измерение. Суфийские верования выражались в уникальных ритуалах, таких как кружение под музыку или повторение девяноста девяти имен Бога.
Суфии сохранили генеалогию учителей, связывающую основателя ордена с Али – двоюродным братом пророка Мухаммеда и мужем Фатимы, его дочери, – с которым Мухаммед, как сообщается, делился эзотерическими учениями. Они воздвигли гробницы для своих святых-основателей, и те стали местами паломничества, а рядом появились обители. Там суфии жили, молились и предлагали кров тем людям, чьи сердца были открыты благодаря экстатическому поклонению, животы были наполнены в суфийских столовых, а умы привлекали единомышленников. Многие верили в проповеди суфиев и их эклектичные верования и слушали рассказы об их моральной чистоте, перенесенных испытаниях и совершенных чудесах[34 - Hodgson, The Venture of Islam, 2:207, 211–214.].
Прежде чем идти дальше, нам нужно вернуться к религиозному происхождению суфиев. Суфизм был основой распространения, выражения и интерпретации ислама с самых ранних веков его существования. Он стал фундаментом османского понимания и практики религии. За пару поколений до Османа, в начале XIII в., мусульманин из Испании по имени Ибн Араби составил наиболее полный синтез суфийской мысли, перечислив индивидуальные пути к Богу[35 - Hodgson, The Venture of Islam, 2:239.]. После миграции на Ближний Восток Ибн Араби много путешествовал по Аравии, Сирии и Анатолии, развивая свои идеи.
Составляя практическое руководство по достижению духовного просветления, он определил этапы и термины, институционализированные в суфийских орденах, и предоставил план того, как стать суфием.
Ибн Араби представил четыре революционные концепции, касающиеся отношений людей с Богом, которые должны были оказать большое влияние на политическую и религиозную историю Османской империи. Концепция «полюсов вселенной» предполагает наличие четырех фигур, являющихся истинными заместителями Бога. Они представляют собой центр вселенной, зеркало Бога и стержень мира, правя через семь тайных заместителей и глав суфийских ассоциаций, видимых представителей Бога[36 - Данный параграф основан на данных: Claude Addas, Quest for the Red Sulphur: The Life of Ibn ‘Arabi, trans. Peter Kingsley (New York: Islamic Texts Society, 1993), 65–66, 98; Alexander D. Knysh, Ibn ‘Arabi in the Later Islamic Tradition: The Making of a Polemical Image in Medieval Islam (Albany: State University of New York Press, 1999), 13, 110; Hodgson, The Venture of Islam, 2:227–230, 239–241; and Michael Chodkiewicz, Seal of the Saints: Prophethood and Sainthood in the Doctrine of Ibn ‘Arabi, trans. Liadain Sherrard (Cambridge: The Islamic Texts Society, 1993).]. «Святые» – это те, кто близок к Богу; другими словами, его друзья.
Теория «единства бытия» или единства существования утверждает, что нет ничего, кроме Бога. Следовательно, все, что существует, является проявлением атрибутов Бога, девяноста девяти имен Бога. «Совершенный человек» – это суфийский святой, полностью знающий Бога, его духовная власть тотальна, но личность остается тайной. Подобные интригующие концепции об иерархии людей, управляющих вселенной, дали бы харизматичным суфиям возможность заявить о своих политико-религиозных притязаниях, в том числе на собственное мессианство, избавив от необходимости повиноваться султану – и разжечь революцию. На протяжении веков отдельные суфийские шейхи в османских землях убеждали последователей восстать против политических властей, утверждая, что Бог говорил с ними и поручил им как полюсам вселенной, установить справедливость в мире путем свержения деспотичной, незаконной османской династии[37 - Ahmet Yasar Ocak, ‘Kutb ve isyan: Osmanli Mehdici (Mesiyanik) hareketlerinin ideolojik arkaplani ?zerine bazi d?s?nceler’, Toplum ve Bilim 83, Osmanli: Muktedirler ve M?dunlar (Kis 1999–2000): 48–56.].
В то время как концепции Ибн Араби были потенциально мятежными, другой современный суфийский лидер, Мевлана («Наш учитель») Руми и его последователи стремились к любви к Богу, следуя примеру Мухаммеда в рамках суннитского ислама и права. Базирующийся в сельджукской Конье, на юге центральной Анатолии, Руми и его сторонники сосредоточились на внутреннем смысле и намерениях, стоящих за религиозными актами и ритуалами, а не на самих деяниях. Они ценили духовный опыт больше, чем просто книжные знания. Таким образом, суфийский орден мевлеви, созданный конформистским большинством его приверженцев, был относительно политически пассивным. Среди ее покровителей и членов были сельджукские султаны, которые предлагали королевское покровительство и защиту в обмен на духовные благословения[38 - Andrew Peacock, ‘Sufis and the Seljuk Court in Mongol Anatolia: Politics and Patronage in the Works of Jalal al-Din Rumi and Sultan Walad’, in The Seljuks of Anatolia: Court and Society in the Medieval Middle East, ed. A. C. S. Peacock and Sara Nur Yildiz (London: I.B. Tauris, 2012), 206–226.].
Некоторые из наиболее влиятельных мусульман в окружении Османа были суфиями другого типа, их называли девиантными дервишами за вопиющее нарушение социальных норм. В то время как идеи Руми призывали его последователей повиноваться правителям и закону, поклонники Хаджи Бекташа были преступными с точки зрения религии и политически подозрительными[39 - Мое понимание дервишей в этот период в значительной степени основано на информаци Ahmet T. Karamustafa, God’s Unruly Friends: Dervish Groups in the Islamic Middle Period, 1200–1550 (Salt Lake City: University of Utah Press, 1994).]. Полагая, что они преодолели эго и «умерли», дервиши, окружавшие Хаджи Бекташа, жили в абсолютной бедности, лишенные надлежащей пищи, крова или одежды. Отражая взгляды Ибн Араби на то, что Бог присутствует во всех созданиях и что они сами являются святыми, эти люди отказались соблюдать социальные и правовые нормы.
Хаджи Бекташ был современником Руми (и, как Ибн Араби, жил до Османа). Он тоже мигрировал в Анатолию из северо-восточного Ирана. Особенно популярный среди туркмен центральной Анатолии, Хаджи Бекташ и его последователи были соперниками Мевлеви. Руми осудил бекташей за то, что они не следовали пути Мухаммеда и исламскому закону[40 - Lewis, Rumi, 149–151.]. Хаджи Бекташ проследил свою духовную родословную до Бабы Ильяса-и Хорасани. Туркмен, самопровозглашенный посланник Бога из Хорасана, Хорасани объединил бедняков и кочевников, туркмен и курдов вместе с отклоняющимися от нормы дервишами в утопическом революционном движении, противостоящем сельджукскому высшему классу и ордену мевлеви[41 - Hodgson, The Venture of Islam, 2:498.]. После смерти Хорасани другие непокорные дервиши тайно продолжили его движение[42 - Encyclopaedia of Islam, THREE, s.v. ‘Baba Ilyas-i Horasani’, by Ahmet Yasar Ocak, first published online 2015, http://dx.doi.org/10.1163/1573-3912_ei3_COM_24265.].
Хаджи Бекташ утверждал, что получил Коран от Мухаммеда, научившего его буквальному толкованию, и Али, открывшего его тайный смысл[43 - Encyclopaedia of Islam, THREE, s.v. ‘Bektas, Haci’, by Thierry Zarcone, first published online 2012, http://dx.doi.org/10.1163/1573-3912_ei3_COM_24009.]. В святилище Хаджи Бекташа в названном в его честь городе в центральной Анатолии, в пятистах километрах к востоку от Сегюта, его объявили «святым» или «другом Бога», который также является реинкарнацией Али.
Хаджи Бекташ якобы творил чудеса: исцелял больных и бесплодных, умножал количество пищи, воскрешал мертвых и умел принимать облик животных или птиц.
По словам его последователей, Хаджи Бекташ соблюдал целибат, однако его ученица Кадынджик Ана родила троих сыновей после того, как забеременела, выпив использованную им воду для омовения[44 - Vel?yetn?me, ed. H. Duran, Ankara, 2007, 282–290 (fols. 58a–60a), cited in Zeynep Y?rekli, Architecture and Hagiography in the Ottoman Empire: The Politics of Bektashi Shrines in the Classical Age (London: Routledge, 2012), 32.]. Говорят, что он улетел из Хорасана в Анатолию, приняв облик голубя. Он обратил многих людей в ислам, сделав их своими учениками, а сам жил как аскет и часто удалялся в пещеры и горы на сорокадневные периоды уединения, прежде чем навсегда поселиться в келье, которая стала его приютом дервиша и мавзолеем. Гробница с характерным куполом, состоящим из пирамидальной крыши, построенной на восьмиугольном основании, была построена монгольской принцессой и украшена греческими мастерами в конце XIII – начале XIV вв[45 - Y?rekli, Architecture and Hagiography in the Ottoman Empire, 107.].
Бекташи и многочисленные группы дервишей-девиантов, с именами которых мы будем сталкиваться снова и снова – абдалы, хайдари, календери и торлаксы, – сочетали аскетизм с анархией. Они отошли от общества, но продолжили насмехаться над социальными обычаями. Возникнув одновременно с нищенствующими орденами францисканцев и доминиканцев в Западной Европе, они практиковали аскетизм через попрошайничество, бездомность и скитания, временно поселяясь в пустыне или на кладбищах, отказываясь работать, отвергая брак и продолжение рода, культивируя плохое здоровье, в том числе путем членовредительства. Последние практики были проявлениями философии пренебрежения человеческим телом и умерщвления эго перед смертью и возвращением к Богу.
Девиантные дервиши намеренно практиковали отвратительное поведение, чтобы полностью открыто отречься от общества и социальных норм. Они были не отшельниками, а скорее нонконформистами, стремившимися шокировать своих метафорических родителей – других суфиев. Девиантные дервиши привлекали мужчин, которые порвали свои социальные связи: подростков, конфликтовавших с родителями; студентов, недовольных своими учителями; кавалеристов, нежелавших подчиняться командирам; молодежь высшего класса, выпавшую из общества, и молодых отпрысков уважаемых суфиев, военачальников, элиты, правителей и членов королевской семьи, восставших против своих отцов.
Дервиши-нигилисты отказались молиться и поститься, – тогда как молитва и пост являются двумя обязательными практиками, общими для суннитского и шиитского ислама, – и выполнять какие-либо другие религиозные обязательства.
Они ходили босиком и совершенно голыми или с несколькими листьями, прикрывавшими их интимные части, символизируя фиговый лист Адама. Некоторые носили набедренные повязки или шерстяные мешки, меха или шкуры животных. В нарушение мусульманской мужской практики, согласно которой отсутствие волос на лице ассоциировалась с отсутствием чести и статуса, некоторые сбривали волосы, брови, бороду и усы. Гладкое лицо, утверждали они, символизировало их готовность открыто встретиться лицом к лицу с божественным. Наряду со своими диковинными нарядами они вызывающе украшали тела: носили железные кольца, металлические серьги, ошейники, браслеты на руках и ногах, пирсинг на гениталиях.
Особенно возмутительными были те, кто распахивал плащи, демонстрируя железные кольца на их проколотых пенисах. Некоторые щеголяли татуировками с изображением меча Али, имени Али или змей. У них были странные атрибуты: топоры, дубинки, кости и рога. Все группы часто пребывали в состоянии алкогольного опьянения и кричали. Дервиши, пьющие вино, также проявляли эту экстатическую склонность. Как и другие суфии, они наслаждались музыкой и танцами, но доходили в этом до крайности. Они прославились своими большими общественными собраниями, где играли на тамбуринах, барабанах и рожках, громко пели и экстатично танцевали во славу Бога. Некоторые включали в свою свиту молодых мальчиков-танцоров. В ту эпоху в Анатолии также была хорошо известна группа странствующих женщин-суфиек, называемых Сестрами Рума.
Тюркских вождей, таких как Осман, для обеспечения популярности правления которого и распространения ислама в его владениях суфии имели решающее значение, нельзя назвать узколобыми. Их экуменическое понимание того, кто такой мусульманин, включало совершенных людей, полюса вселенной, святых и мессий, которые принимали облик животных и летали как птицы. Успех Османа частично основывался на его способности привлечь различные исламские группы на свою сторону, не пытаясь примирить их разногласия, не говоря уже о том, чтобы судить, были ли они «истинными» мусульманами или нет.
Завоевание и божественная милость
Самые первые османские хронисты связывали султанский дом с суфиями – как с конформистскими орденами, так и с орденами девиантных дервишей. Даже духовная биография Хаджи Бекташа утверждает, что дервиш объявил о том, что Божья санкция будет снята с сельджуков и передана Эртугрулу, отцу Османа[46 - Vil?yet-n?me: Man?kib-i H?nk?r Haci Bekt?s-i Vel?, ed. Abd?lbaki G?lpinarli (Istanbul, 1958), 71–75, cited in Cemal Kafadar, Between Two Worlds: The Construction of the Ottoman State (Berkeley: University of California Press, 1995), 30.].
Последователи Хаджи Бекташа верили, что из-за близости к Богу он обладает силой ходатайствовать о передаче светской власти.
Спустя полтора столетия после его смерти последователи Османа рассказали политически полезную историю о том, что Осман провел одну ночь в доме шейха Эдебали, суфия, связанного с радикальными течениями туркменского мистицизма. Шейх был учеником воинствующего проповедника Хорасани, который от имени туркменских кочевников возглавил суфийское восстание в Анатолии против сельджуков, аристократии и городских суфийских орденов. Связь, установившаяся между Османом и шейхом, однако, была больше в духе мевлеви, чем бекташами, поскольку Осман был символически «оплодотворен» святым человеком. Когда он спал, Осман увидел во сне, что луна поднялась из груди шейха Эдебали и погрузилась в его собственную. Затем из пупка Османа выросло дерево, тень которого накрыла весь мир с горами и текущими из них ручьями.
Люди пили воду из этих ручьев, использовали их для полива садов и строили проточные фонтаны[47 - Asikpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 6.]. Проснувшись, Осман рассказал свой сон шейху. Тот ответил: «Осман, сын мой! Власть была дарована тебе и твоим потомкам» и отдал свою дочь Малхун в жены Осману.
В этом сне будущий успех Османа был предсказан суфийским шейхом, с семьей которого ему предстояло породниться. В дополнение к исламским суфийским атрибутам его сон содержит монгольские шаманские природные элементы: горы, тенистые деревья и текущие ручьи[48 - The Book of Dede Korkut, trans. Geoffrey Lewis (New York: Penguin, 1972), 40–41.]. Бог якобы благоволил османам, о чем свидетельствует толкование сна Османа святым человеком. Но эта мечта не принадлежала скотоводу XIII в., а отражала перспективу оседлого общества бывших кочевников-земледельцев XV в. Сочиненный более поздним хронистом Ашык Паша заде (ум. 1484 г.), сон предсказал переход османов от кочевничества к оседлой империи после Османа[49 - Lindner, Nomads and Ottomans in Medieval Anatolia, 37–38.].
«Священная война» и обращение в ислам
Османские хронисты XV в. вспоминали свои и предшествующие столетия как эпоху «священной войны» между христианами и мусульманами. Старейшее из дошедших до нас повествований об Османской династии, «История королей Османской династии и их борьбы с неверными», датируемая началом XV в., изображает ранних османских правителей как гази (святых воинов, моджахедов), сражающихся с неверными[50 - Kemal Silay, ‘Introduction’, in Tac’d-Din Ibrahim Bin Hizir Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage and Their Holy Raids [Ghaza] Against the Infidels, trans. Kemal Silay, ed. Sinasi Tekin and G?n?l Alpay Tekin (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2004), vii – xix.]. Авторское видение династии ясно: в отличие от монголов, угнетавших людей, Османская империя лишь вела газават (священную войну, джихад) против неверных[51 - Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 1; Quoted in Pаl Fodor, ‘Ahmedi’s Dasitan as a Source of Early Ottoman History’, Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hung. XXXVIII, no. 1–2 (1984): 41–54, here 47.]. Чувство справедливости автора оправдывает геноцид: османы и их воины уничтожали всех до единого вражеских мужчин и мальчиков и порабощали всех женщин и девочек.
Поучителен отрывок из этой первой хроники, посвященной османам. Сельджукский султан послал несколько человек на запад «убить [христианина] неверного». Но поскольку монголы нападали на сельджукские владения на востоке, султан отступил в Конью, оставив Эртугрула продолжать битву с христианами[52 - Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 3–4.]. Когда Эртугрул скончался в середине или конце XIII в., его сын Осман продолжал, как и прежде, воевать против неверных[53 - Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 4.], послав своих солдат во все стороны. Воин гази, владеющий мечом, упоминается как «инструмент истинной религии [ислама]», который служит Богу, «очищая эту землю от грязи многобожия [христианства]».
В то время как «газават» обозначал священную войну против неверных-христиан, а «гази» означало «святой воин», та же самая «История королей Османской династии и их борьбы с неверными» рисовала гораздо более сложный мир, чем просто разделенный расколом на христиан и мусульман.
Газават также использовался для описания войны против тех самых туркменских мусульманских князей, которые обычно называли себя гази, сражающимися с неверными во имя Бога[54 - Kafadar, Between Two Worlds, 76–78.]. Гази сражался против гази, тюркский мусульманин убивал тюркского мусульманина. Любой, кто оказался на постоянно расширявшемся пути Османа на запад в северо-западной Анатолии – независимо от религии или этнического происхождения – был не на той стороне и заслуживал карательного похода. Осман часто воевал против некоторых из других почти двух десятков туркменских мусульманских княжеств в Анатолии – особенно против гермиян, базировавшихся в Кютахье, примерно в ста километрах к югу от Сёгюта, – и против византийцев. Кроме того, он сражался с татарами и турко-монголами, которые тогда, вероятно, были буддистами.
В то же время, отношения Османа с греческим воителем и другом по имени Безбородый Михаил, местным князем или правителем, были лучше, чем с туркменом-мусульманином из гермиян и даже с членами его собственной семьи. Осман пустил стрелу в своего дядю Дюндара, убив родственника, которого некоторые хотели сделать лидером, когда Эртугрул скончался[55 - Mehmed Nesri, Kitab-i cihan-n?ma, Nesri tarihi, ed. Faik Resat Unat and Mehmed K?ymen (Ankara: T?rk Tarih Kurumu, 1949), 78–79 and 92–95.]. Безбородый Михаил, описанный османским хронистом как «очень близкий друг» Османа, оставался христианином, сражаясь вместе с Османом в течение полутора десятилетий, прежде чем принять ислам в 1304 г.[56 - Asikpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 11, 12, 23–25.]
В течение этого времени, куда бы Осман ни отправлялся, его всегда сопровождал Безбородый Михаил. Большинство слуг Османа также были христианами.
В случае с Безбородым Михаилом термин «гази» обозначал воина, сражавшегося на границе на стороне Османа – куда входили как единоверцы, так и представители других религий, – против конкретного врага, который мог принадлежать к другой религии, но чаще всего был единоверцем[57 - Kafadar, Between Two Worlds, 85.]. Византийские пограничные войска были очень похожи на своих туркменских коллег, и тоже вступали в союз с мусульманами и воевали против них. Таким образом, в газавате не было священной войны – за исключением тех случаев, когда она была. И гази не были святыми воинами – за исключением тех случаев, когда они ими были. Только более поздние хронисты представили их бесспорно святыми мусульманскими воинами, сражавшимися против христиан на Божьем пути.
В XIV и XV вв. христиане, в том числе турки-христиане, также служили, не переходя в ислам, на важных административных и военных должностях в качестве воинов, кавалеристов, землевладельцев, вспомогательных служб и сил безопасности деревень[58 - Halil Inalcik, ‘Timariotes chrеtiens en Albanie au XV si?cle d’apr?s un registre de timars Ottoman’, Mitteilungen des ?sterreichischen Staatsarchivs 4 (1952): 118–138; Halil Inalcik, ‘Stefan Dusan’dan Osmanli Imparatorluguna: XV. asirda Rumeli’de hiristiyan sipahiler ve menseleri’, in Mеlanges Fuad K?pr?l? (Ankara: Dil ve Tarih Cografya Fak?ltesi, 1953): (1954): 104–129; Ahmet Yasar Ocak, ‘Social, Cultural and Intellectual Life, 1071–1453’, in The Cambridge History of Turkey, vol. 1, Byzantium to Turkey, 1071–1453, ed. Kate Fleet (Cambridge: Cambridge University Press, 2009), 353–422, here 364.]. Во многих местах христиане составляли большинство в османских военных подразделениях.
В ту раннюю эпоху имели значение способности и преданность, а не религия. Группа гази Османа хорошо иллюстрирует бессмертные строки Уильяма Шекспира из пьесы «Генрих V»: «О нас, о горсточке счастливцев, братьев. / Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, / Мне станет братом»[59 - Уильям Шекспир. Генрих V, действия 4, сцена 3.]. Первые османы были связанными узами личной преданности воинами-мигрантами, которые совершали набеги на соседние общины. Со временем те, кто возглавлял и боролся за эту все более оседлую конфедерацию, должны были стать мусульманами, и первостепенной ценностью этого конгломерата стал бы ислам. Именно по этой причине хроники, написанные 100–200 лет спустя, ретроспективно подчеркивают, что они были святыми воинами ислама.
Осман обрел легитимность путем завоевания, через газават.
В самых ранних рассказах об османах, включая первые хроники, составленные в конце XV в. и начале XVI в., Осман завоевывал христианские замки и территории, предавал всех мужчин и мальчиков мечу и обращался с женщинами и девочками как с пленницами. Он отдал их дома иммигрировавшим туркоманам и приказал превратить их церкви в мечети.
Его правление было основано на монгольском и суннитском исламском прецеденте. Монголы продемонстрировали, что сильный всегда прав, и что политическая легитимность в обществе с мусульманским большинством проистекает только из силы. Это не следовало из религиозных принципов, таких как преемственность. Она была шиитской интерпретацией, признававшей лидером только потомков Али. Напротив, начиная с монголов, любой правитель общества с мусульманским большинством мог требовать подчинения подданных просто потому, что он находился у власти, даже если эта власть была получена силой. Осман стал лидером не потому, что принадлежал к королевскому роду или был потомком Мухаммеда. Наиболее достоверно то, что его легитимность основывалась на завоевании.
Осман и его отряд конных лучников совершили набег, чтобы захватить пленников и добычу: «Некоторые брали золото и серебро, некоторые – лошадей; некоторые брали девушек по своему выбору»[60 - Asikpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 13.]. Осман раздавал трофеи – добычу, пленных женщин и детей, деревни и поместья – своим гази, привлекая к себе все больше воинов. У него и его сторонников не было навыков завоевания крупных византийских крепостей, таких как Изник и Бурса (последняя находилась в 120 километрах к западу от Сегюта). Осман и его люди завоевали небольшие византийские замки в радиусе 80 километров к западу или северо-западу, включая Инегёль, чей греческий правитель преследовал Османа во время его сезонной миграции на летние и зимние пастбища[61 - Asikpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 4–5.].
Осман также прибегал к различным уловкам. Чтобы захватить замок Биледжик, он притворился, что дружит с его греческим правителем. Приглашенный на свадьбу христианина, он спрятал воинов среди свадебных подарков – вязаных ковров, рулонов тканей и овец, присланных с вереницами волов. Другие гази были переодеты женщинами и натянули чадры на усы.
Хотя этот обман не был таким впечатляющим, как гигантский деревянный Троянский конь, он позволил Осману и его людям захватить Биледжик врасплох и обезглавить его подвыпившего правителя. Они похитили христианскую принцессу-невесту Аспорчу, и Осман выдал ее замуж за своего маленького сына Орхана[62 - Asikpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 15–17; Leslie Peirce, The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire (Oxford: Oxford University Press, 1993), 34–35.].
После более чем тридцатилетних набегов силы Османа в конце концов стали эффективны при осадах крупных городов: воины контролировали сельскую округу, заставляя врага голодать, чтобы он подчинился[63 - Imber, The Ottoman Empire, 1300–1650, 254–255.]. В 1326 г., после смерти Османа, Безбородый Михаил и Орхан (правил в 1324–1362 гг.) завоевали великую византийскую цитадель Бурсу, которая осталась в истории как первая османская резиденция династии. Чеканя там монеты от своего имени, Орхан стремился продемонстрировать, что османы наконец-то избавились от всех следов вассалитета Ильханидам[64 - Caroline Finkel, Osman’s Dream: The History of the Ottoman Empire (London: John Murray, 2005), 7.]. И все же, как и его отец, чей труп Орхан выкопал в Сегюте и перезахоронил в Бурсе, он все еще платил дань монголам – в его случае, по крайней мере, до 1350 г.[65 - Tezcan, ‘The Memory of the Mongols’, 28.] Завоевание Бурсы было большой неожиданностью для гази, получивших «много серебра и золота», рабов и прислугу[66 - Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 6.]. Орхан раздал добычу своим гази, которые стали очень богатыми.
По словам арабского путешественника Ибн Баттуты, Бурса была «великим городом с прекрасными базарами и широкими улицами, окруженным фруктовыми садами и бегущими источниками». Орхан представил посетителям свою жену, упомянув культуру их центральноазиатских предков, а сам был «величайшим из королей туркмен и самым богатым по землям и военным силам»[67 - Цитаты из этого параграфа из The Adventures of Ibn Battuta, 151–152.]. Он владел почти сотней крепостей, посвящая большую часть времени приобретению новых. Говорили, что он ни в одном городе никогда не оставался больше, чем на месяц, постоянно сражаясь. Он выгодно отличался от своих конкурентов-туркоманов: принц Балыкесира, по слухам, был «никчемным человеком», а его жители – «ни на что не годными», они даже не потрудились построить крышу для новой мечети. Орхан, напротив, построил первое османское исламское медресе в разрушенном и почти заброшенном Изнике в 1331 г., когда оставшиеся византийские защитники этого города наконец сдались после двухлетней осады.
Даже если Изник был в значительной степени необитаем в результате военных действий, османы вскоре обнаружили, что правят многочисленным греческим населением. Как греки относились к ним и их завоеваниям? Архиепископ византийских Фессалоник (современная Салоника, или Салоники, Греция) Григорий Палама попал в плен к османам в 1355 г., когда его корабль был захвачен близ Галлиполи. Богослова и мистика посмертно причислили Греческой православной церковью к лику святых. Называя мусульман «варварами» и «неверными», он писал после своего пленения, что османы жили «луками и мечами, радуясь порабощению, убийствам, набегам, грабежам, распутству, прелюбодеянию, содомии». И они не только практиковали это, но (о ужас!) думали, что Бог одобряет их[68 - G. Georgiades Arnakis, ‘Gregory Palamas Among the Turks and Documents of His Captivity as Historical Sources’, Speculum: A Journal of Mediaeval Studies 26, no. 1 (January 1951): 104–118, here 106.]. Он участвовал в напряженных теологических дебатах при дворе Орхана в Бурсе и других местах с суфиями, но был избит одним из них. Во время другого горячего спора с имамом христиане попросили Паламу замолчать, чтобы не провоцировать растущий гнев мусульман.
В некоторых городах греки стремились узнать, почему Бог покинул их. Палама видел церкви, превращенные в мечети, и большое количество греков, от отчаяния принявших ислам. Но в других местах он встречал греков, служивших османам, и многочисленное процветающее греческое население, к которому новые правители относились терпимо. Врач Орхана был греком, и правитель проявлял интерес к мусульманско-христианским теологическим дебатам. Мусульмане, с которыми столкнулся Палама, спросили его, почему он не верит в их Пророка (Мухаммеда), тогда как они верили в Иисуса[69 - Arnakis, ‘Gregory Palamas Among the Turks’, 108.].
Вместо того чтобы быть примером «религиозного синкретизма», примиряющего Иисуса с Мухаммедом, это была тактика прозелитизма. Для христиан Иисус – не пророк, а мессия. Именно мессианизм отличает христианство от других религий. Принятие Мухаммеда как пророка делает человека мусульманином. Этот принцип отличает ислам от других религий. Палама отметил, что ревностные суфии, прикрепленные к двору Орхана, распространяли ислам среди покоренных греков.
От Османа до Орхана
Когда Осман умер в 1324 г., его сын Орхан с последователями якобы обнаружили, что он владел всего лишь имуществом простого кочевого скотовода[70 - Asikpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 36.]. Они насчитали один кафтан, один доспех и один столовый набор, содержащий солонку и подставку для ложек. Турки ели рагу, приготовленное из пшена и мяса, нарезанного небольшими кусочками, и запивали простоквашей из кобыльего молока, как монголы. Мы знаем, что Осман владел одной парой высоких сапог, несколькими табунами лошадей, несколькими стадами овец и несколькими парами седельных попон. У него не было ни книг, ни предметов роскоши, ни серебра, ни золота, ни религиозных атрибутов, включая молитвенные коврики.
Османские хронисты идеализировали простоту Османа и его кочевой образ жизни. Но на самом деле Сегют, где, как позже утверждали османы, отец Османа Эртогрул впервые поселился и сражался против христиан, был пограничной зоной в северо-западной Анатолии, расположенной на краю центрального плато. Гораздо более богатые сельскохозяйственные угодья и городские поселения на севере и северо-западе Османы включали более зеленые пастбища. Это привлекло османов, и привело к быстрому заселению этих территорий вскоре после смерти Османа[71 - Lindner, Explorations in Ottoman Prehistory, 35–56.].
При подсчете имущества преемники Османа также учитывали завоеванные им земли, которые представляли собой наиболее значительное наследие, которое он завещал им и своему непосредственному преемнику Орхану[72 - Asikpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 36.]. Союз воинов Османа был единственным туркменским мусульманским княжеством в западной Анатолии, которое в последующие столетия станет мировой державой. Каждое королевство от Англии до Китая узнало имя этой династии, боялось или уважало ее. Чему она обязана своим успехом?
2