Убить журналиста

– Логика у меня нормальная, – обиделся гость столицы. – Я ведь не просто так спрашивал, кто он такой, а для того, чтобы узнать, где расположен «тупик Чубайса». Если он художник, то я открываю белый блокнот, если музыкант – серый, а если писатель, то красный.

– Чубайс и его четыре подельника Максим Бойко, Александр Казаков, Альфред Кох, Пётр Мостовой в конце 1997 года получили авансом по 90 тыс. долларов каждый от издательской фирмы за ещё не написанную книгу «История российской приватизации», – сообщила водителю Самойлова.

– Это ж какие деньги платят писателям!? – изумился таксист, умножая вслух гонорары соавторов «Истории приватизации» на цифру пять. – 450 тысяч долларов получилось. Да я за свою жизнь столько денег не заработаю.

– Какой он писатель? – возмутился Маркус Крыми. – Самый обыкновенный жу…

Но произнести слово до конца не смог из-за приступа кашля.

«И чего это на меня кашель напал? – мысленно удивился писатель. – Может, аллергия на Чубайса и его подельников?».

«Это не аллергия, – успокоил его внутренний голос. – Просто Вера даты перепутала. Она рассказала о том, что будет в девяносто седьмом году, а до этого года доживут не все из тех, кто едет в этой машине».

После этих слов кашель тут же исчез. Пассажир посмотрел на тюбетейку московского таксиста.

– Ты напрасно его оскорбить хотел, – как ни в чем не бывало, продолжил водитель. – Чубайс очень большой писатель, раз получил такие большие деньги за еще не написанную книгу. И теперь я знаю, где искать этот тупик Чубайса. Он в красном блокноте. Там у меня все улицы и памятники писателям есть. Открываю слова на букву «Че» – Чехов, Чаадаев, Чуковский. А вот вашего Чубайса тут нет. И что будем делать?

– Дописывать в блокнот, – улыбнулась Вера. Ей нравилось подкалывать малограмотного шофера из Узбекистана.

– Дописать-то можно, только вначале его найти нужно. Вот сейчас бабку на остановке спрошу про этого Чубайса, она старая, должна знать, где эта улица, где этот дом.

Водитель остановил такси, подошел к женщине и что-то долго ей говорил, размахивая руками. А когда вернулся, сообщил, что тупик Чубайса находится сразу за светофором.

– Бабка его совсем не любит, – покачал головой водитель. – Просто бешенный стал, как фамилию Чубайс услышал. А мне такие, как Чубайс, наоборот, нравятся.

– Чем они нравятся? – спросила Вера. Теперь она следила не за тем, о чем говорил водитель, а за его странным акцентом, который то появлялся, то внезапно исчезал.

– Один удар сделал, и всё, в дамках, – погладил себя по животу водитель. – Только у меня пока так не получается. Все, что ни делаю, – мимо кассы.

Вскоре водитель затормозил у первого подъезда тринадцатого дома.

– Гарик, я могу помочь тебе, – предложила Вера. Она держала Барского за руку и, не мигая, смотрела ему в глаза. С Гариком Вера знакома была еще с тех пор, когда он учился в медицинском училище и подрабатывал санитаром в Казантипской психбольнице, а аспирантка Самойлова лечила там больных при помощи гипноза и внушения наяву. С тех пор прошло много лет. 18-летний мальчик возмужал, повзрослел и стал писателем. Свои детективы он подписывал псевдонимом Маркус Крыми.

– Ты меня, что, опять гипнотизируешь? – недовольно спросил Барский.

– Нет. Просто я хотела помочь. У тебя, наверное, много вещей, – смутилась женщина, отводя в сторону глаза.

– Я сам все соберу. Мне помощницы в этом деле не нужны, – резко мотнув головой, произнес Барский. Но тут же, сменив тон, продолжил:

– Я быстро. Одна нога здесь, другая там.

– Ты рукопись «Пятой колонны» не забудь, чтоб не возвращаться потом, – напомнила женщина.

– Не забуду.

– А вы, что, тоже писатель, как Чубайс? – пристально посмотрев на Гарика, спросил водитель.

– Писатель, – улыбнулся Барский. – Можешь называть меня Чубайсом. Я ж в его доме живу.

Покинув такси, Гарик направился к подъезду. Под ударами ветра старый дом стонал и скрипел, как древний старик, доживающий свои последние дни на этом свете. Лампочки над входной дверью не было. Ее вырвали вместе с плафоном местные алкаши. Темно было и в подъезде. Гарик поднялся на третий этаж. В этот момент из-за тучи вышла полная луна, заливая мертвым светом старый дом и заросший кустарником двор. Сквозь разбитое окно лунный свет проник в подъезд, осветив исписанные краской стены и обшарпанную деревянную дверь. Гарик быстро провернул ключ в замке. Дверь, жалобно скрипнув, впустила постояльца внутрь. Барский включил свет и осмотрелся по сторонам. В полупустой комнате центральное место занимал старинный дубовый письменный стол с пишущей машинкой «Москва». Там же лежали две картонные папки, исписанные листы бумаги и карточки с именами героев очередного детектива. Гарик открыл картонную папку, пересмотрел собранные в ней фотографии.

– Вроде бы все на месте, – чуть слышно пробормотал Барский.

На фото Гарик был запечатлен со своими бывшими подругами и друзьями из Казантипа, Приморска и таежного поселка «Геолог». Их было немного. Барский не любил фотографироваться, а тем более кому-либо показывать свои фото.

«А на этих фото ни Веры, ни Алисы нет, – подумал он. – И откуда Вера узнала, что будет в 1997 году? А может, она и правда ведьма-предсказательница?».

На сбор вещей и документов ушло минут пять. Рукописи и папку с фотографиями Гарик уложил на дно рюкзака. На папки поставил спрятанную в футляр пишущую машинку «Москва». Весила она четыре килограмма, но в рюкзаке занимала много места. Сверху он бросил несколько рубашек, зубную пасту и электробритву. Застегнув рюкзак, Барский направился в прихожую, но потом вернулся и присел на диван.

– А ведь Вера меня предала, – пробормотал Барский. – Сначала втянула в эту историю с грантоедами, а теперь обещает познакомить с героиней романа «Пятая колонна».

Гарик подошел к окну, посмотрел на стоящую у подъезда легковую машину с «шашечками».

– Ядвиге для ее грязных дел не нужен малоизвестный писатель. Она потребует уничтожить «Пятую колонну», я ей нужен для того, чтобы навсегда забыл эту тему. А если откажусь, то будет второй Казантип со стрельбой из пистолета или очередная встреча с сумасшедшим врачом-психиатром, потому что мой роман напомнил ей о зеркале. Ядвига ненавидит свое отражение. Зеркало каждое утро говорит ей о том, что она уродина.

Гарик достал из рюкзака сигареты, закурил, не зная, что ему делать дальше. Тем временем луна скрылась за тучами, погрузив деревья и стоящие внизу машины в черную пустоту.

«Какой-то „черный квадрат“ Малевича. А что будет, если я соглашусь играть по их правилам? Уничтожу рукопись и за это получу грант от посольства США. После чего мне придется вместе с Верой создавать тоталитарные секты, готовить военный переворот на Окраине, зомбировать толпу? Нет, такой футбол нам не нужен!», – мысленно повторил любимую фразу директора издательства «Ваш детектив» Алексея Македонского Барский.

Через минуту, приняв решение, Гарик, забросил на плечо рюкзак, бесшумно открыл входную дверь и по-кошачьи, тихо, стал подниматься наверх. На пятом этаже давно не мытая лестница вела на чердак. Ржавый железный люк был замотан тонким телефонным проводом. Закрывать на замок выход на чердак никому не приходило в голову. Гарик вытащил из кармана рюкзака охотничий нож, перерезал провод и оказался на заваленном мусором чердаке. Здесь хозяйничали крысы. Услышав шаги, они разбежались по норам. Крыс Барский не видел, но чувствовал, что они где-то рядом. Вслед за писателем по стенам и потолку ползла его причудливая черная тень.

– Подходящее место для фильма ужасов, – пробормотал он, не выпуская из рук нож. – Сюда бы еще стаю летучих мышей и мрачную сову со стеклянным глазом.

Через несколько минут Барский добрался до крайнего окна, подтянувшись на руках, он вылез на крышу и осмотрелся по сторонам. Внизу, у подъезда, стояло такси с работающим мотором. Гарик сунул нож в карман рюкзака и, разогнавшись, прыгнул на соседнюю крышу. Его прыжок оказался не совсем удачным. Он приземлился в пяти сантиметрах от края крыши на каменное ограждение, повредив голеностоп.

– Не фига себе?– с ужасом посмотрел с крыши многоэтажки на асфальтовую дорожку Барский. – Каких-то пять сантиметров, и летел бы черным лебедем двадцать метров вниз. Потом менты признали бы меня самоубийцей из-за того, что от меня сбежала жена. А как еще объяснить этот прыжок? Ну, не придет же никому в голову абсурдная мысль о том, что я по крыше среди ночи бежал от своей бывшей любовницы.

«Придёт, еще как придёт, – неожиданно услышал Барский мужской голос в своей голове. – И не бойся меня, я не глюк, я твое второе «Я».

– А я и не боюсь, чего мне тебя бояться, – ответил Гарик.

«Ты сегодня крупно лоханулся, – продолжил голос. – Об этой квартире никто не знал. Ее снимал какой-то старик с седой бородой. Хромой, старый и никому не нужный. Ты же у нас лицедей, любишь изображать других людей не только в книгах, но и в жизни. У тебя и сейчас в рюкзаке лежит парик».

– Ну и что?! – отмахнулся от мужика Барский. – У каждого свои недостатки.

«Актер, натуральный актер, – с издевкой произнес голос. – Только все твои переодевания и парики пошли коту под хвост. Фамилия в паспорте у старика была Фролов, а не Барский. Ты мог бы не привозить сюда Веру, потому что об этой квартире никто не знал».

– Точно, – продолжил странный разговор Гарик. – Об этой квартире никто не знал.

«Тогда возникает в твоей пустой голове вопрос: зачем ты привел сюда Самойлову? Может, ты хотел полюбить ее, как тогда, в молодости, а потом струсил? Одно дело любить молодую, никем не тронутую аспирантку, и совсем другое – страстную сорокалетнюю даму. Скажи правду, испугался?».

– Ей лет тридцать, тридцать пять, – механически возразил Гарик.

«Пусть будет тридцать, – быстро согласился голос. – Это ничего не меняет. Ей нужен молодой, сильный мужик, от которого она бы сходила с ума каждую ночь, а ты на такие подвиги уже не способен. От тебя собственная жена сбежала к Старкову».

– Никуда она не сбегала! Старков насильно удерживал Ирину в ЗАГСе. Если б я не опоздал, то ничего бы не случилось.

«Блажен, кто верует, – расхохотался голос. – Я только одно не пойму, если ты не боишься сорокалетних дам, то почему бежишь от Веры? Она говорит, что воспитывает твоих детей. А может, ты ее считаешь ведьмой?».